Ностальгия - Игорь Поль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заседание военно-полевого суда совсем не похоже на те суды, на которых я присутствовал в Зеркальном. Тут нет защитника, нет обвинителя, роль живых свидетелей исполняют обобщенные и подготовленные для наилучшего и быстрейшего восприятия записи допросов сослуживцев и выжимки из различных регистрирующих устройств – такблоков брони, показаний тактических вычислителей, систем контроля и наблюдения СБ. Собственно, мое преступление в этих записях зафиксировано, выделено, обосновано и уже доказано. Сам суд – простая формальность. Вся процедура упрощена до предела.
– Члены суда, прошу ознакомиться с записями, – не меняя тона, продолжает бубнить капитан.
Члены суда послушно надевают голошлемы и втыкают в стол разъемы. Минут пять они сидят в напряженных позах. Председатель щелкает своим пультом. Снимает шлем первым. Нетерпеливо барабанит пальцами по столу, дожидаясь своих помощников. Наконец те заканчивают сеанс.
– Доказательства неопровержимы, – бубнит председатель. – На записи тактического блока бронекостюма лейтенанта Бауэра четко видно, как сержант Трюдо открыл ничем не спровоцированный огонь по офицеру, повлекший его смерть. Ранее сержант Трюдо испытывал неприязненные отношения к своему командиру, службой контроля зафиксировано несколько конфликтов между ними. По заключениям психологов, подсудимый склонен к конфликтным ситуациям. Подлинность записей удостоверена технической службой суда. Решение на передачу материалов дела в суд принято командиром батальона ввиду неопровержимости собранных следователем улик. Предлагаю мерой наказания избрать расстрел. Члены суда, высказывайтесь.
– Вопрос к подсудимому, ваша честь, – говорит лейтенант, неприязненно глядя на меня.
– Задавайте, – разрешает председатель.
– Подсудимый, вы подтверждаете, что убили своего командира?
– Да, сэр. – Я неловко поднимаюсь – стойка и наручники здорово мешают двигаться.
– Зачем вы это сделали?
– Не знаю, сэр. – Я сама искренность. Я действительно не знаю, за что я грохнул эту скотину. Или не помню. А в общем, один хрен – туда ему и дорога.
– Не знаете или не помните, сержант?
– Сэр, я только что из госпиталя. Я имя-то свое с трудом помню. «Психи» в моем котелке так покопались, что себя в зеркале не сразу узнаю.
– Сержант, выбирайте выражения – вы в суде, – стучит молотком председатель.
– Извините, ваша честь, сэр, – механически отвечаю, одновременно представляя, где и в какой позе видел я его суд и его самого.
– Вы перенесли травму? – допытывается лейтенант. Поворачивается к следователю: – Сэр, пожалуйста, расскажите об обстоятельствах инцидента подробнее.
Следователь встает. Достает свой электронный планшет. Начинает рассказывать, как мы отбивали атаку, как наемники прорвали фронт, как погиб ротный, как Бауэр кинул остатки роты в контратаку и как мы попали под удар дружественной авиации. Зачитывает результаты вскрытия тела лейтенанта, выдержки из моего диагноза, заключение госпитального психолога, перечень процедур, что я перенес. Из его речи следует, что я вполне отдавал отчет в своих действиях.
– Благодарю вас, сэр. Сержант, ваши преступные действия ничем не оправданы, – и председателю: – Поддерживаю расстрел, ваша честь.
Председатель кивает. Смотрит на большие часы за моей стеной. Поворачивается к сержанту:
– Ваше мнение, сержант?
– У меня вопрос к подсудимому, ваша честь.
Капитан снова смотрит на часы. Недовольно – график, кивает сержанту.
– Сержант Трюдо, скажите, по вашему мнению, приказ на контратаку, который отдал лейтенант Бауэр, был верным?
– Он был абсолютно бессмысленным, сэр, – отвечаю спокойно.
Офицеры переводят удивленные взгляды с меня на сержанта. Председатель мрачнеет все больше.
– Тем не менее вы его выполнили, – уточняет сержант.
– Да, сэр. К тому же выбора не было – нас перевели в режим «зомби».
Что-то мелькает в глазах сержанта.
– Это в деле не обозначено, – говорит он, глядя на следователя.
– Этот факт имел место, но не вошел в описательную часть ввиду того, что он не имеет решающего значения для прояснения мотивов преступления, сэр.
Готов поклясться, что сержант с трудом сдержал ругательство.
– Как, по-вашему, должен был поступить командир роты в сложившихся обстоятельствах?
– Сержант, мы тут не для обсуждения вопросов тактики собрались, – резко говорит председатель.
– Сэр, я в состав суда не просился. Меня назначили. И уж коли я тут, прошу разрешения прояснить суть дела, – набычивается сержант.
– Продолжайте. – Председатель откидывается на спинку кресла и препарирует холодным взглядом своего строптивого помощника.
– Благодарю, ваша честь, сэр. Итак, сержант?
– В сложившихся условиях необходимо было сохранить остатки роты. Отойти под прикрытием приданных БМП, перегруппировать силы и нанести авиационный удар. Затем вновь занять прежние позиции. Оборонительная линия была растянута до предела, а приданные средства оказались не готовы к огню поддержки ввиду нехватки боеприпасов. К тому же батальон уже выслал нам на помощь резерв – более двух взводов.
– Тем не менее исполняющий обязанности командира роты предпочел контратаку, да еще включив режим «зомби», – задумчиво говорит сержант. – И что произошло дальше?
– Дальше мы выбили наемников и попали под удар своей авиации.
– Это был случайный удар? Сошедшая с курса бомба или что-то подобное?
– Это был ранее вызванный огонь поддержки, скорректированный до начала атаки. Просто никто не удосужился внести поправку для авиации, – устало отвечаю я. – Бомберы точно отработали.
– Сколько человек погибло при контратаке и при последующем авиаударе?
– Я не имею таких данных. Думаю, большая часть тех, кто шел в атаку. Мне просто повезло.
– Ясно.
Сержант думает о чем-то. Поднимает голову. В его глазах – понимание. Ну давай, сукин сын, покажи морпеховское братство.
– Сержант, в момент, когда лейтенант Бауэр получил смертельное ранение, ваша броня была исправна?
– Никак нет, сэр. Броня не работала, сэр.
– Вы подтверждаете это, сэр? – интересуется сержант у следователя.
– На момент убийства лейтенанта Бауэра на его тактическом блоке метка сержанта Трюдо отсутствовала. На момент эвакуации сержанта Трюдо его бронекостюм не работал. Показания тактического блока сержанта Трюдо прервались за полчаса до смерти лейтенанта Бауэра.
– Спасибо, сэр. Сержант, в момент гибели офицера вы были ранены?
– Да, сэр.
– Вы подтверждаете, сэр?
Следователь:
– Подтверждаю.
Физиономия председателя постепенно наливается пятнами на щеках. Он играет желваками.
– Скажите, сержант, в момент смерти офицера боевые действия еще велись?
– Я слышал выстрелы неподалеку, сэр.
– То есть при отключенной броне и будучи раненым, вы не имели возможности увидеть противника с достаточной дистанции?
– Нет, не имел.
– Какова была видимость в момент смерти офицера?
– Плохая. Сильное задымление, сэр.
– Следствие подтверждает?
– Подтверждаю, сэр.
– Не могли вы, скажем, находясь в заторможенном состоянии, увидеть за спиной лейтенанта Бауэра противника и открыть по нему огонь в режиме ручного прицеливания?
– У меня была чужая винтовка, сэр. Броня не работала. Если я и мог стрелять, так только вручную, сэр.
Сержант смотрит на меня внимательно. Кажется, даже не мигает. Куда он клонит?
– На вашем личном счету более шестидесяти противников. И более сорока – за прошлую кампанию. В том числе есть убитые вами в рукопашном бою. Получается, вы опытный боец, сержант?
– Получается так… сэр.
– Вы видели за спиной лейтенанта противника, сержант? Вы открыли огонь по противнику и случайно зацепили офицера, стоящего на линии огня?
– Не помню. Я был контужен. Возможно, сэр.
– Вы СТРЕЛЯЛИ по противнику, сержант?
– Да, сэр. Стрелял, – говорю тихо.
– Вопросов больше не имею. Ваша честь, прошу квалифицировать смерть лейтенанта Бауэра как неосторожное убийство.
– Поддерживаю, сэр, – неожиданно встревает лейтенант-артиллерист. Все удивленно смотрят на него. Он и сам, похоже, удивлен.
– Детский сад какой-то, – шипит себе под нос председатель. – Год дисциплинарного батальона, первая категория, без права помилования.
Члены суда:
– Поддерживаю. Поддерживаю.
– Сержант Трюдо, вы приговариваетесь к прохождению службы в дисциплинарном батальоне сроком на один год. На время пребывания в дисциплинарном батальоне вы лишаетесь звания. Вам понятен приговор?
– Понятен, сэр.
Капитан бьет молотком так, что едва не ломает его.
– Конвой, увести арестованного. Следующий!
На ходу оглядываюсь. Ловлю взгляд сержанта. Грешным делом, я и сам теперь почти уверен, что стрелял в партизана, а не в эту мразь. Спасибо тебе, братан. Даст Бог, сочтемся.
Меня запирают в одну из клеток. Наручники не снимают. Капрал просит меня снять знаки различия.