Вардананк - Дереник Демирчян

– Будут, Аракэл! Вопрос жизни! Как же иначе? Ведь выхода у них нет!.. – со стоном отозвался Езрас. -Вот только Спарапет.. Хорошо, если бы он был… Ведь он полководец! А без полководца, как мы сможем. Не сможем!..

– Да, был у нас полководец, да изменил! – злобно возразил Аракэл.

– Вот именно… – горько подтвердил Саак.

– Об этом я и говорю: как же нам сражаться, народу од» ному, без войска?..

– А мы по-своему сражаться будем! – оборвал Аракэл.

– Не сможем мы без полководца, Аракэл! Нужно, чтобы нам показали, как воевать. Войско к этому привыкло… А у нас что получится?

– Войдем в бой – и научимся биться!

Аракэл понимал то, что оставалось недосказанным: крестьянам был нужен вожак.

– Ну, идем! – крикнул он и, повернув в сторону Эчмиадзина, решительно двинулся вперед. Крестьяне пошли за ним.

Длинной цепью тянулся караван армянских нахараров-отступников вместе с колонной жрецов и персидских войск, направляясь в Армению через пески персидского плоскогорья. Впереди этого шествия, чем-то напоминавшего похоронную процессию, шли войска, в середине – нахарары, шествие замыкали жрецы. Войска прокладывали путь отрекшимся от своей веры армянски» нахарарам и персидским жрецам, которие должны были силой навязать огнепоклонничество целому народу… Ведь теперь все они были «персами» и направлялись в страну армян, чтоб покончить со всем, что было в ней армянского, – с религией, языком, нравами, бытом, семейным укладом. Поручение, данное могпэту Михру, касалось также и нахараров.

Войска находились под начальством Дареха. Приподымаясь на стременах, он хищно рыскал глазами по окрестностям. Войска двигались с видом победителей, но настороженно: нахарары хотя и отреклись, но сама страна Армянская еще не была побеждена…

Долговязый, длиннобородый могпэт Михр, сдвинув мохнатые брови над выпуклыми глазами, обдумывал свой будущий обоаз действий. Обслуживавшие его два жреца ни на минуту не спускали с него глаз. Остальные семьсот жрецов, одетые в испачканные сажей черные одежды, весело скалили белоснежные зубы, как бы предвкушая свое беспечальное существование в семьях богатейших армянских нахараров, где многим из них предстояло стать домашними жрецами-наставниками.

Жрецы часто затевали перебранки и ссоры, сильно раздражавшие нахараров, хотя большинство последних оцепенело от горя, и казалось, они ничего уже не видели и не слышали. Чтооы скоротать тягостный путь, нахарары пытались завязать беседу, но ола не клеилась.

Ближайшие соратники Вардана даже и не пытались рассеят» общую скорбь заверениями в том, что искупят свой грех, подняв восстание немедленно по прибытии в Армению. Погруженный в глубокую думу, Вардан чувствовал, что узел завязался сложный и запутанный. Мучительный вопрос возник перед ним: начать ли восстание, едва переступив границу, или же отложить его на некоторое время? Отложив восстание, придется непременно сохранять видимость отречения. Удастся ли ему это?.. И подобает ли это защитнику отчизны, принесшему обет подвижничества в Арташате и в Эчмиадзине Ему – потомку Мамиконянов?.. Вот уже несколько недель, как оч носит личину притворства перед жрецами, – он, никогда не мирившийся с двуличием!.. Его обжигало воспоминание об унизительном суде Азкерта, о темнице, о непристойном помоненри солнцу, о насилии над совестью, над духом…

«Нет, откладывать немыслимо.. – размышлял он.

Подозревая, что Михрнерсэ не преминет подготовить военные силы для отправки в Армению, он тайно поручил Гарегину Срванягцяну проследить за этим. В случае если подозрения подтвердятся, тот должен был через переодетого гонца дать ему знать.

Так думы воина и полководца отвлекали Вардана от того, что угнетало его душу.

Терзания переживал и Артак. В день отречения от веры и поклонения солнцу он пытался успокоить Вардана софизмами, но теперь он уже и сам с трудом сдерживал ярость при мысли о том оскорблении, которому их всех подвергли как во дворце Азкерта, так и в темнице. Псэед его глазами все время стоял Гевонд. который в келье Егики в ту знаменательную ночь воспевал свободу духа. Все выше поднимался в его глазах пылкий пророк, не признававший никакой порабощающей силы. Он вспоминал слова Гевоида: «Священна моя воля!..» Да, вот величайшее сокровище подлинно свободного человека!..

Вардан покачивался в седле и, казалось, дремал на ходу. Артак, беседовавший с Аршавиром Аршаруни и Вааиом Аматуни, пришпорил своего коня и поровнялся с Варданом.

– Спарапет!.. – шепнул он осторожно, словно боясь разбудить его.

– Говори, князь! – спокойно предложил Вардан.

– Приближаемся к границе!.. Наступает час… Вардан полуобернулся к нему и с усмешкой спросил:

– Что же тебя беспокоит?

– Судьба страны… Что с нею будет?

– То, что будет!.. – полушуткой отделался Вардан.

– Как лучше – сейчас восстать, начать войну или…

– И восстание и война давно уже начались, князь! Мы лишь изворачиваемся, пытаемся обмануть друг друга, обрекли себя на вынужденное молчание… А Михрнерсэ, наверное, уже выслал нам вслед сильное войско с заданием захватить Армению…

– Стало быть, мы пропали? Конец всему? – с горечью произнес Артак и с сомнением, словно спрашивая самого себя, добавил. – А может, оттянуть, пока что-нибудь станет ясно?..

– Нет, князь! – угадал его мысль Вардан. – Пока Азкерт не успел посеять сомнения и раздор среди народа, надо поспешить с объединением страны!

– Но теперь-то, теперь…

– Надо опередить события, взять в руки инициативу! Пока народ восстал, пока он силен – надо возглавить его сопротивление и нанести врагу удар – Да, в этом единственный выход.

– Пока мы еще единодушны, пока мы еще можем рассчитывать на приток свежих сил. – Вардан многозначительно подчеркивал каждое свое слово, – пока мы еще представляем собой – худо ли, хорошо ли – государство самостоятельное и власть… А если Михрнерсэ действительно выслал войска вслед за нами, необходимо действовать, пока они не вторглись в страну, необходимо покончить с этим…

– Когда, где? – задыхаясь, выговорил Артак.

– Скоро! В пути!

И после этих слов, сказанных уже спокойно и уверенно, Вардан погрузился в молчание.

Видимо, и он испытывал потребность в беседе, облегчающей душу.

Не менее Вардана был озабочен и Васак. В дни, последовавшие за отречением, он пережил большую радость. Ему чудилось, что его заветные мечты близки к осуществлению, что ему должно удрться его личное возвеличение Но когда Михрнерсэ наложил руку на его детей, душевный покой Васака был нарушен Какая судьба ожидала их.. Каким событиям предстоячо разьпраться в Армении. На какой путь должен бил ступнть он, скольким превратностям подвергнуться Мгла ли представиться возможность спасти детей. Все бы по скрьто кровасой завесой Васаку вспомнились притеснения, побои, нанесенные им детям, и совесть начала мучить его. Он был глубоко подавлен со дня разлуки с Бабиком и Нерсиком. Терзало его и унижение, которому подвергли нахараров и его самого. Он только сейчac почувствовал, что значит подвергаться насилию, и ненависть к персам вспыхнула в нем с новой силой. «Hет, – думал он, – от персов – через персов же!" Избавимся от персов при помощи самих же персов!.. Это было ясно для нею… Но как добитый этого избавления? Тут-то завеса и спускалась перед его глазами. Сделаться персом для того, чтоб избавиться от персов? Это ведь не способ. И если в Сюнийском замке и в Арташоте ему улыбалась мысль добиться своего ценой перевоплощения, то теперь, после суда, заключения и разлуки с отданными в заложники сыновьями, этот путь хитросплетений и игры со смерчепыюй опасностью на краю бездны качался ему просто ужасным. Обдумывать, мечтать – это было невинным занятием. Теперь жизнь поставила его перед неизбежностью кровопролития И по жде всего -перед пролитием крови собственных детей!

Тяжко озабоченный этими мыслями, Васак не обращал внимания на окружающих. Ехавшие рядом с ним Гадишо и Гют беседовали друг с другом Гют рассказывал об избиении Хосрова. Но вместо того, чтоб рассмеяться, Гадишо задумался.

– Привыкли они к этому! – заметил он.

– Вернее, мы их к этому поучили – поправил Гют. – Мало мы били их, нужно было больше. Вот теперь бить будем…

– Чьими руками – усмехнулся Гадишо.

– Руками наших людей.

– Кто же они, эти "наши"?

Васак прислушался к беседе. Его больно задели последние слова. Гадишо как бы отдернул завесу и разбудил его. Действительно, кто те люди, чьими руками можно было бить персов? Не эти ли отрекшияся от веры нахарары?..

О, этот безжалостный Гадишо!.. Не знавшие промаха стрелы его язвительной мысли глубоко ранили Васака, который почувствовал себя государем без подданных. Он смутно чувствовал это давно, но никогда столь ощутимо и явственно. Вот приближаются оки к Армянской стране, к пределам, где должны начаться решительные действия. Как же собирается он предупредить подготавливаемое Варданом восстание? Ведь он и сам дал слово сорвать с себя личину – открыться на границе!.. Но открыться – это и значило восстать. С тыла над ними нависла угроза персидской армии, – в этом Васак был твердо уверен; это он понял уже тогда, когда был удостоен приема у Михрнерсэ. Несомненно, Михрнерсэ не доверял ему так же, как не верил вообще никому. Он собирал силы… Но мог ли Васак сейчас убедить Вардана отказаться от опасного шага? Мог ли он убедить армянское духовенство покорно принять учение огнепоклонников… Все это было невозможным. Он шел один навстречу неизвестности и бездне. Васак остановил коня. Ею примеру последовали Гадпшо, Гют к Манэч. К ним подъехал Вардан, затем поровнялись и Артак, Нершапух, азаранет, Шмавон.