Сражения Космического Десанта - Стив Паркер

Умелый Оратор, как и всегда, сохранял хладнокровие. Он поднял руки, успокаивая нас.

— Не бойся, друг Дж’тен.

Затем дипломат повернулся к Отельяру.

— Не стреляй в Дж’тена Ко’лина, это ничем не поможет твоему делу.

— Я не хочу его убивать. Мне говорили никого не оставлять в живых, но вот уж нет. Я буду плясать под их дудочку, только когда они наблюдают за мной. Если ты пойдешь со мной, и без глупостей, ничего Джатену не будет.

— Именно так я и собираюсь поступить, — ответил пор’эль.

— Хорошо, — Отельяр держал нас обоих на прицеле и с каждой секундой всё больше дергался. Звуки боя на другом конце корабля стали громче, и мы снова их услышали.

— На самом деле, он не хочет этого делать, — сказал я дипломату, решив, что смогу уговорить Отельяра сдаться.

— Нет, — возразил Умелый Оратор. — Я пойду с ним, так всё и должно быть. Ради твоей безопасности.

А потом пор’эль шагнул ко мне.

— Благодарю тебя за службу. Ты — настоящий гуэ’веса, вернейший из спутников. Ты послужил тау’ва многими способами, суть которых, возможно, никогда не осознаешь. Может быть, помнишь, как я однажды спросил тебя, в какой форме люди могут провести ритуал та’лиссера?

Я кивнул.

— Отойди от него! — рявкнул Отельяр, но мы не обратили на это внимания.

— Надеюсь, ты ещё подумаешь над этим в будущем. Но это, друг мой, будет нашим та’лиссера, — и Умелый Оратор протянул мне руку. — Данный обычай является приемлемым выражением взаимного закрепления дружбы, верно?

Отельяр и его карабин уже как будто ничего не значили. Да, он застрелил Крикса, но там просто сработал инстинкт самосохранения, и Крикс был чужаком. Когда нужно нажать на спуск, глядя в глаза другому человеку… что ж, тут Отельяр, несмотря на все свои речи, не больше меня был готов убить одного из бойцов собственного отряда.

Потянувшись к Умелому Оратору, я пожал ему руку. Помню, что кожа у пор’эля была сухой и довольно грубой, на ощупь плотнее человеческой. Вообще я нечасто касался тау, и это кажется немного странным. Для нас осязательные контакты важнее, чем для вас.

Дипломат в ответ сжал мою ладонь тремя толстыми пальцами, после чего поднял другую руку и охватил ей наше пожатие сверху.

— Вот моя та’лиссера с тобою, Джатен: связь, которую не рассечь ни жизни, ни смерти, — с искренней теплотой произнес Умелый Оратор. — Я клянусь тебе в этом. Мы с тобой расстаемся друзьями. И спасибо тебе за твою дружбу — это было весьма поучительно, но и…

Тут пор’эль добавил на языке тау что-то непонятное мне, а затем улыбнулся, сморщив то пустое место, которое у вас вместо носа.

— В вашем языке нет такого слова, по крайней мере, в точности такого.

Отельяр нервничал всё сильнее, то и дело поглядывал на двери, словно в них вот-вот должна была ввалиться орда космодесантников. Он махнул в сторону шлюпок стволом карабина, который по-прежнему держал у плеча.

— Пошел, пошел! — закричал Отельяр, а затем ударил Умелого Оратора и сбил ему шляпу набок. Это разозлило меня сильнее всего, и я тут же накинулся бы на предателя, но пор’эль жестом приказал мне стоять.

Тогда Отельяр схватил дипломата за одежду и потащил спиной вперед к одной из спасательных шлюпок. Люк провернулся и с шипением открылся.

Он обращался с Умелым Оратором грубее, чем нужно было. Да, я сочувствовал Отельяру, учитывая, через что ему пришлось пройти, но он вел себя неправильно.

Перед тем, как люк задвинулся, пор’эль успел попрощаться со мной хорошо известным мне жестом — «тау’ва».

За Высшее Благо.

Только когда палуба содрогнулась от запуска двигателей спасательной шлюпки, я сообразил, что Умелый Оратор назвал меня человеческим именем.

Глава пятнадцатая

Я терплю поражение из-за чужацких технологий. Один из тау прикрепляет какое-то устройство к моей ноге. Мощным ударом наотмашь я отбрасываю противника на пол, расколов его широкий наплечник. Если бы я держал топор в правой, а не левой руке, то сразил бы ксеноса насмерть. Уронив болт-пистолет, тянусь к устройству, чтобы сорвать его; это округлый объект, размером с человеческий кулак. На нем быстро моргает череда огоньков, а затем раздается нарастающий вой. Я слишком поздно касаюсь диска.

Мощный всплеск электромагнитной энергии изгоняет духа моей брони. Все системы отключаются, я ощущаю кинжальные вспышки боли через невральные интерфейсы черного панциря. Дисплеи шлема отказывают, и мир внезапно становится меньше, сужается до краев глазных линз. Без поддерживающей мускулатуры доспех внезапно становится нелегким бременем, заставляя меня потерять равновесие. Я отшатываюсь назад, влачимый тяжестью силовой установки и охлаждающего модуля на спине. Пласталь и керамит брони, прежде защищавшие меня, теперь тянут вниз и вынуждают упасть на колени. Пытаюсь встать, но два уцелевших элитных бойца уже окружили меня и без труда удерживают на полу, положив руки БСК мне на плечи. Подняться я не могу.

Передо мной возникает их лидер, опускаясь к полу на раскаленных добела реактивных струях из летного ранца. Аккуратно приземлившись, он выключает двигатели.

— Рад нашей встрече, сын человеческий, — произносит командир чужаков. Я поднимаю голову и, поскольку стою на коленях, он кажется мне высоким. Какое-нибудь меньшее создание потеряло бы от этого уверенность. Я сохраняю её, но то, что происходит дальше, застает меня врасплох.

Нагрудная пластина боескафандра приоткрывается, а затем широко распахивается на петлях, и я вижу, кто сидит внутри. В отличие от нас, он не вставляет руки и ноги в конечности доспеха, и скорее пилотирует, чем носит его.

В этот момент мне становится понятна необходимость в таком крупном БСК. Надо мной возвышается не тау, а человек.

— Я — гуэ’веса Дал’ит о’ва’Дем.

Он высок, благороден лицом, обладает уверенным и твердым взглядом. На нем ослепительно-белый облегающий доспех с высоким горжетом, который закрывает нижнюю часть лица. На лбу клеймо — вычурная «I» Инквизиции Императора.

— Когда-то я был инквизитором Люсьеном ван Димом. Можешь использовать это имя, если пожелаешь. Давно уже я не разговаривал с адептом звезд, — произносит этот архипредатель. Он взвешивает мою судьбу, но в его лице нет враждебности. — Мне жаль, что дошло до конфликта.

— А чего же ты ждал, если не конфликта, когда враги человечества выступают против него, а сами защитники людей оборачиваются их гонителями? — отвечаю я приглушенным голосом из-под шлема.

— Держите его, — говорит изменник, кивнув двоим элитным воинам в БСК по бокам от меня. Тау повинуются ему, словно приказы отдает один из их сородичей. Ван Дим — истинный командующий чужаков, хотя кожа у него не синяя, а коричневая. Боескафандры сильнее пригибают меня к полу. Беглый инквизитор тянется к моему шлему, и, хоть я дергаюсь из стороны в сторону, крепко хватает его и ловкими пальцами расстегивает скрытые крепления. Гермозатворы шипят, и в ноздри мне врывается беспримесный смрад гари и сожженной плоти. Стянув шлем, предатель смотрит на меня сверху вниз оценивающим взглядом.

Если двигаться достаточно быстро, я успею сломать ему шею. Проверяю, насколько крепко держат меня охранники, и снова не могу подняться. Если бы в генном наборе Гвардии Ворона до сих пор сохранились все дары Императора, я плюнул бы кислотой в лицо изменнику, но у меня нет железы Бетчера. Она имеется у некоторых братьев, взращенных на семени из десятины, что отдают Терре другие ордены. Но я из более чистой породы, в моем теле больше половины генов самого Коракса. Хотя это и несравненная честь, я расплачиваюсь за нее нехваткой способностей, и сейчас впервые в жизни сожалею об этом.

Горжет предателя опускается, складываясь в самого себя, и теперь он совершенно лишен маски.

— Чего я ждал? Сотрудничества, адепт. Сосуществования. Мира. Неужели эти слова настолько отвратительны Гвардейцу Ворона?

Ван Дим держит мой шлем с уважением. Волосы инквизитора седы, как и борода, а глаза у него пронзительно-зеленые.

— Измена. Обман. Бесчестье. Насколько тебе приятны эти слова? — отвечаю я. — Для меня они воплощение зла. Ты для меня воплощение зла. Что они сделали с тобой, эти создания, как отвратили от долга службы?

Склонившись надо мной, ван Дим откладывает шлем в сторону. Перебежчику известно о почтении, с которым космодесантники относятся к своему боевому облачению, и он уважает его.

— Ничего не сделали, просто поговорили со мной. Две сотни лет тому назад я участвовал в Дамокловом Крестовом походе. Меня бросили на планете тау, по которой мы так жестоко прошлись. И какой в том был смысл? О смысле там вообще не вспоминали! С уязвленной гордостью старика Империум отреагировал на появление расы, которая появилась из тьмы, принеся с собой лишь перспективы мира и спасения. Как сказали мне тау, это именно то, чего пытался добиться наш собственный Император — давным-давно, до того, как великое предательство разрушило его мечту, уже готовую воплотиться в жизнь. Ты ошеломлен? О, я вижу это даже под надетой тобою маской ненависти и презрения. Они многое знают о нас. Да, я поклялся защищать Империум Человечества от угроз внешних и внутренних. Но чем должен быть Империум, если не гарантом выживания людей? Я приносил обеты служить человечеству, а не тюрьме, которую оно построило вокруг себя.