Избранники Тёмных сил - Наталья Якобсон

— Да, ты сам рехнулся, — одернул его я. У меня едва хватило дерзости притвориться и сделать вид, что я никогда не поверю в тот бред, который он несет. А Жервез — то оказался далеко неглуп и не так уж не осведомлен. Он ведь чуть меня не обличил, а я снова притворился, сделал вид, что считаю вздором все то, что давно уже стало для меня непреложной правдой. Ну, разве я не великий актер, задал я сам себе вопрос, и тут же кто-то, проворный и незримый, быстро подобравшийся к моему уху, нагло шепнул: «Или великий лгун».

Я почувствовал, как чьи-то цепкие острые коготки вцепились в мое плечо, как кто-то, юркий и цепкий, быстро скользнул мне за шиворот и оцарапал кожу. Я даже поднял руку, чтобы поймать его и стряхнуть с себя, но не нащупал у себя за плечами ничего, кроме пустоты. Дух был либо бесплотным, либо чрезвычайно шустрым. Лишь одно я знал наверняка. Это ни ничейный дух и не слуга Эдвина, а один из духов, слетевших со страниц моей книги. Возле нее, наверное, целое скопище моих личных демонов и по неписаному, но существующему завещанию они вечно будут преследовать меня, как единственного наследника. Я унаследовал золото и проклятие. Надо было так и сказать Жервезу. Надо было оглядеться по сторонам, проверить не подслушивает ли кто-нибудь нас и приглушенным шепотом сказать роковую правду, но вместо этого я абсолютно будничным тоном произнес:

— Какую же чушь ты несешь!

— Да так, вспомнил россказни старух о сверхъестественных явлениях, — поспешно отмахнулся Жервез. — Пожил бы ты немного в деревне, сам бы узнал, как любят бабки запугивать детей, рассказывая о том, как тот или иной обедневший, а может, проигравшийся в пух и прах дворянин заключал договор с нечистой силой. Еще поговаривали о неком господине, который ходит по лесу с черной книгой и железным пером и собирает кровавые подписи. Поэтому мы, я и другие мои сверстники, всегда боялись, когда смеркается, идти в лес. А еще я помню рассказы про красавицу, и про склеп, и про израненные трупы в лесу…

Жервез осекся, очевидно, подумал, что болтает много лишнего, да еще далеко несимпатичному ему собеседнику.

— Учти, я во все эти глупости не верю, — добавил он, чтобы не потерять лицо. — Только уж очень часто обо всем об этом болтают, чтобы напугать перед сном. Когда вечером нечего делать, то самой излюбленной темой становятся страшные сказания…

— И я тоже во все эти бредни не верю, — перебил его я. — Не знаю, почему ты считаешь, что из всех нас я более всего подвержен дурному влиянию потусторонних сил.

— Да, потому что в отличие от тебя я родился в бедной семье, сам сражался за выживание и привык не доверять изнеженным аристократам. Это может звучать слишком глупо, слишком самоуверенно, но я верю в то, что если бы сюда, в театр вдруг явился дьявол и стал предлагать осыпать милостями того, кто заключит с ним договор, предав остальных членов труппы, то ты, единственный, пойдешь за ним, погубив нас всех, только потому что ты аристократ и привык искать в жизни легких путей.

— А сочинять ты умеешь хорошо, — не без иронии заметил я, с усилием стряхнув его руку, вцепившуюся мне в ворот. Еще не хватило, чтобы он случайно обнажил мне плечо и увидел только что нанесенные кем-то незримым царапины. Вот тогда-то он получит явное доказательство всех своих предположений. Я, конечно, смог бы протестовать и пытаться объяснить, что плечо расцарапала кошка, но видно-то сразу, что следы от когтей вовсе не кошачьи и даже не звериные. Зверь не стал бы выцарапывать у меня на коже какие-то мелкие витиеватые символы и буковки с искусством ювелира. Для того, чтобы поставить на мне такую сложную отметину, даже сверхъестественному существу, должно быть, пришлось постараться.

Все, хватит жестоких шуток, решил я про себя. Этим проделкам пора бы положить конец. Больше я не позволю ни одному невидимому нахалу исцарапать себя, обвешаюсь крестиками, образками и ладанками так, что ни один дух не посмеет ко мне даже приблизиться. Вначале мысль показалась мне гениальной, трудно ли отогнать демонов с помощью креста, но уже в следующий миг я спохватился, а смогу ли теперь я сам, начинающий колдун, терпеть близость святыни? А вдруг я не смогу больше ни разу в своей жизни переступить порог святого места, вдруг крошечный позолоченный по краям образок, который часто в качестве украшения носит на шее Лючия, нещадно обожжет мне пальцы, если я попытаюсь прикоснуться к нему.

Хотелось бы расспросить Жервеза о том, что конкретно он знает о склепе и о красавице, и об израненных телах. Может, он даже слышал о трупах, разодранных волками, возле той самой лесной усыпальницы. Однако, лучше всего было не приставать к нему с расспросами, а то еще дам ему повод для новых подозрений. Жервез и так меня не жаловал. Сейчас его губы были плотно сжаты, но я слышал взволнованный голос его мыслей. Он ругал себя за то, что слишком долго и неосмотрительно изливал душу перед тем, на кого было бы лучше накинуться с кулаками и, как следует, отдубасить во избежание новых неприятностей. Я бы сам был не прочь подраться с нахалом, но жалел тщетных усилий, мне ведь еще предстояла битва со сверхъестественным созданием, так и надо, как следует, отдохнуть перед схваткой. К тому же, если я накинусь на Жервеза, то вполне возможно мои незримые спутники решат помочь и хорошенько его изранить, может, даже защипать до смерти. Мне не хотелось объяснять, что убил его или покалечил вовсе не я, а те, кто уже убежали. Сейчас меня интересовала вовсе не драка, а то, что творится в голове у Жервеза. Я попытался заглянуть глубже, выделить из сотен мыслей и воспоминаний собеседника только те, которые относятся к склепу, но это у меня не слишком хорошо получилось. Я увидел только зимний лес, волков, снег, окропленный кровью, и поспешно убегающего от погони ребенка. Этим ребенком был Жервез.

Интересно, почему читать мысли Жервеза мне становится все труднее и труднее. Ведь думы других я угадываю, как по раскрытой книге, а Жервез либо сам пытается утаить от меня и от всех окружающих то, о чем думает, либо в его присутствии я становлюсь слишком агрессивным и злым, отвлекаюсь на все подряд, в том числе и на пререкания, и не могу сконцентрироваться на прочтении нужных мне сведений.

— Шел бы ты лучше работать, — посоветовал Жервез. — Давай, двигайся к сцене, скоро твой выход. Ты сам связался с трудолюбивыми людьми, так и пеняй на себя, здесь нет таких изнеженных бездельников, которые вызывают врача при первых признаках мигрени.

— Сейчас иду, — я с трудом оторвался от стены и понял, что могу стоять на ногах без опоры, хоть и не слишком твердо, такой, наверное, матрос, привыкший к качке, после долгого плавания ощущает землю под ногами, нетвердой и ненадежной.