Полное собрание сочинений. Том 22. Июль 1912 — февраль 1913 - Владимир Ленин (Ульянов)

Начиная со второй Думы (первую большинство с.-д. бойкотировало), имеется точный подсчет депутатов Думы от рабочей курии, распределенных между разными «течениями» в с.-д. партии. Вот эти данные:

Депутаты Государственной думы, прошедшие от рабочей курии:

Цифры эти говорят сами за себя!

В 1907 году в партии было большинство у большевиков, подсчитанное официально (105 делегатов большевиков и 97 делегатов меньшевиков). Значит, 47 % в рабочей курии (во всей фракции было 18 б. + 36 м. = 54) составляли около 52 % в рабочей партии.

В 1912 году впервые вся шестерка куриальных депутатов – большевики. Известно, что эти 6 губерний – главные промышленные губернии. Известно, что в них сосредоточена несравненно большая часть пролетариата, чем в других губерниях. Понятно поэтому, – и вполне доказано сравнением с 1907 годом, – что 67 % в рабочей курии означают свыше 70 % в рабочей партии.

За время третьей Думы, когда интеллигенция бежала из рабочей партии, а ликвидаторы это оправдывали, рабочие бежали от ликвидаторов. Бегство ликвидатора Белоусова из с.-д. фракции III Думы{176} и поворот всей этой фракции (на 3/4 меньшевистской) от меньшевизма к антиликвидаторству[47] были симптомами и верными показателями того, что в рабочей среде идет тот же процесс. И выборы в IV Думу доказали это.

В «Нашей Заре» Оскаров, Мартов, Череванин, Левицкий и т. д. невероятно сердятся поэтому, выбрасывая сотни самых пуришкевичевских «комплиментов» по адресу якобы сектантского, якобы ленинского, якобы кружка.

Хорош кружок и хорошо сектантство, на стороне которого неуклонный рост рабочей курии в 1908–1912 гг. вплоть до 67 % этой курии в IV Думе! Неловкие полемисты – ликвидаторы. Они бранят[48] нас на чем свет стоит, а выходит самый лучший комплимент для нас.

Решать спорные вопросы обилием выкриков, брани, голословных уверений – обычная манера как раз интеллигентских кружков. Рабочие предпочитают иное: объективные данные. А в России, при теперешнем политическом положении ее, нет и быть не может иного объективного мерила силы и влияния того или иного течения в рабочих массах, как рабочая пресса и рабочая курия Думы.

Поэтому, господа ликвидаторы, чем больше вы будете шуметь и браниться в «Нашей Заре» и «Луче», тем спокойнее станем мы задавать рабочим вопрос: укажите иной объективный критерий связи с массами, кроме рабочей печати и рабочей курии в Думе.

Пусть читатели, которых оглушают криками о «сектантском» «кружке Ленина» и т. п., подумают спокойно над этими объективными данными о рабочей прессе и рабочей курии в Думе. Эти объективные данные показывают, что ликвидаторы кричат, чтобы прикрыть свое полное поражение.

Но особенно поучительно сравнить возникновение «Луча», – появившегося в день выборов благодаря частной инициативе, – и возникновение «Правды». Апрельская волна рабочего движения – одна из величайших, исторических волн массового рабочего движения в России. Сотни тысяч рабочих, по подсчетам даже фабрикантов, участвовали в этом движении. И само это движение, как свой побочный продукт, создало «Правду», – сначала усилив «Звезду», сделав ее двухдневной из еженедельной, затем подняв рабочие сборы на «Правду» до 76 в марте и до 227 в апреле (считая только групповые рабочие сборы).

Перед нами один из классических образчиков того, как движение, совершенно чуждое реформистского характера, в качестве побочного продукта дает либо реформы, либо уступки, либо раздвижку рамок и т. п.

Реформисты совершают измену по отношению к рабочему движению, когда его великому размаху они ставят реформистские лозунги (как делают наши ликвидаторы). Противники же реформизма оказываются не только верны неурезанным лозунгам пролетариата, они оказываются также и лучшими «практиками»: именно широкий размах, именно неурезанные лозунги и обеспечивают ту силу, которая дает в качестве побочного продукта либо уступку, либо реформу, либо раздвижку рамок, либо временную хотя бы необходимость для верхов терпеть неприятное оживление низов.

Пока ликвидаторы в 1908–1912 гг. ругали «подполье», оправдывали «бегство» из него, болтали об «открытой партии», – от них ушла вся рабочая курия, и они не сумели использовать первый и великий подъем апрельско-майской волны!

Г-н Мартов в «Нашей Заре» признает это печальное для него обстоятельство, облекая признание в особенно забавную форму. Он бранит и признает нолями группы плехановцев и впередовцев, которых сами же ликвидаторы вчера изображали «центрами» и течениями вопреки нашему требованию считаться только с русскими организациями. И Мартов признает с горечью, со злобой, с бездной ядовитых (буренински-ядовитых) словечек, что-де «ленинский» «сектантский кружок» «устоял» и «даже переходит в наступление», «укрепившись на аренах, ничего общего с подпольем не имеющих» («Наша Заря», цит. кн., стр. 74).

Но все это признание Мартова вызывает улыбку. Человеческая натура такова, что, когда неприятель делает ошибку, мы злорадствуем, – а когда он делает правильный шаг, мы иногда по-детски сердимся.

Благодарим за комплимент, который вам пришлось отпустить по нашему адресу, либеральный ликвидатор! С конца 1908 года мы настаиваем на использовании открытых форм движения, весной 1909 года мы порвали из-за этого с рядом друзей{177}. И если на этих «аренах» мы оказались силой, то только потому, что не жертвовали духом ради формы. Чтобы вовремя использовать форму, чтобы уловить апрельский подъем, чтобы получить драгоценное для марксиста сочувствие рабочей курии, надо было не отрекаться от старого, не относиться к нему ренегатски, а отстаивать твердо его идеи, его традиции, его материальные субстраты. Именно эти идеи пропитывали собой апрельский подъем, именно они преобладали в рабочей курии 1912 года, и только те, кто был верен им на всех аренах и во всех формах, мог идти в уровень и с этим подъемом и с этой курией.

«Просвещение» № 1, январь 1913 г. Подпись: В. Ильин

Печатается по тексту журнала «Просвещение»

Русские и негры

Что за странное сопоставление? – подумает читатель. – Как можно ставить рядом одну из рас с одной из наций?

Сопоставление возможное. Негры позже всех освободились от рабства и до сих пор несут на себе всего более тяжелые следы рабства – даже в передовых странах, ибо капитализм не может «вместить» иного освобождения, кроме правового, да и это последнее всячески урезывает.