Отшельник. Роман в трёх книгах - Александр Горшков

Игуменья протянула руку, чтобы забрать у своей строптивой послушницы метлу, но та смиренно поклонилась, прошептав со слезами:

— Простите меня, матушка… Простите…

И пошла трудиться дальше, наводя уборку в монастырском дворе.

***

Многое в поведении игуменьи не укладывалось в рамки того, к чему привыкла Надежда и что представляла себе, идя в монастырь. Например, она никак не могла взять в толк, почему их настоятельница сознательно отказывалась от бесспорных благ современной цивилизации: прежде всего, компьютеров, Интернета? Почему все это давным-давно закрепилось в других монастырях, стало для их жизни вполне естественным, но с такой решительностью отвергалось здесь? И кем? Не какой-то малограмотной, забитой старушкой, а высокообразованной, высококультурной женщиной, посвятившей всю свою жизнь до принятия монашества исследованиям в области новейших цифровых технологий? Даже вся необходимая документация, которую вел монастырь, печаталась не на принтере, а на старенькой печатной машинке, под копирку. Для сознания Надежды, владевшей свободно не только иностранными языками, но и компьютером, это было непостижимо.

— Матушка, — с жаром пыталась переубедить ее Надежда, — я готова помогать в этом деле хоть круглые сутки. Вы только представьте: о нашей обители узнают во всем мире, мои друзья помогут сделать нам хорошую рекламу и раскрутить ее в сети, паломники сюда начнут приезжать большими комфортабельными автобусами, а значит будут нормальные дороги, а не лесные тропы.

— Этого я и страшусь, — не разделяя ее восторга, отвечала настоятельница. — Больше всего боюсь именно этого: что наш монастырь превратится в очередной туристический объект с его суетой, торговлей, помпезностью, шумом. Приедут ведь не только истинные паломники, чтобы поклониться святыням, помолиться вместе с сестрами: рядом будет немало самых обычных ротозеев, искателей чудес, прозорливых старцев, каких-то особых откровений, видений. Эти-то вездесущие, не в меру любопытные гости будут мешать молиться всем остальным — и настоящим паломникам, приехавшим помолиться, и нам, насельницам. Почему монастыри всегда находились вдали от шумных городов, вдали от больших дорог? Почему даже в монастырях наиболее ревностные монахи стремились к уединению, совершенно затворялись от всей остальной братии? Как раз поэтому. А если у тебя такое рвение провести сюда Интернет и сидеть целыми сутками за компьютером, то направь эту энергию в другое русло: молись. Монах призван к молитве: это есть его главное делание. А все остальное, каким бы благим делом не казалось или даже не было, отвлекает от молитвы, засоряет ее.

***

Игуменья не пользовалась даже тем, без чего любой современный человек не может обойтись: мобильным телефоном. Он был у всех монахинь и послушниц. У всех, кроме матушки, того самого врача-психиатра, которая решила оставить мир после обследования профессора математики, и того самого профессора — будущей игуменьи Антонии. Несмотря на то, что посетителей при входе просили выключить телефоны или перевести их в бесшумный режим, они издавали звуки на все голоса: пиликали, распевали, трезвонили, визжали, гудели. И не только в карманах, сумочках, ладонях бестактных гостей. Они включались даже у монахинь, послушниц — причем, чаще всего там и тогда, когда должно было молчать абсолютно все, кроме молитвы: во время службы, келейного правила, в храме, в кельях…

— Какое же это монашество? — сокрушалась настоятельница, безуспешно стараясь образумить насельниц, чтобы те расстались со своими телефонами. — Монахи для того уходили из мира, рвали с ним все связи — кровные, родственные, дружеские, деловые, — дабы всецело посвятить себя Богу. Для этого они избирали самые непроходимые, самые недоступные места: пустыни, леса, пропасти, горы, чтобы мир не достучался к ним своими соблазнами, проблемами, заботами. Зачем нужен монахине мобильный телефон? Чтобы каждый день, каждый вечер интересоваться, как там поживают ее дети, внуки, оставленные родственники, мужья? Чтобы все время рваться из монастыря, желая проведать их, повидаться, наслушаться мирских разговоров? Чтобы те тоже названивали им, рассказывали о том, как кто-то из них болеет, кто-то у кого-то родился, кто-то напился, подрался, а кто-то умер? Кому нужно такое монашество? Во имя чего оно? Бога ради? Вряд ли…

— Матушка, — робко пыталась возразить Надежда, — а разве плохо помнить своих родных, продолжать любить их? Разве Господь не заповедал чтить мать и отца?

— Заповедал. Потому что если не будет этого изначального естественного почитания, то не будет и почитания Бога. Однако если мы стремимся к совершенной любви, хотим быть Христовыми учениками, то обязаны оставить все мирские привязанности и следовать за Ним: следовать безоговорочно и без всяких компромиссов с миром. Господь сказал прямо: приди и следуй за Мной. Он не спрашивает, чем ты занят и занят ли вообще чем-то, болен или здоров, есть ли у тебя родители, муж, дети. Ни о чем таком Он не спрашивает, но лишь говорит: «Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня». И не обещает ничего, кроме Креста: ни здоровья, ни почестей, ни славы, ни денег. Апостолы первыми откликнулись на этот призыв и пошли за своим Учителем: без малейших раздумий, сомнений, страхов, раздвоенности. Оставили все — и пошли. Для тех же, кто цепляется за мир, этот призыв кажется настоящим безумием: если хотите обрести свою жизнь, то должны ее потерять, расстаться с ней; если хотите получить новую жизнь, должны умереть для прежней. Единственный путь в вечную жизнь — это Крест. Не почести, не похвалы, не богатство, не здоровье, а Крест. Если мы слышим этот призыв, но не хотим даже попытаться сдвинуться со своего места — значит, так и не поняли, что такое христианство. Раз ищем какие-то компромиссы с собой, с миром, из которого хотим выйти, чтобы всецело служить Христу, — значит, мы лицемеры, обманщики себя и других, беспорядочные в своих стремлениях, ни горячие, ни холодные. Значит, это о нас говорит Господь: «Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих».

Игуменья ласково взглянула на Надежду, понимая ее состояние и духовную неопытность.

— Заповедь любить своих родителей, как и всех остальных людей, с монаха вовсе не снимается. Но эта любовь другого уровня, качества. Она несравненно выше, чем обычная мирская привязанность, даже благодарность.

— Вот видите! — радостно всплеснула руками Надежда. — Я ведь только разочек позвоню, чтобы спросить, как они там, и…

— Погоди, — остановила ее игуменья. — Наша любовь, уважение, внимание, забота о родителях и других людях должны выражаться не в звонках и катаниях по гостям, а…

Матушка строго взглянула на Надежду:

— В молитве о них. Непрестанной молитве. Усердной. Это и есть наша жертва Богу не только за родителей, а за весь мир. Постарайся понять это и не разменять святую молитву, общение с Богом на болтовню по мобильному телефону. Жили ведь раньше люди не только без мобильных, а даже без самых обычных телефонов — и ничего, обходились. Ты можешь представить себе истинного подвижника, аскета с мобильником? Нет? И я нет. Святые отцы оставили нам яркий образ молитвенников, показали личный пример молитвы сосредоточенной, а не рассеянной разными разговорами, отвлечением на суету. И не потому, что в то время не было телефонов. Природа греха, страсти лишь приспосабливается к духу нашего времени, а в своей основе остается неизменной. Любая уступка греху, любой компромисс с ним — это сдача без боя настоящего монашества. Тогда оно постепенно становится декоративным, бутафорным, грубой подделкой. Тогда монах с мобильным телефоном, монах с компьютером и Интернетом, монах у телевизора, монах в телевизоре, монах с гитарой, еще с чем-то чисто мирским воспринимаются уже самими монашествующими как что-то совершенно нормальное. Когда мы занимались в институте наукой, на посторонние разговоры не оставалось ни минуты, а теперь, молясь, и подавно. Монах должен быть занят молитвой и трудом, а разговоры по телефону — это ни то, ни другое. У истинного монаха есть только одна связь: с Богом.

***

Надежду не переставало удивлять, как могла обходиться без мобильной связи ее настоятельница. К ней ведь постоянно кто-то приезжал: бывшие коллеги по науке, влиятельные бизнесмены, благодетели, желавшие помочь развитию монастыря. При этом она сохраняла молитвенную собранность и настроенность. Все эти ежедневные визиты не отвлекали ее от усердной молитвы: и вместе с сестрами в храме, и у себя в келье. Это ее состояние не могло укрыться и от гостей. По едва заметным движениям губ игуменьи и скольжению вязаных четок в ладонях все понимали: настоятельница молится даже тогда, когда общается по делу с приезжими людьми. Молится своим горячим сердцем.