Хранить вечно - Федор Шахмагонов

Наши люди вытолкнули из машины водителя, обыскали Ванингера и обезоружили его.

Я сел за руль, Кемпенер — на заднее сиденье за слиной Ванингера. Маршрут увоза Ванингера был разработан заранее. Я мчался по переулкам и улицам, включив полный свет. Ни один полицейский не имел права нас остановить. Все знали, что это машина Ванингера.

Последний раз должен был сослужить нам службу особнячок на берегу Дуная.

Внутри все было готово для встречи Ванингера. Канделябры со свечами, стоцка бумаги, чернила и несколько ручек.

В кабинете майора Дайтца Ванингер сделал вид, что он не узнал меня. Забавно!

В комнате было темновато. Горели свечи, электрический свет не включали. Но и этого было достаточно, чтобы он мог запомнить наши лица. И голоса! Разве мог он забыть голоса людей, которые провели с ним трагическую для него ночь? Наши голоса он не мог забыть. Мы допрашивали и судили его. Такое не забывается.

Мы его судили. Да, да, судили! Сами и назначили себя судьями. Не правда ли, как это недемократично?!

Где же суд присяжных, где судьи в мантиях, где адвокат подсудимого, где прокурор, облеченный государственной властью? Не было даже следствия.

Я считаю, что все было крайне демократично. А где были присяжные и судьи в мантиях, когда Ванингер отправлял тысячи и тысячи ни в чем не повинных людей на расстрел, а лагеря, где без суда и следствия расстреливали массы людей и сваливали во рвы, которые ими же и были вырыты?

Ванингер получил то, за что он сам ратовал.

Я знал Кемпенера мягким, предупредительным человеком, даже веселым. Во Львове он напевал про себя какие-то веселые песенки. Он был обворожительным человеком.

Здесь стоял строгий и беспощадный судья.

Он стоял, Ванингер сидел, я вел протокол. Я едва успевал записывать. Пригодилось знание стенографии.

— Господин Ванингер, вы нам мешаете! — начал Кемпенер. — Вы стали на нашем пути, и мы решили с вами откровенно объясниться.

— Кому это «нам»? — спросил с вызовом Ванингер. Он заметно приободрился. Его не убили, с ним собираются о чем-то говорить. Как ловкий торговец, он, видимо, уже прикидывал, какой ценой он может откупиться от неприятностей.

— Вы работаете в гестапо, господин Ванингер… Ванингер усмехнулся:

— Вы не сделали открытия!

Кемпенер поднял руку, останавливая его рассуждения.

— Вы занимаете, господин Ванингер, значительное положение. С вами мне не надо играть в прятки. Я скажу, кому это «нам». Нам — антифашистам!

— Антифашистам? — переспросил Ванингер. — Такие есть… Мой служебный долг уничтожить антифашистов. Но антифашисты это еще не организация. Вы действовали как организованная сила! Какой же я организации помешал?

— «Вольным стрелкам»!

— «Черный лис»? Забавная встреча… «Черный лис»… Но это не имя… Я хотел бы знать, с кем имею честь…

— Вильгельм Кемпенер! Вам известна эта фамилия?

— Известна!

— Вот видите, как мы вовремя встретились! Что вам еще обо мне известно, господин Ванингер?

— Вас интересуют мои сведения? Ну что ж! Это недорогая цена за мою свободу.

— О нет, господин Ванингер, ваши сведения обо мне, ей-богу, не стоят жизни такого значительного деятеля, как вы. Разве уж в порядке любезности вы их мне изложите.

— Мне нравятся люди, подобные вам, Кемпенер! Если вы заметили, я вас не назвал господином, Кемпенер. Как-то непривычно обращаться со словом «господин» к человеку с выдуманной фамилией. Правда, под этой фамилией вы сражались еще в Испании. Куда вы выскользнули из Мадрида, это для нас пока остается загадкой. Вы видите, что я с вами откровенен!

— Я это ценю, господин Ванингер.

— Ваши следы обнаружились в Австрии. Там вы нам сильно мешали. С вами были многие из тех, кто не хотел присоединения Австрии к рейху. Но я слишком поздно обнаружил ваши следы. Когда я пришел в гестапо, вас в Австрии уже не было. Австрийская полиция кое-что уже знала о вас, но почему-то не хотела вас трогать.

— Может быть, может быть… — ответил Кемпенер.

— Нам известно, что вы ушли из Австрии через границу и опять исчезли. Однажды во Львове заключенные совершили дерзкий и хорошо подготовленный побег. Я имел большие неприятности. Лично расследовал это дело. Там чувствовалась ваша рука. Во всяком случае, ваше имя всплыло при расследовании. И опять пропало. У меня есть список действующей организации в Будапеште. Я полагаю, что вы там значитесь под знаком «Икс». Господин Икс — «Черный лис». Это точнее, чем Кемпенер! Не правда ли?

— Да, это точнее! — согласился Кемпенер.

— Что вам от меня нужно, господин «Икс»?

— От имени антифашистов, от имени людей различных национальностей и политических убеждений, объединившихся под одним знаменем борьбы с вашим режимом, я предъявляю вам обвинения.

— Вы не прокурор и не судья! — запротестовал Ванингер.

— Итак, признаете ли вы себя виновным в убийстве невиновных людей?

— Кого считать невиновными, кого считать виновными… Я действительно убил очень многих. Тех, кто мешал или мог помешать установлению диктатуры Гитлера. А диктатура Гитлера для меня — это интересы моей нации. Я немец. А вы немец, господин Икс?

— Я вам уже представился: я антифашист! Я представляю здесь и немцев, и русских, и поляков, и евреев — всех, кого вы убивали.

— Да, я убивал, приговаривал к массовому уничтожению всех «анти»… Всех, кто был против нас!

— Считаем это вашим признанием. Но вы убивали ради удовольствия убивать. Это вы признаете?

— Какая разница? — Ванингер пожал плечами. — Значит вы пристально следили за мной? Стрелял, не отрицаю.

— Что делали для вас заключенные в аккумуляторной мастерской на улице Яновского?

— Для меня?

— Пока вы признались в преступлениях, за которые сейчас мы судим, но вы совершили преступления, за которые вас судил бы ваш фюрер! Что производила аккумуляторная мастерская от фирмы «Аутоунион»?

— Аккумуляторную кислоту, вероятно…

— Нет! В этой мастерской для вас изготовляли ликеры. Сколько бочек бензина уходило на литр ликера? А бензин был очень нужен вашей армии на Восточном фронте. Вы жулик! Вы жулик даже перед своим фюрером. Вы взяточник, Ванингер. Вы полагаете, что Гиммлеру такого рода сведения были бы не интересны?

— Я могу подумать, что вы вездесущи…

— Вы убийца, взяточник и лжесвидетель! По законам цивилизованных народов выношу вам смертный приговор. Приговор обжалованию не подлежит!

Ванингер усмехнулся:

— Столько шума, чтобы убить одного человека! Нет, положительно, антифашисты — народ неполноценный!