Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса - Альфредо Конде

Пока все это происходило, Мануэль Фрейре Кастрильон прибыл во дворец Педросы и теперь созерцал маяк Сан-Сибрао из окна северного фасада, выходящего на море. Недалеко от него, в Рибадео, Антонио Ибаньес спустился из своей башенки и направился к колодцу, несколько нарушив свое привычное расписание. Ему было грустно, его обуяла тоска, и он мечтал лечь рядом с Лусиндой и тихонько рассказать ей обо всем, что его мучило. Он и предположить не мог, что в этот самый час во дворце Педросы, воодушевленный праведностью своих помыслов, исполненный убежденности, держал речь Маноло Фрейре.

Представитель британской короны в Центральной хунте Мадрида и бывший депутат от Мондоньедо знал о том значении, которое придают его персоне идальго, потчевавшие его, с одной стороны, своими рассуждениями, а с другой — лучшей рыбой этого морского побережья.

Мануэль Педроса, хозяин дворца, и его двоюродный брат Антонио Кора, судья, представлявший судебную власть в этом округе, зачарованно внимали речам, коими тешило их столь значительное лицо. Мануэль Фрейре понизил голос и доверительно продолжил свой рассказ, вводя их в курс того, что сообщил Сульт ему, одному из самых доверенных его лиц, во время прогулки, которую они совершали вокруг Луго, шагая по крепостной стене. Речь шла о том, чтобы Саргаделос перестал производить боеприпасы для мятежных войск и перешел к поставке снарядов для императорской армии. Хорошо еще, что Ибаньес с нами, якобы, по утверждению Фрейре, сказал Сульт своему наперснику.

Это было более чем достаточное основание для объяснения того факта, что все цеха предприятия оставались пока невредимыми, и именно по этой причине, разумеется, колонна гренадер кавалерийского полка генерала Фурнье прошла мимо них, не обратив никакого внимания, даже не зайдя в Саргаделос, к великому удивлению всех местных жителей. Педроса и Кора завороженно кивали в ответ на сие секретное сообщение и поспешили принять очевидность того, что, как утверждал Фрейре, Ибаньес был будто бы в курсе пожеланий Сульта и собирался оставить завод целым и невредимым.

Оба идальго даже не подозревали, что основное препятствие состояло как раз в уверенности, что Антонио Ибаньес отдаст точно такой же приказ, как тот, что послужил причиной разрушения Орбайсеты, сделавший невозможным использование тамошнего завода для нужд французской армии, что именно такой возможности следовало избежать любым способом и с этой целью прибыл сюда Фрейре, убежденный, что от Ибаньеса необходимо избавиться, и чем быстрее, тем лучше. Именно в этом и ни в чем ином состояла миссия, приведшая Мануэля Фрейре во дворец Педросы.

— Но он сидит взаперти в своем особняке в Рибадео, словно его ничто не касается, — донесся голос Мануэля Педросы.

Ответом на это замечание хозяина дворца служит молчание Фрейре. И это молчание воодушевляет Педросу на продолжение речи:

— Когда Фурнье прибыл в Рибадео, он с легкостью занял его и так же легко подчинил себе шунту, а потом, и в этом ему тоже никто не препятствовал, заставил провозгласить Жозефа Бонапарта королем Испании. Ну вот, а господин маркиз тем временем сидел у себя дома, не покидая его, чуждый происходящему. Он как бы в стороне от событий.

Пока Педроса говорит, а Кора кивает, Фрейре лихорадочно обдумывает, каким образом изменить такое отношение к обсуждаемому вопросу в пользу поручения, которое вновь привело его на взморье Луго.

— Я вижу, вы обратили внимание на то, что колонна Фурнье даже не приблизилась к Саргаделосу, французишки обошли его стороной, даже не взглянув на него. Вас это не удивляет? — настойчиво задает он вопрос обоим идальго.

— Как это не удивляет? — отвечает за двоих Кора. — Господин маркиз сидит себе преспокойненько в Рибадео, а Саргаделос не трогают, должна же быть для этого какая-то причина.

— Мои информаторы докладывают мне, что в Саргаделосе куют цепи, с помощью коих во Францию отправят тысячи пленных, которых в эти дни возьмут в плен французишки.

— А, так вот в чем дело? — возбужденно и с показной доверчивостью заключает Педроса, демонстрируя свойственный ему ум.

Мануэль Фрейре поджимает губы, втягивает щеки, раскрывает руки ладонями вверх и, слегка пожав плечами, кивает.

— Видно, он совсем офранцуженный… жозефин, как их там называют, — наконец убежденно изрекает Мануэль Фрейре.

— Ну пусть только люди узнают об этом, тогда увидишь… — отвечает Педроса с уверенностью, что скоро именно так все и произойдет.

На следующий день священники, замешанные в подготовке мятежа девяносто восьмого года, уже извещены о деятельности, которой занимаются в Саргаделосе, и через несколько часов известие передается из уст в уста по всему взморью Луго: маркиз Саргаделос кует цепи, с помощью которых будут отправлены во Францию все галисийские патриоты. Именно поэтому жестокость, которую проявил Фурнье в Рибадео, никоим образом не затронула Саргаделос, и поэтому же маркиз так вольготно живет в своем дворце, не побеспокоившись даже о том, чтобы выйти встречать французов, ибо ему есть что скрывать; ведь ради того, чтобы сделать деньги, этот астуриец из Оскоса ничем не побрезгует.

А пока слух распространяется по всему побережью, Корунья, представшая взору Сульта, занимает то же место, что занимала всегда, но француз ее видит впервые: Корунья представляет собой полуостров, далеко выдающийся в открытое море, соединенный с землей полоской суши, узким песчаным языком, повернутым на восток и отгораживающим небольшую бухту и порт от города и материка как раз с той стороны, откуда пришла возглавляемая им армия. Видя все это таким, маршал быстро приходит к выводу, что англичане, должно быть, расположились прямо перед городом, на вершине холма, с которого просматривается вся бухта.

Так и есть. Первый ряд обрывистых маленьких горушек, спускающихся слева в направлении лимана Бурго, представляет собой весьма надежную и укрепленную позицию для английских войск, хотя и слишком протяженную, поскольку существует возможность окружить их справа. Именно поэтому Джон Мур предпочел занять вторую горную гряду, параллельную предыдущей, но менее обширную. Мур сделал это, осознавая, что в таком положении он оказывается доступным для пушек Сульта, но держится на безопасном расстоянии от его сил благодаря долине, расположенной между двумя цепями этих небольших гор, долине, дающей ему явное преимущество над французами. Среди прочего хотя бы потому, что французской коннице будет трудно пересечь ее. В глубине этой долины находится Эльвинья, представляя собой действенный очаг сопротивления. А Эльвинья сейчас в руках Мура.

Городок Эльвинья оккупирован. Там стоят четырнадцать тысяч пехотинцев Мура, оставшихся после того, как он приказал погрузить на корабли всю кавалерию, поскольку эти земли оказались для нее непроходимыми. Он приказал пожертвовать лошадьми, которых не смогли поднять на борт. Приказ был безапелляционным. Не менее категоричными были и приказы взорвать шесть тысяч бочек пороха и уничтожить на складах в Корунье огромное количество продовольствия, предназначенного для обеспечения испанских войск. Затем Мур заменил все вооружение пехоты новыми ружьями, чем добился значительного превосходства над французами, у которых половина ружей пришла в негодность из-за снега и дождя, обрушившихся на них в последние недели.

В подтверждение всего, чего так опасался Ибаньес, 16 января дивизия Мерме при поддержке части дивизии Меряя атаковала Эльвинью и заняла городок, нанеся серьезный удар силам Бэйрда. Сам британский военный был тяжело ранен, и ему пришлось ампутировать руку. Тогда Мур двинул вперед свои резервные силы, находившиеся в Корунье, в безопасном месте за селением Эйрис, и бой возобновился. Французская артиллерия ощутила серьезную угрозу и очевидную опасность со стороны противника. На протяжении дня Эльвинья дважды переходила из рук в руки, но в конце концов оказалась во власти французов. Ночью битва завершилась. Но еще до этого пушечный снаряд смертельно ранил сэра Джона Мура. Сульт не намеревался вести бой по всем правилам, он знал, что без поддержки сил Нея это невозможно, а тот подкрепления не дал.

С наступлением ночи англичане спешно погрузились на корабли. В тот же день Сульт вновь написал Нею:

Маршал Сульт маршалу Нею.

Бурго, 16 января 1809 года.

Я получил ваше письмо как раз в тот момент, когда противостоял врагу в трех четвертях лиги от Коруньи. Битва была яростной, хотя в мои намерения входило лишь провести рекогносцировку боем, дабы заставить их продемонстрировать все свои силы; результат убедил меня в том, что необходимо переходить к более серьезным действиям, дабы вынудить их полностью погрузиться на суда или же заблокироваться в Корунье. Однако в бухте и в порту они имеют весь необходимый транспорт, охраняемый эскадрой в восемь или десять линейных боевых кораблей.