Коршун и горлица (Орел и голубка) - Джейн Фэйзер

Он поймал ее за руки и усадил на траву. Она подчинилась ему, все еще насмешливо на него глядя, и села, скрестив ноги.

— Вопрос слишком серьезный, моя Сарита. Что ты желаешь теперь делать? — она нахмурилась, почувствовав его серьезность.

— Я иду с тобой. Ты должен вернуться в Альгамбру, и я иду с тобой. — Ее глаза были полны решимости. — Ты ведь не отошлешь меня снова, Абул?

— Я не отважусь больше на это, — сказал он. — Теперь, когда я знаю, что происходит, когда дело попадает в твои руки, моя милая, я не собираюсь тебя отпускать.

— Вчера ты сердился из-за этого, а теперь смеешься, — сказала Сарита в полной растерянности.

— Ты был прав, когда говорил, что я не понимаю твоего народа и не должна пытаться вмешиваться в события. Урок был горьким, но он многому меня научил, и я могу понять твой гнев, но прошу тебя надо мной не смеяться.

— Ах, дорогая, я и не собираюсь, — Абул почувствовал угрызения совести и притянул ее к себе.

— И не думай, что я не понимаю того, что тебе пришлось вынести.

— Но теперь все это в прошлом, — сказала она.

— Давай покончим с этим и обсудим наше будущее.

— Давай, — согласился он, — и я хочу знать, как ты хотела бы устроить это будущее.

— Ты должен вернуться в Альгамбру, Абул. Мы должны смириться с этим. Ты и так надолго уехал оттуда… и за это я должна винить саму себя.

— Мы не вернемся в Альгамбру, — тихо сказал Абул. Он долго думал над тем, как лучше сообщить ей о том, какую цену пришлось заплатить ему за ее освобождение, и, не придумав ничего, решил пустить разговор на самотек.

— Почему? — по тому, как она задала этот вопрос, Абул понял, что она уже угадала его ответ.

Он легонько шлепнул ее по губам.

— В жизни человека есть много дорог, Сарита. И я не желаю до конца своей жизни идти по одной и той же, так что я решил изменить направление.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Так ты выменял меня на Гранаду.

Он рассмеялся и ущипнул ее за нос, стараясь показать ей, что достаточно легко относится к этому.

— Как оказалось, Гранада стоит души человека.

Много ли вещей, созданных руками человека, могут похвастаться тем же самым?

— Нет, Абул, я не верю в это… я не могу… я не могла бы жить, если бы думала…

— Тише, глупышка! Или ты думаешь, что без халифата я — ничто? Это было бы серьезным оскорблением, Сарита.

Она снова посмотрела вверх, туда, где высились пики гор и подумала об орле, которому подрезали крылья. Мука переполняла ее.

— Не притворяйся, Абул. Ты знаешь, что ты — это Гранада, а Гранада — это ты. Вы неразрывны друг с другом.

— Ты говоришь глупости, которые еще и оскорбительны, — прервал ее Абул, — ты отнимаешь у меня право на мои собственные приоритеты, право на выбор пути, по которому мне следует идти дальше, однако я сделаю его сам и этот выбор не будет иметь ничего общего с выбором, который сделали бы люди, не видящие дальше своего носа.

Сарита вздрогнула; она почувствовала в нем нешуточный гнев. Абул был самым независимым мужчиной из тех, кого она когда-либо встречала. Он редко действовал не обдумав как следует последствий и, сделав что-либо, не тратил времени на пустые сожаления о содеянном. Так что, если он решил променять халифат на нее, то ей следует с радостью и благодарностью принять это.

Мысли сменяли одна другую, и она лихорадочно пыталась найти нужные слова, чтобы исправить свою ошибку. В конце концов, она решила, что будет лучше, если она воздержится от извинений и вообще от каких-либо объяснений, поскольку они могут увести ее туда, откуда ей будет еще труднее выбираться.

— И что ты хочешь теперь делать, Абул?

— Есть несколько возможностей, — сказал он легко, как будто до этого они не ссорились. — Если хочешь, мы можем построить здесь хижину и наслаждаться жизнью вдали от света.

— Держать коз, — захлопала в ладоши Сарита, — коз и цыплят. У нас тут достаточно воды, а вокруг растут оливковые деревья и, возможно, мы могли бы выращивать…

— Зимой тут будет довольно холодно, — серьезно сказал Абул.

— Да, наверно. На зимние месяцы племя всегда спускалось в низины.

— Мы можем жить и жизнью бродяг, если тебе этого хочется, — сказал Абул.

— Мне кажется, что двоим будет трудно жить жизнью такого рода. Она требует какого-то сообщества.

— Ну, может быть, тебе захочется поехать в…

Почему-то подобная мысль не приходила в голову Сарите. Оставить полуостров… порвать все ниточки, связывающие ее с Испанией… с родиной, в людьми ее расы… Она вздохнула.

— Да, но что ждет нас там?

— Поместье моей матери, оно находится у моря.

Оливковые и апельсиновые рощи, сосны, дом из белого мрамора с террасами, выходящими на море, сады с хибискусом и олеандрами.

— И все это твое?

— Я унаследовал его, — улыбнулся он. — Моя мать умерла десять лет назад, и я постоянно приезжал туда, но я никогда не жил там, хотя, будучи мальчишкой, проводил там много времени.

— Никогда не жил там? — Это казалось ей необычайно важным.

Неужели они могут найти место, не населенное призраками прошлого?

Абул покачал головой:

— Никогда.

— Но там есть гарем?

— Гарем, моя милая, не может существовать без женщин, живущих в нем.

— Но ведь это то место, в котором они содержатся отдельно от мужчин.

Он покачал головой:

— Необязательно. Он не может существовать без женщин.

— Но ведь там, в… у тебя будут жены?

— Только одна, или ты разрешишь мне иметь еще? — он уже открыто смеялся над ней, и, заразившись его смехом, она рассмеялась сама.

— Нет, дорогая, никаких женщин. Ты будешь только моей, а я — только твоим.

Хотя они и смеялись, но никто из них не сомневался в серьезности сказанного.

— Мы будем жить на моей земле по твоим законам, и у нас будут дети, которые смогут понять законы и твоего, и моего народа, — он взял ее за подбородок. — Ты родишь мне детей, Сарита?

Она сжала кисти его рук:

— Я рожу тебе детей.

Абул прислонился к скале:

— Ну что ж, в таком случае, у меня есть только одна проблема.

— Какая же? — она уловила его озорство.

— Я должен как-то искоренить в тебе любовь к опасностям, милая.

Она отступила назад, готовая, если понадобиться тут же вскочить.

— Ты хочешь подавить ее, мой господин Абул?

И она просунула руку между его ног, но как только он начал поддаваться ласке, отпрыгнула от него и запрыгала вокруг него.

Абул вскочил и побежал за ней. И так они мчались вверх по холму — волосы ее развевались и мелькали голые пятки. Наконец, он поймал ее за Щиколотку, и они, смеясь, упали на землю.

— Ты действительно находишь в этих провокациях какую-то особую прелесть? — заявил Абул и закрыл ее уста своими, и задрал ей юбку.