Отрок-4 - Евгений Красницкий

«Разведка, контрразведка, внутренняя безопасность…Нэ лубите вы органы, товарищ Лисовинов, ох, нэ лубите! Да, не люблю! Да и зачем их любить? Ими пользоваться надо, умело и эффективно, и не из врожденной кровожадности, а по необходимости — государство без спецслужб или крупная структура без СБ не выживают.

Исполнителя или группу исполнителей, рано или поздно придется заводить, и нечего изображать из себя гибрид прыщавой девственницы с козлобородым либерастом. Жизнь есть жизнь и, как клопов можно вывести только химией, так и некоторые особи homo sapiens можно привести в разум, только вышибив им мозги.

Дед, кстати, эту проблему решает вполне успешно, как тогда Юлька сказала: „Корней, ведь, ратников друг на друга натравливать не станет, для этого у него теперь Младшая стража есть“. М-да, не отнять, не прибавить, а для „сольных выступлений“ у него Бурей имеется. Сапожник без сапог вы, сэр Майкл, возглавляете структуру подавления, а собственную „деликатную проблему“ решить не в состоянии. Поучились бы у лорда Корнея…»

Есть! Над тыном, как чертики из шкатулки выскочили головы и плечи отроков четвертого десятка, и тут же во двор полетели болты из самострелов. В ответ раздался короткий человеческий вскрик и истошный визг собаки. У Мишки аж сердце захолонуло — вспомнился Чиф. Сглотнув комок в горле, он скомандовал:

— Вперед!

Самым быстроногим оказался Филипп из первого десятка, подбежав к приоткрытой калитке, он распахнул ее, давая дорогу прибежавшему вторым Роське. Следом за Роськой на двор хутора вбежал Мишка, подался в сторону, освобождая проход и огляделся, настороженно поводя самострелом.

Возле костра, на котором, видимо, жарили кабана, лежали два трупа стражников, еще один — на ступеньках крыльца, справа, возле самой калитки бился в предсмертных судорогах здоровенный пес, еще один неподвижно лежал чуть дальше. Еще дальше в раскрытых дверях погреба застыла столбом женщина с большим глиняным горшком в руках, рот ее был раскрыт, но, по всей видимости она находилась в состоянии, которое сами женщины описывают словами «голоса не стало».

Краем глаза Мишка уловил какое-то движение слева, там, где находился загон для лошадей, резко развернулся и увидел сидящего на корточках возле задней ноги коня молодого парня. Роська уже навел на него самострел, но парень ловко перекатившись вглубь загона, скрылся за частоколом конских ног.

— Ворота!

Команда оказалась излишней, отроки уже подняли брус из проушин, уронили его на землю и толкали створки, раскрывавшиеся с громким скрипом. Снаружи приближался топот копыт коней Алексея, Немого, Глеба и Анисима.

Мишка только собрался крикнуть: «В сторону!», чтобы ребят не стоптали всадники, как начала открываться дверь дома — на пороге появился немолодой мужчина, видимо, хозяин хутора услышал собачий визг и решил разобраться в его причине. Увидев наведенный на него самострел, мужчина, одновременно с выстрелом рванул дверь на себя, отступая в сени. Мишкин болт, задев дверь, отклонился в сторону и ударил хозяина хутора в левую руку, чуть выше локтя, дверь захлопнулась и тут же во двор влетели четыре всадника с уставленными копьями.

— Что здесь? — Алексей на ходу соскочил на землю и бросил копье на землю.

— Трое убитых, один спрятался между лошадьми, но он без оружия, один раненый в доме.

— Так, мы в этот дом, а вы… Ох, дерьмо!

Откуда-то, видимо из окна хозяйского дома, вылетела стрела и один из ребят Демьяна выронив самострел завалился назад, вторая стрела звякнула по шлему еще одного отрока, успевшего вовремя присесть.

— Михайла, держать второй дом, не давать никому высовываться!

Алексей взбежал на крыльцо, рванул дверь, но она оказалась заперта. Немой подобрал у костра топор, оттеснил Алексея и принялся рубить дверной косяк возле петель. В окне сеней мелькнуло лицо, и почти сразу же туда влетел болт, но, похоже бесполезно — человек успел отшатнуться.

Мишка глянул налево, голов над тыном видно не было, видимо из окна продолжали кидать стрелы, не давая отрокам четвертого десятка высунуться. Зато справа через тын лез третий десяток, спрыгивали во двор и оглядывались, хищно поводя самострелами. Двое отроков запихнули в погреб бабу, так и не обретшую голоса, и захлопнули за ней дверь.

— Роська! Давай со своими туда! — Мишка указал на угол дома. — Не давайте им стрелять! Артемий! С этой стороны, держи окно! Дмитрий, со вторым десятком, за мной!

Второй дом стоял параллельно первому, но несколько дальше от ворот, оттуда доносилось залихватское пение, слов было не разобрать, мотива тоже — певцы, надо полагать, почитали главным достоинством исполнения громкость, потому и не знали, что происходит снаружи. Двадцать с лишним глоток, выдававших лихое «э-эх!» в начале каждой второй строки, способны были заглушить любой шум.

Мишка глянул в проход между домами — Первак осторожно шел по крыше сарая, видимо не очень прочной, и рукой подавал знак своим перелезать через тын, значит, в задних стенах домов окон не было.

— Дмитрий, ставь своих против двери того дома, никого не выпускать!

Слева раздался треск — Немой, выломав дверную петлю, вставил топор в щель и теперь выворачивал дверь из косяка, Алексей стоял рядом с обнаженным мечом, Глеб и Анисим, с наложенными на тетивы стрелами — напротив двери.

«Блин, Филька так же стоял у дома Устина и только случайно жив остался, о чем думают? Наставники, мать их…»

Первак уже соскочил на землю, за ним еще двое из его десятка. Мишка сместился вправо и глянул в проход между вторым домом и амбаром, пристроенным к тыну. Десяток Первака продолжал перебираться через тын на крышу сарая, а потом спрыгивать на землю. Внезапно, под одним из отроков с треском провалилась крыша и он с громким криком ухнул внутрь. Остальные торопливо поспрыгивали на землю, и Мишка жестом указав им на окошко, направился к входу во второй дом. Там продолжали драть глотки и, судя по звукам, войдя в раж, топали ногами и колотили кулаками по столу — веселье было в самом разгаре.

Мишка было собрался подняться на крыльцо, но Дмитрий удержал его за плечо и, склонившись к уху, негромко сказал:

— Невместно старшине, на то отроки есть.

Очень захотелось вырваться и послать Митьку, куда подальше, но пришлось сдержаться — о том же самом, после подавления бунта, толковали и Нинея, и Алексей, и дед. Мишка, все-таки, дернул плечом, но сказал не то, что вертелось на языке:

— Тогда командуй, пока там не опомнились.

Дмитрий произнес только три слова:

— Младший урядник Федор, вперед!

Пятеро отроков, двинулись к крыльцу. Федор встал так, чтобы не загораживать дверной проем и ухватился за ручку двери, его четверо подчиненных расположились по сторонам, чтобы стрелять в сени под разными углами. Внезапно дверь распахнулась, чуть не ударив Федора, и изнутри выскочила хохочущая девка, за ней, тоже похохатывая, перся молодой стражник. Девка проскочила мимо Федора и изумленно остановилась, глядя на отроков второго десятка, наставивших на нее самострелы, стражник же успел отреагировать на открывшееся зрелище только поднятием бровей и раскрытием рта, после чего приклад федорова самострела врезался ему в голову.

Девка, кажется, собралась завизжать, но удар прикладом в спину сбросил ее с крыльца прямо под ноги отрокам второго десятка. Почти одновременно с этим, из дома раздался пронзительный крик, а пение смолкло, сменившись продолжительным грохотом, словно с опрокинутого стола валилась посуда, а вскакивающие люди роняли лавки.

Кто-то толкнулся в дверь изнутри, но выйти помешало тело оглушенного Федором «бойца». В сенях что-то крикнули командным голосом и послышалась энергичная возня.

«В сенях окон нет, сейчас накопятся там и…»

— Вторая пятерка! — раздалась команда Дмитрия. — Сквозь стену! Бей!

Стены сеней были не бревенчатыми, а жердяными, пять болтов, выпущенных с расстояния в несколько шагов, пробили их и ушли внутрь. Из сеней послышались крики и ругань, которые тут же перекрыл громкий командный голос:

— Разом!

От дружного удара изнутри, левая боковая стенка сеней выгнулась и затрещала.

— Первая пятерка! Бей! — скомандовал Дмитрий.

Болты снова начали дырявить стенку сеней, но там не умолкал уверенный голос кого-то из «бойцов», принявшего на себя командование:

— Поддается! Еще раз! Дружно!

Стенку выперло так, что несколько жердей с хрустом надломилось. Мишка хотел остановить Дмитрия, но тот, дождавшись, того, что большинство опричников второго десятка перезарядили оружие, снова подал команду:

— Бей!

«Блин, без толку! Сейчас они стенку вынесут, а у нас самострелы разряжены!»

Так и вышло — жердяная стенка изобразила собой картину «взрыв на макаронной фабрике» и наружу, спотыкаясь о жерди и об упавших сослуживцев, посыпались журавлевские «бойцы». Мишка выстрелил в здоровенного детину с обнаженным мечом в руках, сумевшего удержаться на ногах, и упер самострел в землю для перезарядки. Радом с головой свистнул болт, выпущенный кем-то из отроков Первака, стоявших у окна дома.