Последний кайзер. Вильгельм Неистовый - Джайлз Макдоно

Вильгельм оставался в Англии до 4 февраля; даже англофобка Дона начала проявлять недовольство. В честь кайзера в Мальборо-Хаусе был устроен торжественный обед. Выступая с ответным тостом, Вильгельм предложил поднять бокалы за нового короля (большого любителя спорта и женского пола, за что тот получил прозвище Эдуард Ласковый). Вильгельм счел своевременным затронуть тему общей миссии Германии и Великобритании:

«Я верю, что самим провидением предопределено, что обе наши великие нации, породившие таких личностей, как Шекспир, Шиллер, Лютер и Гете, ожидает великое будущее. Я верю, что обе нации, происходящие от одних и тех же предков — тевтонов, постепенно научатся лучше понимать друг друга, что они будут вместе охранять мир во всем мире. Мы должны создать англо-германский союз, причем вы будете присматривать за морями, а мы — за сушей. При наличии такого союза ни одна мышь в Европе не сможет пискнуть без нашего соизволения, и все нации со временем осознают необходимость общего сокращения своих вооружений».

IV

Жизнь Вильгельма шла в очень быстром темпе, однако ход событий в ней подчинялся довольно строгой рутине. В начале каждого года наступало время берлинского сезона: Вильгельм переезжал из Нового Дворца в Потсдаме в Берлинский замок — гигантское здание в стиле барокко. Проходила ежегодная церемония вручения орденов Черного орла, затем, 27 января, — празднование очередного дня рождения монарха, после чего начинался сезон зимних балов. Кайзеровский двор представлял собой жалкое зрелище; сам Вильгельм признавал, что в сравнении с Лондоном или Веной Берлин производил впечатление «тоскливой пустыни». Это было следствием отчасти чрезмерно строгого этикета, отчасти — новизны роли Берлина как национальной столицы. Многие представители знати предпочитали более традиционные культурные центры, берлинские гостиницы оказывались заполненными юнкерами-провинциалами, блеска берлинскому свету они придать не могли.

Впрочем, блистать при дворе Вильгельма и Доны было и без того нелегко. Супруга кайзера, как уже отмечалось, была воплощением ханжества и манерности. Современные американские танцы были под строжайшим запретом, курение, алкоголь и даже еда вволю не слишком приветствовались. Угоститься чем Бог (вернее — кайзер) послал можно было только после того, как закончит трапезничать монаршая чета. Бывало так, что блюд хватало не для всех. Дети, которых сажали подальше от кайзера и императрицы, зачастую оставались голодными; выручали личные связи с кухонной обслугой. В отличие от своего дядюшки Вильгельм не был гурманом, не понимал толка ни в устрицах, ни в икре, предпочитал совсем простую пищу. Он не имел пристрастия к алкоголю, не терпел пьяниц, но порой снисходительно относился к возлияниям в дружеской компании, особенно во время «северных экспедиций».

Кайзер был не таким ханжой, как его супруга. Сьюзан Таунли как-то заметила, что юбка на статуе богини победы, венчавшей колонну Победы в Тиргартене, пожалуй, слишком коротка. Вильгельм через ее брата передал ей свое мнение: «Скажите леди Сьюзан, что моя Победа одета по моде». Тем не менее он был строгим ревнителем нравов, в чем пришлось убедиться и некоторым членам его семьи. Когда принц Иоахим Альбрехт увлекся какой-то актриской, сумевшей до того женить на себе одного немецкого барона (причем где, подумать только, это случилось — в лондонском пригороде Брикстоне!), влюбленный был тут же сослан в Юго-Восточную Африку. Принц вопреки приказу кайзера вернулся и вступил в законный брак с предметом своей страсти. Наказанием ему стало увольнение из армии.

Вильгельм мечтал превратить свою столицу в нечто достойное. По его распоряжению в центре Берлина было снесено немало старых зданий, на их месте были разбиты бульвары, пролегли трамвайные маршруты и возникли строения в романском и готическом стилях. Появилось много новых храмов, среди которых можно отметить те, что были воздвигнуты в память кайзеров Вильгельма и Фридриха, императрицы Августы, а также Гарнизонную церковь в Потсдаме. Эрнст Ине на самой оконечности Острова музеев построил музей кайзера Фридриха (ныне — музей Боде); это здание, задуманное как мемориал в честь отца Вильгельма, может с определенным основанием считаться лучшим творением архитектора. Ине получил заказ на строительство нового здания Национальной библиотеки, которое было закончено перед началом мировой войны.

Вильгельм проявлял особый интерес к возведению новых отелей-дворцов. Он оказывал особое покровительство Лоренцу Адлону. Торжественное открытие гостиницы, названной по имени ее владельца, состоялось 23 октября 1907 года, кайзер лично разрезал ленточку у входа. В отеле разместилось избранное общество, прибывшее на церемонию бракосочетания принцессы Виктории Луизы, которая состоялась 24 мая 1913 года. Ранее на этом месте стоял Редерн-палас работы архитектора Шинкеля; Вильгельма тщетно пытались отговорить от сноса творения величайшего архитектора Пруссии. Другим любимым детищем Вильгельма был «Эксельсиор» — шикарная гостиница у Ангальтского вокзала, вдохновившая позднее Викки Баум на написание романа «Люди в отеле». Его владельцу, Курту Эльшнеру, Вильгельм присвоил чин «коммерциенрата».

Сьюзан Таунли верно отметила, что Вильгельма сильно угнетало отсутствие вкуса и лоска у людей, его окружавших. Особенно его раздражали придворные дамы. Она писала: «Я думаю, он понимал, что между Берлином и Парижем или Лондоном — такая же разница, как между пивом и шампанским. Он был бы не прочь дополнить немецкую основательность некоей толикой галльской пикантности». После обмена колкостями с кайзером на платформе вокзала в Маарне она констатировала: «Я считаю, что как личность он просто очарователен».

Вильгельму не довелось насладиться прелестью домашнего очага на английский лад, но зато у него было изобилие собственных замков — 69. Так что, если бы он еженедельно переезжал из одного замка в другой, за год он не смог бы побывать в каждом. По мнению Мюллера, морского офицера, который стал почти неразлучным спутником кайзера, тот слишком увлекался всяческими разъездами и переездами: «Сегодня один замок, завтра — другой, сегодня — поезд, завтра — линкор, или яхта, или пассажирский пароход — либо „ГАПАГа“, либо „Северогерманского Ллойда“, Лондон, Вена, Венеция, Лиссабон, Танжер, Неаполь, Швеция, Норвегия, Финляндия — все сливается. Относительно спокойные дни выдаются только на Корфу, во время „северных экспедиций“ или когда на неделю забираемся в Роминтен». Порой Вильгельм в буквальном смысле слова терял счет времени. Мюллер вспоминает один из своих диалогов с кайзером: «Какое сегодня число? — Девятое, если Ваше Величество не прикажет, чтобы было другое». Правда, такие диалоги случались нечасто.

Весна приносила с собой изменение жизненного ритма. Начиная с 1907 года первым пунктом в весеннем расписании кайзера стало посещение острова Корфу; оттуда начинался средиземноморский круиз (он вошел в практику несколькими годами раньше). Потом кайзер отправлялся в свой новый замок в эльзасском Урвилле, далее начиналась подготовка к «Кильской неделе». В июле — очередная «северная экспедиция», после которой кайзер присутствовал на регате в Коу. Следующим событием был театральный фестиваль в Висбадене, в конце августа вся семья уезжала на отдых на Вильгельмсхоэ (взгорье близ Касселя), где Вильгельм имел возможность вспомнить свои школьные годы. Сентябрь был предназначен для маневров. В октябре начинался охотничий сезон: сначала кайзер отправлялся в поместье какого-нибудь силезского магната, потом — на неделю в Роминтен, на границу с Россией, заканчивался сезон охотой на лис в Донауэшингене. Зимой постоянными резиденциями кайзера были Потсдам и Берлин.

Вильгельм был наполовину англичанином, возможно, именно по этой причине он испытывал естественную для обитателей Альбиона тягу к спорту. В Вильгельмсхоэ был устроен теннисный корт, и в подражание своим ганноверским родственникам кайзер уделял должное внимание своей яхте. Команда «Метеора», включая коков, до 1906 года была чисто британской, но затем из уважения к националистическим чувствам немецких бюргеров ее заменили на немецкую. Сухорукость ограничивала возможности кайзера, а Дона категорически запретила ему летать на аэроплане. Для стрельбы он мог использовать карабин не более двадцатого калибра, верховая езда была для него мукой. Ему требовалась специально тренированная лошадь; когда кайзер посещал Англию, туда заранее доставляли одну из них. В Танжере он не смог подняться в седло знаменитого берберского скакуна; того пришлось уложить, чтобы кайзер мог сесть в седло. По улице коня вели два адъютанта. Вильгельм мог упасть при резком движении коня.

Вильгельм очень любил играть в карты, особенно в немецкий скат, но, как непочтительно замечает Мюллер, играл он довольно скверно. Карты помогали коротать вечера после охоты. Во время войны кайзера нередко можно было видеть за карточным столом с неизменными партнерами — Линкером, Валентини и Мюллером. Вероятно, это был способ отходить от общества супруги, которая обычно сопровождала Вильгельма в Роминтен или Губертусшток. Ее попытки стать постоянной участницей «северных экспедиций», правда, быстро прекратились. В Роминтене Вильгельма усиленно обхаживал князь Рихард цу Дона-Шлобиттен, представитель одной из старейших династий Восточной Пруссии. Мюллер называл его «шефом охотничьего кабинета» кайзера. Видимо, не без его участия была проведена «механизация» охотничьего хозяйства в отдаленном прибалтийском поместье кайзера. Место дрожек заняли автомобили, все было опутано телефонными проводами, так что охотники могли получать своевременное предупреждение о появлении дичи. Чтобы не спугнуть ее, по земле для стрелков были расстелены войлочные маты.