Очертание тьмы - Сергей Малицкий

– Она знает о таком напитке, – уверил Гаоту Юайс. – Лучше расскажи о нем тетушке Капалле, пусть заведет еще пару коров.

– А где все? – спросила Гаота. – И почему мы на улице?

– Дойтен, как ты могла бы предположить, еще спит, а остальные уже занимаются важным делом, – ответил Юайс, орудуя нагретым на жаровне шилом. – А на улице мы потому, что грязное серебро и в самом деле грязное, и дышать вот этим дымком под крышей я бы не советовал. Да и надо пользоваться теплыми осенними днями. Дыши. Лови солнечные лучи. Здесь солнца больше, чем в Стеблях.

– Каким важным делом занимаются остальные? – понизила голос Гаота, потому что из сарая показался старик Аол со скребком и принялся обхаживать лошадей. За ним как привязанный бродил с унылым лицом и торбой с овсом на плече Амадан.

– Подготовкой к охоте, – объяснил Юайс.

– А для чего ты переносишь плетение с кольчуги на мешковину? – спросила Гаота, завороженная тем, как нить за нитью выплетается рисунок из кольчужного плетения и оказывается точно таким же рисунком на мешковине, наскоро натянутой на деревянную раму. – Это тоже подготовка к охоте?

– Ты помнишь наставления Пайсины? – ответил вопросом Юайс.

– Их было много, – вздохнула Гаота.

– Не сомневаюсь, – кивнул Юайс. – Но что она говорила о силе врага?

– Ее нужно использовать против него самого, – наморщила лоб Гаота.

– Точно так, – согласился Юайс. – Если сможешь пропустить удар противника, не отражая, но и не подставляясь под него, судьба почти наверняка одарит тебя. Противник потеряет равновесие и не сможет защититься от твоего удара.

– Если сможешь, – повторила слова наставника Гаота.

– И это тоже верно, – согласился Юайс. – Но вот это плетение – это ворожба, которая мне пока непонятна. Поэтому я хотел бы иметь возможность при необходимости ее разорвать. Понимаешь?

– Пока нет, – призналась Гаота.

– Тогда бери свой меч и, – Юайс выложил на стол тонкий и гладкий камень, – правь его.

– Но я не тупила меч! – удивилась Гаота. – На нем ни одной зазубрины!

– Пайсине еще учить и учить тебя, – рассмеялся Юайс. – Твой меч – это ты сама. Ты можешь не прикасаться к лезвию или натирать его не камнем, а полировать тем же луговым хвощом, но поправляя его, ты поправляешь себя. Ты просыпалась ночью каждые полчаса. Посмотри на свои ладони. А знаешь, как ты улыбаешься?

– Как? – надула губы Гаота.

– Так, словно собираешься зарыдать, – сказал Юайс. – Бери камень. И не волнуйся. Здесь мы укрыты, на удивление хорошо укрыты, и во всяком случае до явления нашим врагам не до нас. А потом… А потом посмотрим. К тому же я могу тебя уверить, что со мною ничего не случится сегодня ночью. Испытание выпадает не простое, но и не самое сложное.

Ворота заднего двора трактира заскрипели, и между створок просунул голову Тьюв. В руках у него была огромная корзина, наполненная мотками смоленой бечевы. На плече лежала начатая сеть.

– Надеюсь, ты это не украл? – поинтересовался Юайс.

– Не украл, – с явным разочарованием ответил Тьюв. – Хотя мог. И сохранил бы для господина защитника десяток медяков. Все, что я себе позволил сегодня, это позавтракать за счет господина защитника и открыть вот эти воротца, не имея от них ключа.

Старик Аол, забыв о скребке, и впрямь заторопился к воротам.

– Не называй меня господином защитником, – попросил Юайс. – Во-первых, у меня есть имя, а во-вторых, в тройке я едва неделю и вскоре снова стану не защитником, а самим собой.

– Я не знаю, в какой господин защитник состоит тройке, но в моей жизни он самый настоящий защитник, – твердо сказал Тьюв. – Вот, посмотри. Я еще не забыл, как плести сети. Думал, что забыл, но пальцы помнят. Наверное, я б и башмак сумел сшить. Надо попробовать.

– Попробуешь, – сказал Юайс. – Но не теперь.

Он ощупал сетку, подергал ее, потянул, пытаясь разорвать.

– Пойдет. Нужно сплести четыре куска. Каждый – четыре локтя на шесть. И к ним еще пару крепких веревок. Каждую – локтей по двадцать. Хватит бечевы?

– Не хватит, так еще схожу, – почесал затылок Тьюв. – А времени у меня много?

– До темноты, – сказал Юайс.

– Тогда успею, – расплылся в улыбке Тьюв, подскочил к столу, наклонил кувшин над кубком, хлебнул вина и твердо сказал: – Даже раньше закончу.

Сказал, отошел подальше от навеса, к забору, выбрал место посветлее, перевернул пустую кадушку, уселся и тут же принялся за работу. Амадан не замедлил подбежать к Тьюву, уселся рядом и радостно пустил слюни.

– Помнишь? – спросила шепотом Гаота. – Помнишь, тогда, у Крафти? Когда мы уходили, он сказал тебе: «Храни и сохранишься на сохраненном». А ты ответил: «Сохраняю и сохраняюсь». Вчера ты сказал то же самое. Или почти то же самое. Над телом Крафти.

– У тебя тонкий слух, – удивился Юайс и проговорил: – Я сказал ему, что сохранивший сохраняет себя даже в посмертии, поскольку неумолим.

– Что это значит? – не поняла Гаота.

– То и значит, – вздохнул Юайс. – Если бы я не вытащил Крафти, он остался бы жив. Получается, что я собственной волей отмерил, кому жить, а кому умереть.

– Разве ты знал, что его убьют? – спросила Гаота.

– Знал, что могли убить, – ответил Юайс. – Так же, как и каждого из нас. Поэтому держись поближе ко мне. Я чувствую опасность.

– Я помню, – кивнула Гаота. – Я тоже чувствую опасность. Тогда, когда стрела влетела в комнату Крафти, я пригнулась.

– Я видел, – усмехнулся Юайс. – Но она все равно не зацепила бы тебя. Иначе тебе пришлось бы испытать пинок в спину.

– Наверное, это очень приятно, – скривила губы Гаота и повторила: – Что это значит? Сказанное тобой…

– То, что он был смел, стоек и добр, – проговорил Юайс. – И, смею надеяться, что у престола всевышнего ему не придется в чем-то оправдываться или краснеть. Поэтому – сохранивший сохраняет себя даже в посмертии, поскольку неумолим.

– Но ведь эти фразы… – Гаота наморщила лоб. – Вы обменялись еще тогда ими с Крафти, как будто приоткрыли друг другу завесу тайны!

Юайс молчал некоторое время. Даже отодвинул кольчужку. Потом посмотрел на Гаоту и произнес чуть слышно:

– Я все слышу. Все, что ты спрашиваешь. И если я не отвечаю, это не значит, что я не слышу. Да, мы посланы сюда. Не Священным Двором, или не только Священным Двором. И не Брайдемом. И не всем Приютом Окаянных. То есть не только ими. Но я не могу об этом говорить. Я могу многое тебе рассказать о том, что такое Черный Круг. Об Очаге. О Скотном Дворе. О Храмах и орденах. О королях и королевствах. Я что-то знаю о каждом из слуг Дайреда и о его трех тенях, но я не могу говорить о том, кто нас сюда послал. Могу лишь обещать, что за нами те, кто хочет покоя и мира нашей земле. И добавить еще одно – без собственного желания никто не участвует в этой битве. Так что считай, что я здесь по своей воле.