Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Амундсен сообщил Нансену, что телеграфировать о своей новости планирует, вернувшись в новозеландский Литтлтон. Это была умышленная ложь: никто, кроме Амундсена и его брата Леона, пока не знал, что «Фрам» пойдет в Хобарт на Тасманию. Амундсен еще не забыл «украденную» телеграмму и утечку своей новости после покорения Северо-Западного прохода. Это не должно было повториться. Теперь он не будет рисковать, вступая в альянсы с «коллекционерами» новостей: никаких договоренностей заранее и никаких сообщений о своих намерениях. В один прекрасный день он придет на телеграф как анонимный состоятельный посетитель. Поступок майора Глассфорда из войск связи США научил Амундсена не доверять никому, кто так или иначе связан с любой телеграфной станцией, по-этому был разработан шифр, ключ к которому знали только они с Леоном.

Во многом полагаясь на брата, который стал негласным «начальником штаба» экспедиции, Руаль придумал, как попасть на полюс и вернуться: похоже, что именно Леон и создал план введения в заблуждение всего мира.

Опережая «Фрам» более чем на пять тысяч миль, «Терра Нова» вышел из Кейптауна и отправился на восток через Индийский океан. Но его лидерство было иллюзорным. В штурманской каюте «Терра Нова» отсутствовал план экспедиции, предназначенный для всеобщего изучения, по той простой причине, что его вообще пока не существовало. Разница между двумя экспедициями отчетливо прослеживается по двум дневниковым записям.

На «Фраме» через три дня после выхода с Мадейры Амундсен написал:

Мы начали приготовления к походу на Южный полюс. Ронн [отвечавший за паруса] укрепляет пол в наших палатках на 16 человек [для базового лагеря]. Бьяаланд приступил к подготовке саней.

На борту «Терра Нова» Черри-Гаррард записал 7 августа, что «[лейтенант] Эванс, Кэмпбелл и Уилсон сформировали санный комитет, где я утвержден в должности секретаря, но, похоже, работы у меня будет немного».

Это написано почти через год после того, как Скотт торжественно объявил об экспедиции, а Амундсен, сидя в своем кабинете в Бунден-фьорде, закончил разработку плана собственной кампании.

На борту «Фрама» было 19 человек, на «Терра Нова» – в общей сложности 65. Количество людей и размеры судов были явно несоразмерны. «Фрам» был 126 футов длиной, 35 футов шириной и водоизмещением 440 тонн; «Терра Нова» – 187 футов длиной, 31 фут шириной и водоизмещением 747 тонн. Оба судна имели по три мачты, но «Терра Нова» при этом нес парусное вооружение барка, в то время как «Фрам» представлял собой марсельную шхуну. При создании «Фрама» ориентировались на маленькую команду. Его дизельный двигатель («старый кашлюн», как прозвал его Бьяаланд) обслуживался всего одним человеком.

«Терра Нова» технически был менее совершенен, для управления им требовалась большая команда. Обслуживанием древнего парового двигателя, работавшего на угле, занимались два-три кочегара, которые постоянно поддерживали кипение воды в котле. Здесь же требовались работа вспомогательного персонала для подачи угля из бункера и постоянное присутствие инженера у пульта управления. Нужно было много матросов для работы на реях с парусной оснасткой.

Экипаж «Терра Нова» состоял из людей, которые готовились к участию в двух экспедициях: главная партия Скотта направлялась в пролив Макмёрдо, а группа Кэмпбелла – на Землю Эдуарда VII. Корабль был перегружен и слишком мал для стоявшей перед ним задачи. «Фрам» оказался лучше приспособлен к выполнению поставленных целей.

Их плавание представляло собой не просто классическую гонку исследователей – оно стало битвой философских систем. На «Терра Нова», по словам Уилсона, «было много людей, случайно оказавшихся вместе», а на «Фраме» – небольшая группа скрупулезно подобранных специалистов. Скотт, зажатый рамками огромной неповоротливой бюрократической машины, словно маршал, разворачивал силы для несуразной кампании. Между тем Амундсен на своем «Фраме», «корабле викингов двадцатого века», как назвал его Борчгревинк, отправился в настоящий полярный набег-.

Амундсен был одержим необходимостью совершенствования своего снаряжения. Четыре месяца плавания от Мадейры до Китового залива никому из его команды не показались долгими: нужно было использовать каждую секунду. Даже освященному временем ритуалу «пересечения экватора» не позволили надолго прервать рабочие будни. И действительно, 2 октября, в воскресенье, они провели то, что Амундсен назвал

ужином на экваторе, хотя мы пока были на несколько градусов севернее. Но потратить весь рабочий день на эту бессмыслицу мы не имели права-.

В отличие от британской экспедиции, которая даже накануне операции продолжала спорить о том, как им лучше покорять полюс – с помощью мотосаней, пони, собак или людской силы, на лыжах или преимущественно пешком – у норвежцев сомнений в выбранной стратегии не было. Полюс – это лыжи, сани и собаки. Поэтому их требовалось провезти через тропики в целости и сохранности.

Если покоробятся лыжи и сани, это станет непоправимым несчастьем, означающим трудное путешествие и излишние усилия. Дерево чувствительно к влажности и жаре, оно нуждается в правильном хранении, а потому все лыжи были подвешены к потолку носовой каюты. «Мы не смогли придумать ничего лучше», – отметил Амундсен в своем дневнике.

И Скотт, и Амундсен купили сани в «Хагене», в Христиании. Но Амундсен только сейчас заметил, что они оставляют желать лучшего: особые нарекания вызвал крепеж. Бьяаланду пришлось поработать стамеской и рубанком – на этом ужасно раскачивающемся корабле, – чтобы привести сани в порядок и устранить недостатки. Он закончил все к 24 октября, исправив за шесть недель десять саней и сделав для них по паре запасных полозьев. Это спасало от чрезмерного изнашивания одной пары и давало возможность в сильный мороз для лучшего скольжения покрывать полозья тонким слоем льда, чему Амундсен и Хелмер Ханссен научились у эскимосов-нетсиликов.

Одни сани были более сложной конструкции, в них вообще отсутствовали железо и сталь. Они предназначались для транспортировки главного походного компаса.

После саней Бьяаланду пришлось приводить в порядок лыжи, подгонять крепления, не говоря уже о мелких заданиях вроде изготовления ящиков для перевозки примусов в санях. Ронн, отвечавший за паруса, шил новые палатки и шорничал – это требовалось группе, которая должна была высадиться на берег. Кроме того, он заново перевязывал сани, сделав в общей сложности примерно пятьсот или шестьсот швов. Эти двое, Ронн и Бьяаланд, работали с шести утра до шести вечера по шесть дней в неделю и потому были освобождены от вахт. На корабле с такой численностью команды это означало повышенную нагрузку на остальных. Но, как заметил Амундсен, «если мы хотим победить, нельзя потерять даже пуговицу от брюк».

Матрос по имени Людвиг Хансен, которого взяли на борт за наличие навыков жестянщика, через две недели после выхода «Фрама» из Фуншала приступил к изготовлению керосиновых баков для санного путешествия.

Во время экспедиции по Северо-Западному проходу Амундсен заметил, что керосин имеет свойство «утекать». Банки, оставленные на промежуточных складах, неизбежно становились пустыми через несколько недель, что было как-то связано со свойствами нефтепродуктов в условиях низких температур. Тогда это просто раздражало, но в стерильном вакууме юга могло стать вопросом жизни и смерти. Упреждая опасность, Амундсен решил изготовить баки из нержавеющей листовой стали. Для сохранения абсолютной герметичности все швы были тщательно пропаяны, а содержимое запечатали запаиванием горлышка. Всего Хансен сделал десять баков по пятнадцать литров (четыре галлона) каждый.

Амундсен не мог поручить эту работу ни одному коммерческому предприятию. Он доверял только собственному производству и тому человеку, который четко понимал, что от его навыков и ответственности зависят жизни его товарищей. Уверенность в том, что каждому – даже самому незначительному предмету снаряжения – можно абсолютно доверять, является наиболее существенной частью психологической брони во враждебной среде. Сомнение – плохой спутник в путешествии.

На верхней палубе второй инженер и опытный кузнец Джекоб Нодтведт (который был ветераном предыдущей экспедиции «Фрама») оборудовали кузницу и в свободные от вахт часы смастерили уйму приспособлений, вроде хомутов для собачьей упряжи собственной конструкции.

У такой нехарактерной суеты были свои причины. Первоначальный план полярного дрейфа предусматривал изготовление основной части санного оборудования на борту – во время долгих зимовок во льдах. Когда планы изменились, Амундсен побоялся выдать себя. И теперь вместо комфортной неподвижности в паковых льдах его мастерам приходилось работать на корабле-, который непрерывно кренился и раскачивался на океанских волнах. Зато с самого начала на борту возникла атмосфера целеустремленности и собранности.