Альдана Последняя королева эпохи - Надежда Кархалёва

— Ступай, обрадуй своих, — элементалист снова расслабился, откинувшись на спинку кресла. — И заканчивай мне выкать уже.

— Как скажешь, — легко согласился Николас. — Надеюсь, до скорой встречи, — попрощался он.

— От тебя зависит!

— Гениально! — воскликнул Томас, когда Николас передал содержание беседы со старейшиной. — А я-то для себя этот образец взял, думал когда-нибудь изучить самостоятельно. О, Ветры, простите меня, я был эгоистом!

— Не страшно, — будущий помощник правителя Лейшарда качнул головой, — это одна из загадок нашего ума. Если смотришь вперёд с поднятой головой, то видишь то, что дальше, а не то, что происходит под носом. И ум наш так же: чем важней, выше задача, тем более сложные решения мы ищем, сразу перескакивая через варианты попроще.

— У Томаса комплекс, — сообщил Клавьер так, чтобы это попало в уши рядом стоящей Дашки и Алины. — Он не закончил Академию и теперь думает, что он не настолько умён, чем мог бы, и пытается доказать самому себе, что это неправда. Отсюда и тяга к магическим исследованиям.

— Ум от образования не зависит, — Джессика, как оказалось, тоже услышала Клавьера.

— Поговори с ним, а? — попросил он.

— С ним давно это творится? Вы все уже могли бы разъяснить ему, — упрекнула его Джессика. — Но я помогу ему, да.

— Не надо, сам справлюсь.

Клавьер покраснел: оказывается, в компании случайно образовалась тишина, и шум голосов перестал скрывать его шёпот. Джессике же было всё равно.

Томас выскочил из гостиной.

— Сам виноват, — жестоко заявила воительница. — Человек сам добивается того, что его обсуждают.

— С ним и так проблем много, — вздохнула Тина. — Раздражительный он какой-то стал. Вспыхивает быстро, но хуже видеть, как он остывает. Так переживать начинает, бедный.

— Мы, между прочим, не о Томасе говорили, — напомнила Кларисса. — Силуэт выхода у нас появился, теперь надо его чем-нибудь заполнить.

— Следует отдать Скентии сгусток энергии на анализ, — сразу высказался Саша, не ощутив укола недовольного взгляда колдуньи, который он поймал. — У него знаний больше, чем у всех нас, ничего не поделаешь, — он кинул ей ответный взгляд, с упрёком.

— Знания — это одно. Ещё есть мудрость, сообразительность, проницательность, находчивость, — ободрил её Бруно.

— Шар чёрной магии до сих пор у Томаса, кто-нибудь поднимитесь к нему, заберите, я отнесу, — решилась Кларисса.

— Дарья, на тебя надежда, — пропела Алина.

— Почему это?

— По-моему, ты его понимаешь, а значит, сможешь убедить.

— В чём?

— Тебе решать.

Сделав картинно-недовольное лицо, но в душе усмехнувшись, Дашка медленно поднялась и неторопливо, по пути собирая практически восхищенные взгляды, прошла к двери.

Томас стоял возле окна, смотря не на улицу, а на подоконник.

— Обиделся, — Дашка будто бы его упрекала. — Да, со стороны Джесс это некрасиво было — говорить о тебе в третьем лице в твоём присутствии. Но у неё характер такой, она никогда никого не жалеет, в том числе и себя.

— Мне не нужна жалость, — отчеканил Томас, поворачиваясь. — От вас мне не надо вообще ничего. Мне бы от себя добиться чего-нибудь, хотя бы того, чтобы у меня внутри всё попроще стало.

— Наверное, это мечта каждого хорошего человека, — Дашка села на кровать, не сводя глаз с Томаса, этим приглашая его сесть тоже, он опустился на стул.

— А что насчёт плохих? — колдун постарался улыбнуться, получилось слабо, но искренне.

— У них запутанно не бывает. Они чего-то хотят — и это делают, иного для них не существует.

— Значит, ты считаешь себя хорошим человеком?

— Признаться, не очень, — Дашка покосилась на него несколько виновато. — Мне это случайно в голову пришло. Получается, что да, я хороший человек.

— С трудом верится?

— Пока что. Абсолютное счастье — когда ты или уверен в этом, или не задумываешься насчёт этого, — она замолчала.

— Будешь его достигать?

— Знала бы способ — попробовала бы.

— Ну так узнаешь, — твёрдо сказал Томас. — Кстати, тебя зачем ко мне послали? За этим? — он взял со стола сгусток энергии.

— Не только. Меня попросили с тобой… э… поговорить.

— Пожалуйста. О чём?

— Ты не боишься?

— Кого? Тебя? Нет, я хороших людей не боюсь, — рассмеялся колдун.

— Разговора! — как-то устало выдохнула Дашка. — Мне вот страшно не нравится, когда я хочу побыть в одиночестве, а ко мне лезут с душеспасительными беседами. В лучшем случае после них после них на душе ничего не меняется. А некоторые и вовсе добиваются того, что мне делается хуже, чем было.

— Я знаю, как ты этого не любишь, именно поэтому я не боюсь. Ты же не будешь уподобляться тем, кто делает тебе больно.

— Ну ладно. Сперва скажи, ты ведь так рассердился не из-за одного лишь поведения Джессики? Думаю, оно тебя вообще не так уж и задело.

— Ей не понравилось то, что все члены банды, зная о моей, так сказать, странности, не подумали о том, чтобы помочь мне от неё избавиться, — глаза Томаса подёрнулись грустной задумчивостью. — Почему? Мы все стараемся избавить друг друга от таких тяжестей на сердце, так было всегда, и это меня больше всего удивило, когда я только оказался в банде. Я очень переживал из-за разрыва с семьёй, чувствовал себя виноватым невесть в чём — но их стараниями я с собой справился. А потом меня всё чаще и чаще оставляли со своими проблемами одного. В большинстве случаях я справлялся с ними сам, да и не хотел я своими трудностями беспокоить компанию. Но проблемы делались серьёзнее, а все по-прежнему продолжали наблюдать за моими сражениями с ними. Теперь я думаю: чем же я не заслужил поддержки? Что сделал не так? Почему мне не спешат протягивать руку? Чем я отталкиваю от себя друзей? Или я сам их проблем не замечаю, и они отвечают мне тем же?

— Вряд ли. Это как-то не по вашим неписаным законам, — протянула Дашка. — А что у тебя за проблемы были? Это звучит жестоко, но, может быть, у других сложности были больше, поэтому все кидались помогать им. Ты очень требователен к себе, может, в этом всё дело? То, что кажется тебе чем-то неприглядным, остальные воспринимают как совершенно нормальное. У всех недостатки есть, чем ты хуже всех?

— Я во власти реальности, беспощадной и кровожадной. Вы все верите, что больших жертв можно избежать, самая ощутимая из которых — собственное «Я». Кем были — теми в конце пути и остались. Но жизнь людей портит, и очень сильно. Этого я с детства боялся, потому что рос в такой обстановке, где дорогу к цели все выкладывают трупами врагов, друзей и даже родных. В нашей семье это осуждалось, в свою очередь, её позиция осуждалась другими. После того, как Ирвинг Чезигер подставил моего отца, я впервые задумался о том, что в нашей семье все были неправы, говоря, что жестокость в союзе с цинизмом не может править миром. Теперь думаю об этом всё чаще.