Знаменитые авантюристы XVIII века - Автор неизвестен Биографии и мемуары

Глава XXIV

Отъезд из Варшавы. — Казанова, объехав некоторые прусские города и, встретившись со знакомою француженкою, приезжает с нею в Вену. — Происшествие в гостинице, характеризующее тогдашние венские нравы. — Казанову выпроваживают из Вены. — Казанова опять в Париже и снова оттуда высылается.

На другой же день после свидания с Мошчинским Казанова уплатил все свои долги — около 200 дукатов — и немедленно выехал из Варшавы. Он отправился в Германию, побывал в Бреславле, Лейпциге, Дрездене, Шверине, Праге; в этих местах с ним не приключилось ничего особенного. Дорогою он встретил одну старую знакомую и вместе с нею поехал в Вену. Эта дама в Вене была намерена обратиться за помощью к французскому консулу, чтобы он помог ей добраться до Парижа. В Вене с ними разыгрался эпизод, очень характеристичный для тогдашних венских порядков. Дело в том, что императрица Мария-Терезия была чересчур ярою поборницею чистоты нравов; мы уже упоминали, впрочем, об этом и разъясняли, какими страшными неприятностями и стеснениями обрушивались на венское население те мероприятия, какие были тогда приняты в видах оздоровления нравственности. Происшествие с Казановою приключилось именно на этой чреватой приключениями почве.

Казанова вместе со своею дамою остановился в гостинице, причем разместились они в двух разных номерах. На другой день, когда оба они мирно пили кофе у нее в номере, к ним вдруг ворвались двое господ, вероятно, полицейских агентов, и без всяких предисловий грубо спросили у дамы, кто она такая. Та сказала свое имя — Блазен.

— А этот господин кто такой?

— Спросите у него.

— Что вы делаете в Вене?

— Как видите, пью кофе.

— Если этот господин вам не муж, то вам придется оставить Вену в двадцать четыре часа.

— Он мне не муж, а просто знакомый, а уеду я отсюда, когда мне заблагорассудится, если только меня не выгонят силою.

— Прекрасно. Что касается до вас, милостивый государь, то хотя мы и знаем, что у вас свой отдельный номер, но это ничего не значит.

И один из агентов затем вышел и отправился в номер Казановы, который молча пошел вслед за ним.

— Мне надо только видеть вашу постель, — объяснил агент. — Вот она. Вы на ней спали, это ясно! Этого достаточно!

— Тысяча чертей! — загремел Казанова. — Что вам за дело до моей постели и какого дьявола вам вообще от меня надо?! Что это за наглое шпионство!

Но агент не удостоил его ответом, вошел вновь к г-же Блазен, подтвердил ей вновь, что она должна в суточный срок выехать из Вены, и затем ушел вместе со своим товарищем.

— Оденьтесь, — сказал Казанова своей спутнице, — отправляйтесь к французскому посланнику и расскажите ему обо всем.

Блазен съездила к посланнику, и тот совершенно успокоил ее, сказав ей, чтобы она спокойно оставалась в Вене, сколько ей нужно; он все брал на себя. Наши друзья порадовались, съездили по делам вместе, потом вместе же пообедали и после обеда сидели и благодушествовали до вечера. Часов в восемь вечера к ним вошел хозяин гостиницы.

— Сударыня, — сказал он, — я получил приказание от полиции перевести вас в другой номер, подальше от г. Казановы.

— Извольте, я переберусь с удовольствием, — с хохотом отвечала Блазен.

— А скажите, — спросил у хозяина Казанова, — барыня должна ужинать одна у себя в номере или мы можем поужинать вместе? На этот счет вами не получено никакого распоряжения?

— Нет, не получено, — рассмеялся хозяин.

— Ну, коли так, мы поужинаем вместе, угостите же нас хорошенько.

После того Блазен прожила в Вене еще четыре дня, и никто не беспокоил ни ее, ни Казановы; потом она уехала, а Казанова перебрался на частную квартиру. Он некоторое время жил очень спокойно, ходил в театры, видался кое с кем из знакомых, был весел, здоров, замышлял путешествие в Португалию. Еще будучи в Лондоне, он познакомился с какою-то португальскою аристократкою, которая очень звала его к себе на родину. Он теперь, должно полагать, рассчитывал поправить около этой дамы свои обстоятельства, хотя прямо об этом и не говорит в своих Записках. Но лукавый уже готовил ему новый сюрприз — один из тех, которые с ним неоднократно случались. Само собою разумеется, враг рода человеческого выслал вперед в виде застрельщика женщину. Эта особа заманила нашего героя в какой-то притон, в котором он очутился с глазу на глаз с неким своим соотечественником Поккини. В первый раз Казанова повстречался с этим Поккини еще в бытность на острове Корфу; тогда он там нищенствовал, и Казанова помог ему как соотечественнику, попавшему в затруднительное положение. Потом он встретился с ним в Штутгарте; тут Поккини что-то у него украл и скрылся. Третья встреча была в Лондоне. Там Поккини удалось заманить к себе Казанову тоже посредством каких-то девиц; но тогда он преспокойно отхлопал негодяя палкою. Теперь в Вене Казанова нарывался на этого соотечественника в четвертый раз. На этот раз, увы, сила была на стороне Поккини. Дело происходило в каком-то вертепе, звать на помощь было бесполезно, а Поккини припас себе на помощь пару здоровенных ассистентов, и все они были хорошо вооружены. Кончилось тем, что Казанова был вынужден вручить честной компании свой кошелек. После этого его выпустили здоровым и невредимым.

Казанова вернулся домой и начал вместе со своим закадычным другом Кампиони обдумывать, как бы накрыть негодяя и отобрать у него, если не поздно, кошелек с деньгами. Придумали изложить всю историю письменно и подать эту записку венскому обер-полицеймейстеру (Statthalter). Однако, прежде чем отнести записку к этому сановнику, Казанова хотел еще посоветоваться с адвокатом. Но его предупредили. К нему явился полицейский агент и передал приглашение от обер-полицеймейстера, графа Шротенбаха, пожаловать для объяснений. Казанова немедленно отправился по приглашению.

Он увидал перед собою толстяка, стоявшего посреди комнаты. Поодаль стояло еще несколько человек, очевидно, подчиненных. Толстый господин при входе Казановы вынул часы и, протянув их Казанове, просил его заметить время.

— Вижу, — сказал Казанова.

— Прекрасно. Так вот-с, если завтра в этот самый час вы будете еще в Вене, то я велю силою выпроводить вас за черту города.

— Но с какой же стати ко мне применяется такая несправедливая и произвольная мера?

— Я не обязан давать вам никакого отчета. Скажу вам только, что вы оказались виновны в нарушении закона, изданного ее величеством касательно азартных игр. А вам известны вот эти карты и этот кошелек?

— Карт я не узнал, но кошелек узнаю, потому что это мой кошелек; правда, в нем теперь остается на вид не больше четверти того золота, что было, когда его у меня отняли.