Бег в золотом тумане - Руслан Белов

Мы дружно чокнулись, выпили и налетели на прекраснейшее кулинарное творение Бабека.

— Молодец, Черный! Хороший тост, хотя и общеизвестный! Главное, — краткий… Не вся водка в кружке высохла! А я уж, грешным делом, когда ты слова попросил, расстроился. Подумал, что в холодном виде всё кушать придётся! — Набивая рот, сказал Сергей.

— Ну, братцы, такого плова я не ел давно! Поддержал его Зубков.

— А где сам повар?

— Он с этими двумя симпатичными иранками прогуляться пошел, — ехидно ответил Юрка, кивнув в сторону небольшой рощицы, зеленевшей в верховьях долины.

— Не скоро, наверное, придет. Черный обещал после ужина Фатиму отдать Суворову. Так вот — этот шустрик смылся, чтобы "тело" застолбить

— Да ты что? — поперхнувшись, воскликнул я. — Гладиатор! Спартак! Будет теперь в Захедане на моей королевской постели с Фатимой валяться, а потом в мраморной ванной обмываться! Ну, Бабек! И что, сразу с двумя пошел? У меня камень с души упал! Я все думал, что с этими бабами делать, а Бабек, оказывается, знает!

Услышав мои слова, Лейла больно ткнула кулачком мне в бок. А Федя опять налил всем коньячного спирта, но я, сославшись на головную боль, отказался.

Ребята удивились, но уговаривать не стали. Житник сказал что-то Наташе на ухо по поводу моего отказа и предложил тост за прекрасных амазонок. Все выпили, и опять принялись за плов.

Когда на блюдах образовались обширные проплешины, на дастархане опять появился армянский коньяк. Я взмолился, и Лейла разрешила мне выпить, показав большим и указательным пальчиком дозволяемое количество. Но я налил себе вдвое больше, потому что плов выпивку любит.

В момент моей расправы с аппетитной косточкой, из надвинувшейся уже темноты вынырнул Бабек. Справа к нему прижималась Фатима, слева — ее сестра.

— Руслан, идем сторона, разговор есть, — негромко позвал меня новоявленный сладострастник. Я нетвердо встал, размял затекшие ноги и подошел к ним. Отведя меня в сторону, Бабек начал сбивчиво говорить:

— Руслан, я Фатима и Фарида жена взять хочу… Они хороший женщина. Фатима злой был, но теперь она очень хороший, симпатичный стал. Ты ее не бойся теперь, я сказал, что ты — мой лучший друг. Она всегда хороший был! Просто у нее никогда не был хороший настоящий мужчина. Все женщина болшой любит! У меня он хороший…

Она меня любит теперь и никто ей не нада. Пусть никто их не трогает! Они мои жена!

— Как, сразу две? — проговорил я невпопад, не зная, как реагировать на желание таджика. Одно дело в кусты двоих вести, другое — под венец. Но неожиданно меня разобрал нервный мелкий смех и я, не в силах устоять, опустился на землю.

— Почему смеешься? Шариат мне разрешает. Я три жена могу иметь!

— Я рад, дорогой! Искренне рад! Бери, наслаждайся.

Послушай, — меня уже трясло от хохота, — если Лейла — жена мне, то ты теперь мне тесть! Я тебя теперь по русским обычаям отцом называть должен! Ну, батя, удивил! Давай, поцелуемся! По-родственному! И пошли, выпьем за это.

— Братцы! У меня тесть объявился! — Вернувшись к костру, закричал я товарищам.

— Давайте выпьем за Бабека с мощным… Неожиданно меня толкнули в спину. Я хотел, было, вспылить, но замолк, решив, что за эту экзекуцию я непременно выторгую у Лейлы компенсацию в количестве пятидесяти граммов. Подмигнув Феде, я потянулся к плову. Тот налил всем понемногу и предложил тост за жениха и его невест.

— Я всех на свадьба приглашаю! — сказал Бабек, когда мы выпили. — Через месяц играть будем.

— В Нагзе будешь жениться? — усмехнувшись, спросил его Сергей.

— Канешна! Теперь я там хозяин буду! Все приезжайте, "Волга" к вам посылаю. Лучший музыкант будет!

Ночь была теплой и безветренной. Чернота неба растворилась в ярком блеске бесчисленных звезд. Их невероятная близость время от времени заставляла то одного, то другого в изумлении вскидывать головы. Особенно часто это делал Федя…

Когда плов кончился, компания наша распалась. Первыми ее покинули Юрка с Наташей. Они решили пройтись вниз по долине.

— Прогуляемся, да и за тропой присмотрим, — доложил Житник и с иронией поглядел в сторону Кивелиди. Себя он явно считал победителем, а Серого — проигравшим третьим и не мог скрыть надменной улыбки лжесупермена.

Бабек подождал, пока новоявленные жены уберут и вымоют посуду, потом обвесился одеялами, и увел их в дальнюю палатку. Сергей с Зубковым и Суворовым налили в чайник спирта, взяли спальные мешки и пошли говорить в ближнюю палатку. Они, конечно, могли бы с нами посидеть, но глаза Лейлы распространяли такое желание скорейшего уединения, что близко живущие полевые мыши, — и те подались в гости к далеким родственникам.

Только Федя остался верен себе. — Он, словно Кащей, сладко спал на Золоте.

Мы с Лейлой сидели, обнявшись, и мечтали о счастье. Костер затухал. Когда из палатки начал раздаваться мощный, с присвистом, храп Зубкова, она таинственно взглянула мне в глаза и потянула за руку. Мы встали, я скатал спальный мешок, сунул его себе под руку и мы пошли вверх по склону, к звездам. За небольшой скальной грядой мы наткнулись на небольшую полянку, поросшую густой травой. Лишь только брошенный мною спальный мешок услужливо развернулся на траве, Лейла кошкой бросилась ко мне, и на целую вечность мы окунулись в море непередаваемого словами блаженства…

— Ты… много раз был счастлив? — склонив головку мне на плечо, спросила Лейла.

— Да, несколько раз я был полностью, до конца счастлив. Почти как сейчас!

— А когда в первый раз?

— Это… это было очень давно. Мне было десять лет. В Душанбе стояла

страшная жара, и мы с мамой лежали на прохладном полу и ели виноград. Она никуда не спешила. Я рассказывал ей о своём новом друге Иване. Мама захотела познакомиться, и я счастливый, побежал за ним…

Потом, когда у меня появилась семья, я тоже испытал это чудесное чувство.

Потом было ещё несколько мгновений счастья. В Приморье. Они были мгновенны, но всё равно оставили свой неповторимый след…

Мне не стоит, наверное, рассказывать о них подробно…

— Рассказывай, рассказывай!

— Мы ехали по цветущей тайге… Я сидел за рулём "Газ-66" и пел: " Один раз в год сады цветут, весну любви один раз ждут…" Впереди, на просторном, далеко вынесенном вперед буфере возлежала Инесса… Иногда, грациозно повернув голову, она смотрела на меня искрящимися глазами. Сердце мое замирало в изумлении: "Неужели я любим этой богиней?!"

— Ты прости меня, но мне не хочется слушать Это! — отстранившись от меня, прошептала Лейла.

— Я так и знал! Но пойми, я бы не рассказывал ничего, если бы не принадлежал тебе. Меня нет. Есть только мы! Я не могу тебе лгать. Ты должна все обо мне знать… Я хочу, чтобы ты любила, жила, говорила со мной! А не с моей тенью из прошлого! Чтобы возлюбленные не страдали, надо рассказать о себе всё. Иначе это сделают другие…