На тропе Луны - Вологжанина Алла

Летели они в самом деле недолго, может, даже меньше обещанной четверти часа.

На секунду Карине показалось, что они резко набрали высоту – похолодало, а воздух словно стал совсем сухим и едва пригодным для дыхания. Но, увидев своих спутников словно через тускло-серый фильтр, она поняла – добрались.

Когда Резак пошел на снижение, еще и уши заложило.

Митькина рука под ее головой одеревенела.

Карина одеревенела тоже – неужели для этого омертвения Митька уже взрослый? И сейчас рассыплется, словно манекен из папье-маше, в пыль и труху… И как жить в мире, в котором нет Митьки? Ровно одну мучительную секунду она хотела умереть. Но потом друг чуть шевельнул рукой, расслабляя сведенные мышцы. И девочка услышала свой собственный всхлип, неожиданно громкий в омертвелом воздухе.

«Митька, бедный ты мой, – подумала Карина. – Оказаться в омертвении в первый раз и на твердой земле ужасно, а на спине драконоида в снижении – вовсе кошмар».

Она изо всех сил скосила глаза, чтобы посмотреть на Митьку. С учетом того, как они сидели, по-другому посмотреть было невозможно. И чуть не окривела впустую. Увидела только, что на левой щеке мальчишки прыгал желвак – друг стискивал зубы. Не зная, что еще сделать, она погладила своей ладошкой его ладонь. Митька поймал ее пальцы и вцепился в них, как утопающий в бревно. Эх, неважное из нее бревно. А так хочется иногда стать для «каменной стены» Митьки чем-то тоже вроде… ну, хоть заборчика какого…

А Резак тем временем опустился на поляну, и картонное подобие травы рассыпалось под ним в пыль.

– Приехали, туристы, – не оборачиваясь бросил Диймар и спрыгнул с драконоида.

Ребята последовали за ним.

Карина, конечно же, не успела обследовать омертвение на Земле, да и не тянуло туда, если уж честно. Поэтому о масштабах катастрофы она и понятия не имела. Но омертвение, в котором они оказались сейчас, было действительно огромным. Она прекрасно помнила бухту в форме полумесяца с каемкой пляжа, на которой статуей замерла кудрявая девочка. Отсюда же пляж был не виден – его скрывали невысокие холмы да несколько двухэтажных домиков. Омертвение настигло этот край в разгар весны, и на деревьях навеки застыли цветы.

Митька затравленно озирался. То есть это взгляд у него был затравленный, а выражение лица такое, словно ему омертвения – так, ерунда, он вообще по ним каждое утро бегает. Трусцой, ага.

Резак повертел головой, убедился, что все пассажиры его покинули, и сильно оттолкнулся лапами от земли.

– Куда это он? – Вот еще не хватало застрять тут без драконоида и возможности по-быстрому вернуться в город.

– Здесь повертится, – махнул рукой Диймар. – Драконоиды все время к омертвениям тянутся, как будто обследуют их. И вы тоже смотрите хорошенько. Если не выйдете вовремя на тропу луны, весь мир станет таким.

– Вот елки-палки!

С отошедшего от них буквально на несколько шагов Митьки слетела всякая невозмутимость. Карина следом за ним завернула за угол домика и…

Человек лежал на боку подминая телом левую руку. А правая, вытянутая вперед, разрывала землю… когтями. Смерть и омертвение пространства настигли волка в момент превращения. Странная, то ли резаная, то ли рваная рана на шее казалась трещиной на папье-маше или гипсокартоне… или из чего там эта мертвая реальность сделана?

Нож, вернее, жутковатое приспособление с тремя лезвиями на одной рукояти, которым нанесли рану, валялся рядом.

Ужас уменьшает поле зрения, не позволяет оторвать взгляд. Карине понадобилось усилие, чтобы отвернуться.

Второй человек застыл в странной позе – полуприсев на одну ногу. Рука его явно творила в воздухе знак, когда из другой руки выпало оружие.

– К-кто это? – Горло казалось пережатым, вместо нормальной речи получился полузадушенный писк.

– Это охотник Андрей Ластовер, между прочим, отец Антона, которого Эрнест тогда вырубил, – любезно пояснил Диймар. – Он убил вот этого волка, и на весь Полумесяц навалилось омертвение. Это побережье так называется… называлось.

– Глупость какая. – Митька подошел прямо к омертвевшему знаккеру зачем-то повторил его позу. – Ага… сначала ударил этим… усушенным катаром, практически шею ему вскрыл. Отскочил, для верности решил знак сотворить…

– Что еще за катар? – зло спросил Диймар.

На лбу у него запульсировала жилка. Злится. Даже бесится. И не спросить не может – любопытство же. И от этого еще больше бесится.

– А, это в нашем мире у индусов, ну… у одного народа, есть такое оружие, только побольше, скорее короткий меч, чем нож. На первый взгляд одно лезвие, но при определенном движении выскакивают еще два, – нарочито-буднично сообщил Митька. – Не мешай, ладно? Я ситуацию представить пытаюсь. Значит, этот охотник сотворил знак. Не понятно теперь, успел или нет. Волк умер, и рвануло омертвение. Этот… Ластовер, что, не соображал, что делает? Член клуба самоубийц?

– Слушай ты, детектив…

– Я не детектив, я охранник, забыл? – Митька что, специально заводит Диймара? Зачем? – Поэтому я не понимаю. Охотник не мог не знать, что волков осталось мало и смерть любого вызовет омертвение. И он убил волка. Бред какой-то…

– Слушай, ты… – Диймар скрипнул зубами. Карина уже собралась встрять, но тот взял себя в руки и продолжил почти спокойно: – Он прекрасно соображал, что делает. Просто просчитался. Он думал, что вот они скомпенсируют смерть волка, – и указал на край поляны, где картонной декорацией нависал розовый куст, а под ним…

Мальчику было лет семь. Худой, с челкой на глазах, он, в точности как Митька Карину, заслонял собой совсем крошечную толстенькую девочку лет трех. Лицо мальчишки было сердитым и перепуганным, он вздернул губу – то ли рычал, то ли кричал что-то. А малышка, похоже, не очень-то и понимала, что происходит.

– Он пришел за ними, – Диймара передернуло, – но они слишком были маленькие. Их присутствие не перекрыло смерть взрослого волка. Их прятали… – его голос сорвался, – вот в этом доме.

Карина оглянулась на дом и поняла, что в дверях стоял кто-то еще. Статуя… То есть не статуя. Омертвевший человек. Высокая женщина, заметно беременная, в ужасе подносила руки к лицу. Но не донесла и застыла. И было видно, что у нее такие же, как у Диймара, острые нос и подбородок. И прямые волосы точно так же капризно падали на плечо.

– Ой… – выдохнула Карина, – это твой дом, да? Это твоя…

– Их прятали у нас, – перебил ее Диймар. – Ларса и Эленку. Нас с братом бабушка забрала на три дня всего, мы ребят с собой звали, но их увозить было нельзя. Там еще… папа в доме. Он хотел из окна на охотника выпрыгнуть… Не успел, так и омертвел одной ногой на полу.

Карина молчала. Что тут можно сказать?

Митька присел возле детенышей, всматриваясь в лицо Ларса. Потом зачем-то погладил по голове омертвевшую Эленку.

Диймар шумно дышал через нос, стискивая зубы.

– Ларсу было восемь, а Эленке три или четыре, не помню.

– А тебе?..

– Мне семь, а братишке год всего…

Получается, что это омертвение произошло примерно в одно время с земным. Ну, плюс-минус немного…

– А сколько тебе сейчас?

– Пятнадцать.

– Митьке тоже почти столько…

– Ах, вот как? Ни минуты без Митьки, каждое второе слово – об охраннике…

Вот что за дурак? Нашел время…

– Что ты чушь несешь? Он не охранник, он мой друг!

– О как!

Диймар вдруг наклонился к Карине совсем близко. Глаза у него оказались не карие, а совсем светлые, почти желтые. И очень злые.

– Вообще не понимаю, как вы еще живы оба, – почти выплюнул он ей в лицо, – защиту даже ставить не умеете, а сами потащились в омертвение непонятно с кем. Идиоты.

Очередная жилка дернулась у него под глазом. Псих ведь, самый натуральный. Карина поднялась на цыпочки, едва не боднув его лбом.

– Не такие уж мы идиоты. В омертвении глубины нет. Что ты нам сделаешь без своих распрекрасных ритуалов, а, будущий знаккер и даже, может, символьер Шепот?

Вот черт, а дыхание у него – словно он какую-то мятно-ореховую конфету ел только что.