Танец с драконами. Книга 1. Грёзы и пыль - Джордж Мартин

– Будет ли ответ? – кашлянув, спросил Клидас.

Джон мотнул головой и ушел.

К вечеру синяки, которыми украсил его одичалый, стали багровыми.

– Потом они пожелтеют, – сказал Джон ворону Мормонта. – Стану похож на костяные доспехи нашего гремучего лорда.

– Костяные, – подтвердил ворон.

Снаружи слышался гул голосов, слишком слабый, чтобы различать слова. Леди Мелисандра и ее последователи у своего ночного костра – будто за тысячу лиг отсюда. Каждый вечер, как начинает смеркаться, красная женщина выводит своих прихожан на молитву и просит красного бога помочь им дожить до утра. Ибо ночь темна и полна ужасов. С отъездом Станниса и почти всех людей королевы паства заметно уменьшилась: полсотни одичалых из Кротового городка, горстка охраны, оставленной королем Мелисандре, да около дюжины черных братьев, принявших красного бога.

Джон чувствовал себя как шестидесятилетний старик. Это всё сны… сны и совесть. Арья не выходила у него из головы, но разве он мог помочь ей? Произнеся слова клятвы, он отказался от своих близких. Скажи ему кто-то из братьев Дозора о своей попавшей в беду сестре, Джон ответил бы, что это не должно его волновать. Когда человек произносит клятву, его кровь становится черной, как сердце бастарда. Когда-то Джон попросил Миккена сковать меч для Арьи. Меч брави, маленький, ей по руке. Сохранился ли он у нее? «Коли острым концом», – учил Джон сестренку… Но если она попробует заколоть Бастарда Болтонского, это может стоить ей жизни.

– Сноу, – сказал ворон, – снег, снег.

И Джон вдруг почувствовал, что больше не вынесет.

Призрак за дверью глодал мозговую говяжью кость.

– Когда это ты вернулся?

Лютоволк бросил кость и подбежал к Джону.

Малли и Кегс караулили снаружи, опираясь на копья.

– Холод нынче собачий, милорд, – предупредил Малли сквозь спутанную рыжую бороду. – Вы надолго?

– Нет, только воздухом подышу. – Небо усеивали звезды, вдоль Стены гулял ветер. Даже луна – и та казалась озябшей, покрытой мурашками. Скоро ветер добрался и до Джона, пронизав шерсть и вареную кожу насквозь. Джон шел через двор наперерез ветру, и за плечами у него хлопал, развеваясь, плащ. Призрак бежал следом. Куда его несет, что он делает? Черный Замок темен и тих. Где его вотчина, его чертог, его люди? Никого и ничего больше нет.

Под самой Стеной Призрак задел его руку, и ночь наполнилась запахами. За Джоном, хрустя снегом, шел кто-то, пахнущий летним днем.

Игритт!

Она стояла под сожженной башней лорда-командующего, окутанная мраком и памятью, и лунный свет играл в ее волосах, которых коснулся поцелуем огонь.

– Игритт, – позвал Джон с подступившим к горлу сердцем.

– Лорд Сноу? – Это была Мелисандра.

– Миледи… – отступил изумленный Джон. – Я принял вас за другую. – Ночью все кошки серы, но теперь он ясно видел, что мантия на этой женщине красная. Как он мог ошибиться? Мелисандра тоньше, выше и старше, хотя луна ее молодит. Из ноздрей идет пар, на белых руках нет перчаток. – Вы так пальцы себе отморозите, – сказал Джон.

– На все воля Рглора. Ночь не тронет ту, чье сердце одето священным огнем.

– Я не про сердце говорю, а про руки.

– Только сердце что-нибудь значит. Не отчаивайтесь, лорд Сноу: отчаянием пользуется враг, чье имя нельзя произносить вслух. Ваша сестра еще не потеряна.

– У меня нет сестры. – Слова как ножи. «Что знаешь ты о моем сердце, жрица? И о моей сестре?»

– Как зовут эту девочку… ту, кого у вас нет?

– Арья, – хрипло выговорил Джон. – Она мне сестра только наполовину.

– Я помню. Вашу сестру я видела в пламени. Она бежит от навязанного ей брака – бежит сюда, к вам. Девочка в сером на умирающей лошади. Этого не случилось пока, но случится. Можно погладить вашего волка?

– Лучше не надо.

– Он меня не тронет. Его Призраком зовут, да?.. Призрак, – проворковала жрица.

Зверь настороженно обошел ее по кругу, обнюхал протянутую ему руку, ткнулся в нее.

Джон дохнул паром.

– Он не всегда такой…

– Ласковый? Тепло влечет к теплу, Джон. – Ее глаза сияли во мраке, как красные звезды, а рубин на шее, третий глаз, был еще ярче. Глаза Призрака, поймав его свет, вспыхнули таким же огнем.

– Призрак, ко мне. – Волк смотрел на Джона, как на чужого. Что за притча…

Жрица, став на колени, почесала Призрака за ухом.

– Ваша Стена – странное место, но в ней есть сила. И в тебе тоже, и в твоем волке. Ты сопротивляешься ей, и в этом твоя ошибка. Прими ее. Пользуйся ею.

«Ну, я-то не волк», – подумал Джон и спросил:

– Как это сделать?

– Могу тебе показать. – Мелисандра обняла Призрака, и он лизнул ее в щеку. – Мудрый Владыка Света сотворил нас мужчинами и женщинами, двумя половинками великого целого. При их соединении возникает сила, порождающая жизнь, свет… и тени.

– Тени. – Когда Джон произнес это слово сам, оно показалось ему особенно темным.

– Тень падает от каждого человека, ходящего по земле, – иногда куцая, иногда большая и черная. Оглянитесь, лорд Сноу. Луна поцеловала вас и отпечатала на льду вашу тень двадцатифутовой вышины.

Джон посмотрел через плечо – тень была точно такой, как сказала жрица. Девочка в сером на умирающей лошади… едет сюда. Арья. Он чувствовал идущее от красной жрицы тепло, чувствовал ее силу. Мысль о том, что она способна на многое, посетила его внезапно и больше не отпускала, будто зубами вцепилась… Но ему совсем не хотелось становиться должником этой женщины, даже и ради Арьи.

– Далла, сестра Вель… жена Манса-Разбойника… сказала как-то, что колдовство похоже на меч без рукояти: просто так в руки его не возьмешь.

– Мудрая женщина. – Мелисандра встала, колыхнув красной тканью. – Но меч даже без рукояти остается мечом – его полезно иметь при себе, когда враги тебя окружают. Слушай меня, Джон Сноу: из девяти ворон, что ищут твоих врагов в белом лесу, трое уже мертвы. Они пока не умерли, но едут навстречу смерти. Ты хотел сделать их своими глазами, но они вернутся к тебе без глаз. Я видела в пламени их кровоточащие пустые глазницы. – Она откинула назад красные волосы, ее собственные глаза сверкнули красным огнем. – Ты не веришь мне, но скоро поверишь. Три жизни – не такая уж большая цена за веру, сказали бы многие… но ты заплатишь дороже. Вспомни об этом, увидев слепые лица своих мертвецов. И прими мою руку. – Ее окружал туман, и Джону на миг померещилось бледное колдовское пламя, пляшущее вокруг ее пальцев. – Дай мне спасти твою сестру.

Давос

Даже в сумраке Волчьего Логова чувствовалось, что этим утром здесь что-то не так.

Разбуженный голосами Давос Сиворт подполз к двери камеры, но ничего не разобрал сквозь толстое дерево. Уже рассвело, а Гарт ему овсянку не нес. К чему бы это? В Волчьем Логове каждый день похож на другой, и перемены добра не сулят. Не сегодня ли Давосу предстоит умереть? Может, Гарт уже точит свою Леди Лу?

Луковый Рыцарь не забыл, что напоследок приказал Виман Мандерли. Отвести этого мерзавца в Волчье Логово и отрубить ему руки и голову, вот что. «Я, – дескать, – не съем ни куска, не увидев головы этого контрабандиста на пике – с луковицей, засунутой в лживый рот». Давос засыпал с этими словами каждую ночь и просыпался каждое утро – а если б память подвела, Гарт бы охотно ему напомнил. «Овсянка для мертвеца, – говорил тюремщик утром, а вечером распоряжался: – Задувай свечку, мертвец».

Однажды Гарт показал мертвецу своих девочек. «Сейчас Шлюшка не в лучшем виде, – объяснял он, лаская железный прут, – но ежели раскалить ее докрасна да приложить к твоему члену, ты мамку звать будешь. А это вот моя Леди Лу. Она заберет твою голову и руки, когда лорд Виман скажет».

Давос никогда еще не видел столь большого и острого топора. Гарт, по словам других тюремщиков, точил его сутками. Узник решил, что не будет просить о помиловании и умрет как рыцарь – попросит только, чтобы голову прежде рук отрубили. Авось, даже у Гарта достанет милосердия исполнить такую просьбу.

Встав, он начал мерить шагами камеру – на удивление просторную и удобную, надо сказать. Раньше тут какой-нибудь лордик почивал, не иначе. Она втрое больше его каюты на «Черной Бессе», больше даже помещения Салладора Саана на «Валирийке». Единственное окно, правда, давно кирпичом заложили, но в стене есть очаг, где котелок помещается, а в углу – настоящее отхожее место. Половицы неструганые, тюфяк плесенью пахнет, но это мелочи по сравнению с тем, чего можно ожидать от тюрьмы.

Взять хоть еду. Вместо жидкой кашицы, черствого хлеба и тухлого мяса Давос ест свежую рыбу, хлеб только что из печи, пряную баранину, репу, морковку и даже крабов. Недовольный этим Гарт не раз заявлял, что мертвец не должен есть лучше живых. Давос получил меховые одеяла, чтобы не мерзнуть ночью, и толстую сальную свечку. Ему меняют одежду и снабжают его дровами. Когда он попросил бумагу, перо и чернила, Терри их тут же принес. Попросил книгу, чтобы упражняться в чтении, и Терри доставил ему «Семиконечную Звезду».