Повести - Ю. Бондарев

- Я не буду доказывать. Я больше ничего не скажу. Вы не смеете меня допрашивать - вы будете отвечать! И по телефону ничего не говорите. О том, что я с того берега, знает только пятьдесят первый. Вы должны сейчас же сообщить ему: Бондарев у меня. И все! За мной приедут! - убежденно выкрикнул он.

- Может, ты все-таки объяснишь, кто ты такой, что*за тобой будут приезжать?

Он молчал.

Я некоторое время разглядывал его и размышлял. Его фамилия мне ровно ничего не говорила, но, быть может, в штабе армии о нем знали? - за войну я привык ничему не удивляться.

Вид у него был жалкий, измученный, однако держался он независимо, говорил же со мной уверенно и даже властно: он не просил, а требовал. Угрюмый, не по-детски сосредоточенный и настороженный, он производил весьма странное впечатление; его утверждение, будто он с того берега, казалось мне явной ложью.

Понятно, я не собирался сообщать о нем непосредственно в штаб армии, но доложить в полк было моей обязанностью. Я подумал, что они заберут его к себе и сами уяснят, что к чему; а я еще сосну часика два и отправлюсь проверять охранение.

Я покрутил ручку телефона и, взяв трубку, вызвал штаб полка.

- Третий слушает. - Я услышал голос начальника штаба капитана Маслова.

- Товарищ капитан, восьмой докладывает! У меня здесь Бондарев. Бон-да-рев! Он требует, чтобы о нем было доложено «Волге»…

- Бондарев?.. - переспросил Маслов удивленно. - Какой Бондарев? Майор из оперативного, поверяющий, что ли? Откуда он к тебе свалился? - засыпал вопросами Маслов, как я почувствовал, обеспокоенный.

- Да нет, какой там поверяющий! Я сам не знаю, кто он: он не говорит. Требует, чтобы я доложил в «Волгу» пятьдесят первому, что он находится у меня.

- А кто это пятьдесят первый?

- Я думал, вы знаете.

- Мы не имеем позывных «Волги». Только дивизионные. А кто он по должности, Бондарев, в каком звании?

- Звания у него нет, - невольно улыбаясь, сказал я. - Это мальчик… понимаете, мальчик лет двенадцати…

- Ты что, смеешься?.. Ты над кем развлекаешься?! - заорал в трубку Маслов. - Цирк устраивать?! Я тебе покажу мальчика! Я майору доложу! Ты что, выпил или делать тебе нечего? Я тебе…

- Товарищ капитан! - закричал я, ошарашенный таким оборотом дела. - Товарищ капитан, честное слово, это мальчик! Я думал, вы о нем знаете…

- Не знаю и знать не желаю! - кричал Маслов запальчиво. - И ты ко мне с пустяками не лезь! Я тебе не мальчишка! У меня от работы уши пухнут, а ты…

- Так я думал…

- А ты не думай!

- Слушаюсь!.. Товарищ капитан, но что же с ним делать, с мальчишкой?

- Что делать?.. А как он к тебе попал?

- Задержан на берегу охранением.

- А на берег как он попал?

- Как я понял… - Я на мгновение замялся. - Говорит, что с той стороны.

- «Говорит», - передразнил Маслов. - На ковре-самолете? Он тебе плетет, а ты и развесил уши. Приставь к нему часового! - приказал он. - И если не можешь сам разобраться, передай Зотову. Это их функции - пусть занимается…

- Вы ему скажите: если он будет орать и не доложит сейчас же пятьдесят первому, - вдруг решительно и громко произнес мальчик, - он будет отвечать!..

Но Маслов уже положил трубку. И я бросил свою к аппарату, раздосадованный на мальчишку и еще больше на Маслова.

Дело в том, что я лишь временно исполнял обязанности командира батальона, и все знали, что я «временный». К тому же мне был всего двадцать один год, и, естественно, ко мне относились иначе, чем к другим комбатам. Если командир полка и его заместители старались ничем это не выказывать, то Маслов - кстати, самый молодой из моих полковых начальников - не скрывал, что считает меня мальчишкой, и обращался со мной соответственно, хотя я воевал с первых месяцев войны, имел ранения и награды.

Разговаривать таким тоном с командиром первого или третьего батальона Маслов, понятно, не осмелился бы. А со мной… Не выслушав и не разобравшись толком, раскричаться… Я был уверен, что Маслов не прав. Тем не менее мальчишке я сказал не без злорадства:

- Ты просил, чтобы я доложил о тебе, - я доложил! Приказано посадить тебя в землянку, - приврал я, - и приставить охрану. Доволен?

- Я сказал вам доложить в штаб армии пятьдесят первому, а вы куда звонили?

- Ты «сказал»!.. Я не могу сам обращаться в штаб армии.

- Давайте я позвоню. - Мгновенно выпростав руку из-под ватника, он ухватил телефонную трубку.

- Не смей!.. Кому ты будешь звонить? Кого ты знаешь в штабе армии?

Он помолчал, не выпуская, однако, трубку из руки, и вымолвил угрюмо:

- Подполковника Грязнова.

Подполковник Грязное был начальником разведотдела армии; я знал его не только понаслышке, но и лично.

- Откуда ты его знаешь?

Молчание.

- Кого ты еще знаешь в штабе армии?

Опять молчание, быстрый взгляд исподлобья - и сквозь зубы:

- Капитана Холина.

Холин - офицер разведывательного отдела штабарма - также был мне известен.

- Откуда ты их знаешь?

- Сейчас же сообщите Грязнову, что я здесь, - не ответив, потребовал мальчишка, - или я сам позвоню!

Отобрав у него трубку, я размышлял еще с полминуты, решившись, крутанул ручку, и меня снова соединили с Масловым.

- Восьмой беспокоит. Товарищ капитан, прошу меня выслушать, - твердо заявил я, стараясь подавить волнение. - Я опять по поводу Бондарева. Он знает подполковника Грязнова и капитана Холина.

- Откуда он их знает? - спросил Маслов устало.

- Он не говорит. Я считаю нужным доложить о нем подполковнику Грязнову.

- Если считаешь, что нужно, докладывай, - с каким-то безразличием сказал Маслов. - Ты вообще считаешь возможным лезть к начальству со всякой ерундой. Лично я не вижу оснований беспокоить командование, тем более ночью. Несолидно!

- Так разрешите мне позвонить?

- Я тебе ничего не разрешаю, и ты меня не впутывай… А впрочем, можешь позвонить Дунаеву. Я с ним только что разговаривал, он не спит.

Я соединился с майором Дунаевым, начальником разведки дивизии, и сообщил, что у меня находится Бондарев и что он требует, чтобы о нем было немедленно доложено подполковнику Грязнову…

- Ясно, - прервал меня Дунаев. - Ожидайте. Я доложу.

Минуты через две резко и требовательно зазуммерил телефон.

- Восьмой? Говорите с «Волгой», - сказал телефонист.

- Гальцев?.. Здорово, Гальцев! - Я узнал низкий, грубоватый голос подполковника Грязнова; я не мог его не узнать: Грязное до лета был начальником разведки нашей дивизии, я же в то время был офицером связи и сталкивался с ним постоянно. - Бондарев у тебя?

- Здесь, товарищ подполковник!

- Молодец! - Я не понял сразу, к кому относилась эта похвала: ко мне или к мальчишке. - Слушай внимательно! Выгони всех из землянки, чтобы его не видели и не приставали. Никаких расспросов и о нем - никаких разговоров! Вник?.. От меня передай ему привет. Холин выезжает за ним, думаю, часа через три будет у тебя. А пока создай все условия! Обращайся поделикатней, учти: он парень с норовом. Прежде всего дай ему бумаги и чернила или карандаш. Что он напишет - в пакет и сейчас же с надежным человеком отправь в штаб полка. Я дам команду, они немедля доставят мне. Создашь ему все условия и не лезь с разговорами. Дай горячей воды помыться, накорми, и пусть спит. Это наш парень. Вник?

- Так точно! - ответил я, хотя мне многое было неясно.

- Кушать хочешь? - спросил я прежде всего.

- Потом, - промолвил мальчик, не подымая глаз.

Тогда я положил перед ним на стол бумагу, конверты и ручку, поставил чернила, затем, выйдя из землянки, приказал Васильеву отправляться на пост и, вернувшись, запер дверь на крючок.

Мальчик сидел на краю скамейки спиной к раскалившейся докрасна печке; мокрые порты, брошенные им ранее в угол, лежали у его ног. Из заколотого булавкой кармана он вытащил грязный носовой платок, развернув его, высыпал на стол и разложил в отдельные кучки зернышки пшеницы и ржи, семечки подсолнуха и хвою - иглы сосны и ели. Затем с самым сосредоточенным видом пересчитал, сколько было в каждой кучке, и записал на бумагу.

Когда я подошел к столу, он быстро перевернул лист и посмотрел на меня неприязненным взглядом.

- Да я не буду, не буду смотреть, - поспешно заверил я.

Позвонив в штаб батальона, я приказал немедленно нагреть два ведра воды и доставить в землянку вместе с большим казаном. Я уловил удивление в голосе сержанта, повторявшего в трубку мое приказание. Я заявил ему, что хочу мыться, а была половина второго ночи, и, наверно, он, как и Маслов, подумал, что я выпил или же мне делать нечего. Я приказал также подготовить Царивного - расторопного бойца из пятой роты - для отправки связным в штаб полка.

Разговаривая по телефону, я стоял боком к столу и уголком глаза видел, что мальчик разграфил лист бумаги вдоль и поперек и в крайней левой графе по вертикали выводил крупным детским почерком: «…2…4, 5…» Я не знал и впоследствии так и не узнал, что означали эти цифры и что он затем написал.