Плазмоиды - Сергей Палий

Слова замерли одновременно с последним аккордом, оставив в сознании смятенный отзвук. И очередная порция асинхронных рукоплесканий, доставшихся исполнителю, затерялась где-то вдалеке, на самой грани слышимости.

– Обними меня, – попросила Волкова. – Пожалуйста.

Генерал долго не двигался, продолжая смотреть на нее. Затем наклонился и осторожно поцеловал крохотную родинку на шее, ощутив сухими губами, как бьется сонная артерия.

– Я тоже верю в случайности, Нина, – сипло сказал он, одним рывком сдергивая блузку с ее вздрогнувшего тела. Пуговицы сыпанули градом по палубе.

Ближайшая лавочка обнаружилась в десяти метрах. Фонаря рядом с ней, к счастью, не оказалось, поэтому никто не мог увидеть, что вытворяли на ней двое обезумевших людей в течение следующих десяти минут. Разве что – услышать сдавленные стоны блаженства и сладостной муки…

– В каюту! – хрипло прошептала Волкова, когда первая волна оргазма перестала спазматически колотить ее.

Генерал наспех натянул брюки, подхватил полуголую Нину на руки и зашагал в сторону их балкона. Там он перебрался через перильца, пинком открыл незапертую дверь и бросил Волкову на кровать.

– Постой. – Она метнулась к шкафу, где оставила свою тощую косметичку. Извлекла из нее миниатюрный мобильник, глянула на экран и вслух прокомментировала: – Два пропущенных.

Пимкин стоял на фоне освещенного желтоватым светом окна, сунув руки в карманы. Он в этот момент был похож на демона, пришедшего за чьей-то давно разменянной душой.

Она подошла к нему и встала рядом, так и не решив, что делать дальше. Как-то сумбурно все получилось.

– Я знал, что Слава Торик прав, – очень тихо произнес генерал, не вынимая рук из карманов. – Он ведь неоднократно предупреждал, что тебе не стоит доверять. Федералы всегда работают на два фронта. И ты построила очень грамотную линию поведения, чтобы втереться к нам в доверие. Затем, когда выяснилось, что существует некий артефакт, тебе поступила новая вводная: разузнать, где он находится, а при соответствующей возможности – пройти с нами весь путь и предоставить ценнейшую находку своему начальству. Ведь мы до сих пор не знаем, что это. Не исключено, что – оружие.

– Все-таки ты категоричный негодяй, – бесцветным тоном произнесла Волкова.

– Просто я учусь любить жизнь. И не желаю, чтобы интересы нескольких коррумпированных подонков с Лубянки встали мне поперек глотки. Я хочу довести ребят до артефакта, если он в самом деле существует, и помочь им положить конец бессмысленному истреблению людей.

– Звучит красиво.

– А мне насрать, как это звучит.

Волкова набросила на себя куртку, прикрывая обнаженную грудь, и вышла на балкон. Она долго стояла, не оборачиваясь, поэтому генерал не видел ее лица. Затем выключила мобильник, извлекла аккумулятор и со всего размаху швырнула их в море.

Волны плотоядно сглотнули неожиданную добычу.

– Вот и все. Теперь мне одна дорога – под трибунал. А что еще вернее – пуля промеж бровей.

– Симпатичных, между прочим, бровей. – Генерал обнял сзади за плечи полковника ФСБ Нину Волкову, только что нарушившую присягу. – Бровей, возбуждающих непотребные желания.

– Брови его уже возбуждают. Извращенец.

– Какой есть.

– И когда ты собирался меня разоблачить? – резко разворачиваясь к Пимкину лицом, поинтересовалась она.

– Никогда.

– То есть… как? Что-то не вполне понимаю. Ты же противоречишь сам себе.

– Отнюдь. Просто если бы ты не избавилась от телефона до того, как мы сойдем на пристань в Тель-Авиве, – я бы тебя убил.

Вдалеке что-то сверкнуло, на миг подсветив редкие облака. – Оригинально, – протянула Волкова, хватая Пимкина за горло и заталкивая в каюту. Она ловко стащила с него штаны, подсекла ногу и повалила на пол. – Лежать!

«Вот это баба, – в который раз подумал генерал, ощущая кожей тепло ее бедер. Входя в нее сильным толчком. – Вот ведь жесть…»

Именно в этот момент первый меченый ватной походкой приблизился к ограждению на нижней пассажирской палубе и, неуклюже перевалившись через него, оказался за бортом.

Он скрылся под водой, даже не закричав, что со стороны могло показаться очень странным.

Но в потемках этого никто не заметил.

«Собачья вахта» самая не любимая у матросов всех флотов мира. С 12 ночи до 4 утра все судно после дневных трудов вкушает сладкий сон, а тем, кому выпало дежурить, приходится следить за безопасностью корабля.

Англичане называют эту вахту «вахтой склеивающихся глаз», а также «длинной» или «кладбищенской». Немецкие, шведские и голландские моряки именуют ее «плоскостопной» – не присядешь, иначе заснешь.

«Собачья вахта» самая скучная и несносная на любом судне.

Кроме круизных лайнеров.

Здесь в это время – самая жизнь. Особенно если погода хороша.

Пассажиры выползают на палубы, пьют, кутят, флиртуют, любуются звездами и слушают шум волн, рассекаемых бортовой сталью. Да и вахтенные матросы, если нет аврала, не прочь развлечься с какой-нибудь одинокой дамочкой, изрядно заправившейся коктейлями в баре. Бывалые моряки сразу выделяют падких на экзотику барышень из общей массы и умеют мастерски замутить им голову.

Вот и на этот раз молодой матрос Панайотис Кацуранис, совершающий уже седьмое плавание на «Philike Hetaireia», приглядел себе худощавую брюнеточку из числа меченых на нижней палубе. К часу ночи она уже прилично набралась и громко смеялась, рассказывая своим подругам какие-то девичьи истории.

Панайотис немного стеснялся меченых с их мутно-янтарным правым глазом, но животные инстинкты возобладали над стыдливостью. В родном Астакосе его никто не ждал, а посему секса у юного грека не было уже больше месяца.

Он уже собрался подойти к брюнетке и по-английски предложить ей увлекательную экскурсию на корму после окончания его смены, как вдруг запищал зуммер связи с дежурным офицером на мостике. Панайотис, выругавшись, подошел к служебному аппарату, вмонтированному в стену возле нижнего трапа, и снял трубку, приготовившись выслушать очередное дурацкое распоряжение.

Из трубки донеслось лишь противное шипение и свист. В это же время погасло освещение, погрузив всю палубу во мрак. Радостно взвизгнули несколько девушек, с кухни донесся звон бьющейся посуды, сдобренный вычурными итальянскими матюгами.

В небе, примерно в километре от лайнера, что-то ярко блеснуло.

«Неужели шторм все же догнал нас? Дьявол! Сейчас дождь распугает всех пассажиров, и не ласкать мне сегодня этих длинных горячих ножек», – с досадой подумал греческий матрос.

Через несколько секунд свет вновь загорелся.

Панайотис бросил шипящую трубку на аппарат и повернулся к брюнетке.