Хранить вечно - Федор Шахмагонов

Хоцингер пристально смотрел: мне в глаза, но я боялся ему довериться. Я слушал его, опустив глаза, с бесстрастным лицом. Я сказал, что меня это касается так же, как и других немцев, и спросил, что от меня требуется. Он хотел предупредить. Может быть, когда-нибудь я вспомню об этом его предупреждении.

Хоцингер мне сообщил, что приказ о массовых уничтожениях евреев вводится в действие по всей Европе. Он мог мне не объяснять, что это значило.

Я передал свой разговор с Хоцингером Фрицу Гриблю. Он уже знал о готовящейся акции. Он сказал, что час, к которому я готовился, близок. Настало время побега. Здесь ни я, ни мои товарищи не нужны организации. Мы нужнее там, где у нас найдутся связи, в тех странах, где мы жили, где оставили своих близких люден. Все сошлось, как я и предполагал.

Всякая сложность иногда решается простейшим образом. Не надо было рвать колючую проволоку, снимать часовых, открывать стрельбу, поднимать по тревоге город. Фриц Грибль придумал все проще. Конечно, придумал он это потому, что имел возможность воплотить это в действие. У него были свои люди не только у нас в лагере.

Вечером в нашу мастерскую загнали несколько грузовых машин на ремонт. Грибль указал нам на две машины, которыми мы могли воспользоваться. Ремонт в них был незначительным. Нужно было найти двух водителей для этих машин. Одну я взялся вести сам, найти другого водителя — задача несложная.

Грибль обменялся со своим товарищем дежурствами и встал у ворот. Мы попросили разрешения у Хоцингера сделать машины в неурочное время, не прерывать ремонта ночью, чтобы скорее выпустить из гаража.

Я не знаю, как эту просьбу воспринял Хоцингер. Может быть, он думал, что мы хотим выслужиться и своей старательностью зарабатываем себе жизнь? Вряд ли он догадывался о наших намерениях. А может быть, и догадывался. В общем, он был неплохим человеком.

К побегу было готово двенадцать человек. По шесть человек на машину. Оружия у нас не было. Мы могли рассчитывать только на автомат Фрица Грибля.

Грибль удачно подобрал машины. Машины были снабжены пропусками гестапо для ночной езды по городу и для выезда за город.

Очень далеко на этих машинах нам и не надо было ехать. Достаточно было вырваться за город.

Дальше было бы бессмысленно продолжать побег на автомашинах. Их могли догнать, на дорогах могли поставить заставы, могли просто по полевым телефонам сообщить полевой жандармерии о побеге.

Ночью Мария пришла к воротам лагеря.

Ночь была удачной. Шел крупный дождь, город завесило непроглядной тьмой.

Грибль открыл ворота. С погашенными огнями машины выехали в город. Я посадил в кабину Марию, и мы спокойно поехали по городу, не развивая скорости, как будто за нами и не могло быть погони. Выехали за город. Миновали первую заставу. Сработали пропуска на машинах и Грибль в форме СД. Он не объяснял, кого, куда и зачем конвоирует. Дождь пригасил бдительность патрульных.

Мы добрались до ближайшего леса, загнали в кусты машины и двинулись пешком без дороги, выбирая заболоченные места, чтобы к утру наш след не могли прихватить собаки.

Молодец Фриц Грибль! В мирное время он был учителем в начальных классах, да еще в сельской местности. Он привык бродить со школьниками по лесам и вел нас по бездорожью, как по хорошо знакомой тропке.

Днем мы отсиживались, ночами шли, ориентируясь по компасу, обходя деревни. В деревни заходил только Грибль. Он добывал нам продукты, пользуясь своей страшной формой. Мы продвигались к Карпатам.

Логика всех побегов из гитлеровских лагерей диктовала дорогу на восток. Нас, наверное, искали с особым тщанием на восточных дорогах от Львова. Кому могло прийти в голову, что мы двигались в логово зверя?

Мы шли к городу Турка. Там я был дома. Я вырос в этих местах и помнил не только прямоезжие дороги, но и лесные тропки и просеки. Я лазил по горам мальчишкой, юношей совершал дальние лыжные прогулки, ночевал в хижинах лесников. Здесь мне не очень нужен и проводник. Я знал, где пролегает граница, где легче перейти в Венгрию. Проводник нужен был только для того, чтобы указать, как размещены пограничные заставы.

В предгорьях Карпат мы разделились. Такой большой группой пройти через узкие ворота, которые мы найдем на границе, не удалось бы. Фриц Грибль дал мне явочный адрес в Будапеште. Вот куда задумал послать меня Вильгельм Кемпенер!

У нас были деньги в самой тогда надежной валюте, в американских долларах. Ими нас снабдил все тот же Грибль.

Ну конечно же, я пошел прежде всего к лесникам. Прошло двадцать лет, как я покинул свои родные места. Я рассчитывал на деньги, а не думал, что найду своих старых знакомых. Нашел!

Горные дороги привели нас к знакомой с юных лет лесной сторожке. Здесь жил все тот же сторож. Он был стар и дряхл, поэтому война его не коснулась. Его дети были на войне. На чьей стороне, он и не мог бы мне толком объяснить. Ушли, а куда ушли, один господь бог ведает.

Он узнал меня, но нисколько не обрадовался. Он все понял без лишних слов. Провести туда, за кордон? Это стоит денег. У них уже и такса выработалась.

Старик этим частенько занимался. Это стало своеобразным промыслом.

Он с сомнением посмотрел на Марию. Она была истощена, у нее были избиты ноги, обувь ее мы давно бросили. Я завернул ее ноги в тряпки. Старик нашел ей старенькие чуни.

Решили так. Марию он повезет на телеге, прикрыв сеном. За ночь они должны перейти границу. Пешком она такого перехода не выдержит. Я должен идти следом. Двоих сразу он не возьмет. Слишком велик риск, не отговоришься и не откупишься от патруля, если все-таки прихватят. Сено он и раньше возил на продажу за кордон.

Я должен пробиться сам по их следам. Какие же следы могут быть ночью? Старик сокрушенно покачал головой на мою недогадливость. Шли дожди. Колеса телеги глубоко врезаются во влажную землю. На телегах здесь давно никто не ездил. Я могу найти след на ощупь.

Телега не поедет густым лесом без всякой дороги. Стало быть, я должен искать дороги в лесу, просеки, лесные широкие тропы.

Старик наложил на телегу воз сена. Мария зарылась в сено, телега тронулась. Через полчаса после них пошел и я.

Старик честно отрабатывал полученные деньги. И ночью я мог убедиться по приметам, памятным мне с юности, что он держит путь к границе. В лесах, да еще в горных лесах, прямых дорог не бывает. Дорога петляла, спускалась вниз, опять поднималась вверх, обходя лесные завалы, обрывы, пропасти.

Помнилось мне, что перед самой границей должен быть высокий перевал, потом крутой спуск в долину, где пастухи пасли отары овец.