Теплоход "Иосиф Бродский" - Александр Проханов

Есаул смотрел на Куприянова. Тот казался огромным сияющим монументом, отлитым из таинственных сплавов, из неведомых металлов, которых не существовало в природе. Был голым сияющим исполином, в которого вливалась непрерывная струйка разноцветных молекул. Облучала его поверхность, брызгала радужными каплями, орошала лик, выпуклую грудь, мускулистый живот, напряженный пах. Он был кумир, которого воздвигнут посреди России и которому поклонится околдованный, обреченный на истребление народ. Религия, которую исповедовал Куприянов, была религией смерти. Возвращением к Богу именовалось исчезновение Человека, свертывание, истребление человечества. Это был гимн Танатосу. Проповедь нового мистического Сверхчеловека, перед которой меркли изыскания «Аненнербе».

— Когда мы вернемся к Богу и станем Богом, покинув сотворенный Богом мир, то этот мир уже будет не нужен — в нем не останется человека. Он может погаснуть. Это и будет концом истории, концом мира, завершающим аккордом Вселенной. Наступит великое, всепоглощающее Ничто, которое одновременно будет великим изначальным Всем, то есть Нами…

Куприянов умолк. Воцарилась тишина, какая бывает в абсолютном вакууме, где нет носителя звуков, но любая весть переносится беззвучной электромагнитной волной. Так же беззвучно мчались из зала к Куприянову волны обожания и поклонения, молитвенные восторги и уверения в вечной любви. Лишь постепенно безмолвие экстатической страсти стало сменяться вздохами и любовными стонами, страстными всхлипами и криками ликования:

— Браво!.. Виват Президенту!..

Все стали срываться с мест, стремились к кумиру, хотели коснуться его одежд, лобызать стопы, припасть жадными губами к следам его ног. Так встречают на площади Ватикана появление понтифика, наместника Бога на земле. Восторженней всех взывала мадам Стеклярусова, умоляюще протягивая к Куприянову руки:

— Аркадий, сделай мне подтяжку — сам знаешь чего!.. Хочу бесконечное количество раз терять мою девственность!

Ей вторила дочь Луиза Кипчак:

— Аркаша, ты бесподобен!.. Вожделею тебя!.. Устала от этого грубияна Малютки!.. Приду к тебе сегодня ночью и ты увидишь, как светится в темноте моя морщинка!..

Попич в суматохе действовал, как дюжина швейцарских гвардейцев, отгоняющих от понтифика обезумевших богомольцев. Пинал, толкал, возвращал всех на место:

— Дамы и господа!.. Уймите свои восторги!.. Аркадий Трофимович никуда не уходит!.. Он остается с нами не только на вечер, но и на следующий президентский срок!.. Прошу задавать вопросы участникам дебатов!.. Полагаю, полученные ответы еще больше укрепят вас в выборе, который, нет сомнения, уже состоялся!..

Страсти поутихли. Попич вернул себе респектабельный вид торговца ценностями, которые на аукционе идей были представлены взволнованным, в победном ореоле, Куприяновым и окаменевшим, хмурым Есаулом. Зал был наполнен таинственным электричеством, которое слабо шуршало, потрескивало, бледно вспыхивало в прическах у дам, начинало светиться вокруг голов, блуждало под цотолком, словно северное сияние, где начинали тихо гореть зеленые и розовые сполохи, изумрудные и алые переливы. Есаул видел, как шарит по залу разноцветный, вылетающий из тени лучик, поджигает молекулы воздуха. В том месте, где он пролетал, некоторое время нежно светился цветной ожог, словно таинственный фантом, а потом угасал. Луч скользнул к трибуне. Проник в стакан с водой, где загорелась нежная радуга. Переместился к Есаулу, и тот почувствовал, как в плечо вонзилась тончайшая игла боли, вторглась в плоть, начиная круговые движения, как пуля со смещенным центром тяжести, захватывая в свои круги и эллипсы все новые участки тела. Это было ужасно. Он понял, что Словозайцев идет по стопам Толстовой-Кац и губернатора Русака, которые пытались колдовством и лукавством обнаружить его потаенный «план». Нащупать сокровенную точку, раздавить ее и тем самым обезопасить свой коварный «замысел».

— Прошу задавать претендентам вопросы, — дирижировал Попич. — Первый вопрос к Аркадию Трофимовичу Куприянову!.. Пожалуйста! — поднимал он из кресла нетерпеливую лысинку Жванецкого.

— Уважаемый Аркадий Трофимович, — лысинка Жванецкого вся светилась обожанием и преданностью, словно ее полили лампадным маслом. — Правда ли, что вы, по благословению Патриарха, раздали все свое состояние бедным и увечным и тем самым выполнили Христову заповедь: «Раздай имение свое»?

— Я никогда не был привязан к материальным благам. Все, что я имел, я заработал честным трудом. Но, как говорится, «Бог дал, Бог взял». В нашем народе столько несчастных, столько таких, по ком ударили «реформы», что я не мог равнодушно смотреть на людское горе. Действительно, я раздал все мое имущество и теперь ничего не имею. Но Христос сказал: «Живите, как птицы небесные». Я и живу, как птица! — Он печально и мило улыбнулся, и зал рукоплескал этой искренности и добротолюбию. Сантиментальный оператор Шмульрихтер, снимавший дебаты на пленку, смахнул набежавшую слезу.

— Вопрос господину Есаулу, — сухо произнес Попич, кинув в сторону Есаула нелюбезный взгляд. — Кажется вы хотели? — Он выбрал среди поднятых рук ту, что принадлежала шляпе Боярского.

— Да-с, так вот-с. — Шляпа Боярского старалась усвоить надменный вид и обличительные интонации. — Скажите, господин… Атаман, то есть нет… Есаул… Правда ли, что деньги, полученные в результате разорения ЮКОСа, вы потратили на приобретение дворца на Лазурном берегу, виллы на Сардинии, средиземноморской яхты, для которой выстроили роскошный причал, и в свои прогулки по Средиземному морю вы берете танцовщиц Пуэрто-Рико, балерин «Фоли Бержер», эротический ансамбль ночного клуба «Нью-Йорк» и самых дорогих проституток «Лас-Вегаса»?

Есаул чувствовал, как луч, подобно гибкой игле, проникает под кожу. Углубляется в мягкую ткань, впрыскивает капли парализующего яда. Будто на плечо присела оса-наездник, пронзила тончайшим жалом. Впрыснула в кровь тысячи личинок, которые пробирались по сосудам в каждую клеточку его тела. Есаул под воздействием этого парализующего яда, лишь немощно вращал языком:

— У-у-гы-ы… А-о-э-э-э!.. — издавал он звуки олигофрена, бессильного выразить мысль.

Зал возроптал, раздались свисты, возмущенные возгласы:

— Да он пьян!..

— Был у нас один кремлевский пьяница, не надо другого!..

— Следующий вопрос Аркадию Трофимовичу!.. Будьте любезны!.. — Попич взмахнул рукой, словно в ней была дирижерская палочка. Вопрос исходил от женщины-продюсера программы «Тюрьма и воля»:

— Правда ли, дорогой Аркадий Трофимович, что вы — прекрасный семьянин, женаты один-единственный раз, взяли жену из простой крестьянской семьи и простите, вы и она потеряли девственность в первую брачную ночь?

— Не стыжусь признаться в этом. В простых деревенских женщинах сохраняются традиции нашего патриархального прошлого. Они берегут свое целомудрие до свадебного венца и очень стыдливы в постели. Для них соитие с мужчиной — не утоление греховной страсти, а средство произвести потомство. У нас четверо детей, и ровно столько раз она, стыдливо прикрываясь своей чудесной русой косой, приходила ко мне в опочивальню.

Все аплодировали. Шмульрихтер старался запечатлеть застенчивое лицо Куприянова, на котором выступил румянец стыдливости.

— Ваши вопросы господину Есаулу! — Попич саркастически усмехнулся. — Если, конечно, он в состоянии отвечать на вопросы…

Поднялся эстрадный певец, воспевший «Москву златоглавую», исполнитель мыльного шлягера «Господа офицеры»:* .

— Будьте любезны — да или нет? Вы были судимы за растление малолетней? Правда ли, что отец совращенной вами девочки вас кастрировал? Верно ли, что вас одолевают неврозы из-за мастурбации, которой вы предавались с самого детства?

Есаул чувствовал, как весь его организм переполнен юркими личинками. Их ножки и усики щекотали дыхательные пути, скребли оболочки сосудов, обшаривали внутренние и внешние стенки кишечника. Он хотел ответить мерзавцу, сфабриковавшему унизительный вопрос, но язык распух, словно его укусила пчела.

— У-у-э-ю… Ы-ы-о-а-а… — издавал он звуки разбитого инсультом страдальца, и зал над ним потешался.

— Последние вопросы претендентам! — с ужимками Пельша и с тем же наглым, плутовским выражением воскликнул Попич. — Сначала Аркадию Трофимовичу… Прошу, сударыня!..

Поднялась телеведущая программы «Деликатес» Выбеленные хлором волосы торчали в разные стороны, делая ее похожей на морского ежа. Один глаз был фиолетовый, другой ярко-розовый. Утробным голосом ведьмы она спросила:

— Любезнейший Аркадий Трофимович, верно ли, что все свободное время вы предаетесь искусству? Пишите дивные картины маслом, делаете рисунки фломастером, работаете пастелью. Вашими работами заинтересовался Центр Помпиду, и целый этаж этого парижского музея посвящен вам?