Брейгель, или Мастерская сновидений - Клод Роке

Он хочет только одного — быть полезным римлянам. Он — умелый воин, к тому же умеет убеждать людей и происходит из хорошей семьи. Если бы ему доверили когорту, они бы увидели, на что он способен! Кто сможет отказать в праве стать командиром этому серьезному молодому человеку? Кто сможет отказать? Евреи и римляне пришли, наконец, к согласию. В империи воцарился мир! Синагога и префектура находят общий язык куда лучше, чем полагают некоторые, во всяком случае, по одному пункту: та и другая видят в учениках мнимого Мессии Израиля заразу и угрозу для общества. Уже подписан и скреплен печатью соответствующий указ. Собран отряд. Савл из Тарса ведет его в поход, чтобы схватить в Дамаске этих злоумышленников и доставить их в Иерусалим, скованных цепями по трое. Какая дорога ведет из Иерусалима в Дамаск — пыльная и ровная? Брейгель представляет себе Павла на такой дороге, какую видел в Альпах. Вдали различимы море, крошечные корабли, прекрасная зеленая равнина с несколькими деревнями. Отряд в горном ущелье, среди камней цвета глины, похож на извивающуюся змею. Пешие солдаты — недавние крестьяне: они повесили шлемы на сгиб руки или же эти шлемы сползли им на глаза; всадники одеты по моде, их кафтаны сшиты из дорогих тканей — бледно-зеленых, золотисто-желтых. Колонна движется довольно быстро. Савл в военном обмундировании чувствует себя превосходно. Ему нравится держать руку на эфесе меча. Запах лошадиного и человеческого пота, перестук шагов и цоканье копыт, ветерок раннего утра, характерный шум воинского отряда на марше, ощущение собственной силы, бряцание оружия, сознание того, что он, Савл, наконец-то командует людьми и весь план операции находится у него в кармане, в его голове, — все это доставляет ему удовольствие, восхитительное именно по причине своей наивности. Но он не улыбается. Он запрещает себе улыбаться этому счастью молодого офицера, скачущего верхом среди своих людей и выполняющего задание, которое, возможно, принесет ему служебное повышение. Вместо этого он выпячивает грудь колесом, как настоящий римлянин. Изображает из себя конную статую. Разыгрывает перед своими подчиненными роль образцового начальника. К сожалению, в данный момент все думают только о трудном подъеме, а если и поднимают глаза, то лишь для того, чтобы бросить взгляд на прекрасный мир вокруг, на высокие скалы, большие темно-зеленые деревья и эту равнину внизу — далекую, безмолвную.

Свежесть сосен. Бряцание конской сбруи и оружия. Ржание лошадей. И вдруг — в середине колонны несколько человек стукаются в затылки впереди идущих. Что-то произошло. Оказывается, это их командир упал с лошади. Уже один из всадников поскакал к голове колонны, чтобы ее остановить. И тут кто-то говорит, что лошадь командира не споткнулась. Савл упал сам. А ведь он хороший наездник. Может быть, солнечный удар? Но нет, погода нынче прохладная. Скорее, какая-нибудь болезнь — так бывает. Павел лежит на земле, окруженный светом и ночной тьмой. Свет этот подобен слову: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» Он откликается — так человек с завязанными глазами нащупывает рукой дверь, проход. Он откликается как во сне: «Кто Ты, Господи?» И слышит в ответ голос (очень мягкий и очень печальный, звучащий издалека и одновременно совсем рядом): «Я Иисус, Которого ты гонишь…»[132] Когда его поднимают, когда он поднимается на ноги, света уже нет. Его окружает ночь, мрак подземелья. Он чувствует на своих руках кровь святых, которых предавал смерти, — и вот теперь именно ему поручено свидетельствовать, что Христос жив. Он хочет сесть на коня. Он знает, что должен ехать в Дамаск и что там люди отнесутся к нему с состраданием. Его берут за руку, подсаживают. Ведь он, который еще недавно выпячивал грудь и корчил из себя гордеца, теперь превратился в слепого — такого же, как те, что протягивают дрожащую руку за подаянием. Однако голос Христа остался в груди Павла и жжет его изнутри, как сладостный ожог. Выше, чем горы, которые он пересекал, стены внезапно обступившей его ночи. Вокруг него стук солдатских башмаков, грохот сорвавшихся где-то внизу камней, треск раскачиваемых ветром деревьев.

Какое безумие заставляло его желать смерти учеников Иисуса — так же страстно, как царь Саул желал смерти Давида?

Солдатам, которые шли рядом с ним, тоже показалось, будто они слышат обращающийся к Савлу голос. Они удивились, что никого не видят. Видели ли они ослепивший Савла свет? Время близилось к полудню. К тому же для них это был простой инцидент на дороге, который они тут же забыли. В этом свете, который ослепил Савла — и был для него солнцем, бурей, чем-то гораздо большим, чем то и другое, чем-то совсем иным, нежели светило или молния, — они, солдаты, не увидели (и не услышали) ничего особенного. Они не устрашились этого пламени, окутавшего его, словно плащ. Если мы посмотрим на картину Брейгеля, которая изображает этот эпизод, то прежде всего увидим горы, солдат, упорно преодолевающих подъем, знаменосца с розовой орифламмой, грациозно плывущей в небе, забавную шляпу всадника, сделанную как бы из листьев и напоминающую своей формой артишок. Мы можем даже и не заметить преображения гонителя христиан. Если бы маленький кусочек красочного слоя отвалился, мы бы поняли лишь то, что художник запечатлел переход обычного воинского отряда через горы. Мы бы остались в неведении относительно цели движения этого отряда и не узнали бы, что средоточием всего здесь является человеческое сердце, ослепленное неземным светом. Савл, подобно Моисею, встретил на своем пути Свет и Пламень. «Я есмь Сущий»,[133] — сказал Голос из горящего куста. А Свет на горе близ Дамаска: «Я Иисус, Которого ты гонишь; трудно тебе идти против рожна».[134] Тот самый Свет, Который говорил с Моисеем, захотел обрести имя — как каждый из нас. Бог сделал Себя неотделимым от плоти, которую могут истязать палачи. Незримый Отец людей стал человеком, ходящим среди нас; более того — отождествил Себя с самыми малыми, самыми последними из страждущих.

Тот, кто ранее не помышлял ни о чем, кроме преследования и убийства христиан (и потому весть о его приближении к городу повергла в ужас всю мессианскую общину), теперь входит в Дамаск беспомощным слепцом, которого каждый может ударить, — как ударяли Христа, предварительно завязав Ему глаза, во дворе дворца, где вершили над Ним суд. Некий человек по имени Анания видит Савла во сне и, придя к нему, именем Христа возвращает ему зрение. При этом он говорит: «Брат Савл! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святого Духа».[135] И Павел отправляется в путь, в Антиохию. Его ведет Христос, присутствующий в нем самом. И уже не он, Павел, видит, но его глазами видит Христос. То, что он знает, он узнал благодаря Божескому, а не человеческому слову. Подобно Ионе, спасшемуся из бездны, он спешит к своей Ниневии. То, что он знает, он узнал, когда был во мраке — и тогда, когда мрак обратился в Свет. Пока на него не снизошел Дух, Книги, которые он знал наизусть — он выучил их у ног мудрого раввина Гамалиэля, — оставались для него темными; хуже того, они были как бы чешуей на его глазах, бельмами, мешавшими видеть. Но Дух коснулся его сердца. Дух обратил в веру мощь его заблуждений и преступлений. И он ощутил настоятельную потребность свидетельствовать в синагогах об Иисусе — хотя только вчера эти синагоги уничтожал. Позже он придет в Иерусалим, чтобы помолиться в храме, где проповедовал Иисус, и встретиться с Петром, главой апостолов. Он не сам возжелал этой встречи: его направил Христос как Своего посланца и служителя.