Новый Мир ( № 11 2012) - Новый Мир Новый Мир

Работа длилась два года, и осенью 1904-го невероятно дорогое чудо книжной графики (ценою аж в 3 рубля!) вышло в издании «Экспедицiи Заготовленiя Государственныхъ Бумагъ» [22] .

Помимо создания и расширения ассоциативных связей между конкретной буквой и персонажами, представляющими ее на всем пространстве страницы, помимо обращения к воображению своего маленького читателя-зрителя, Бенуа обратился еще и к звуку .

Среди рабочих материалов «Азбуки» сохранился заготовленный автором словник: очевидно, именно записанные в нем слова должны были представлять в будущем издании буквы русского алфавита.

Так вот, для самой первой буквы алфавита не пригодились ни «Аполлон», ни «Ангел».

И заготовленная для буквы «Б» «Буря» — тоже не подошла.

«Азбуку» открывают «Арапъ» (причем театральный, стоящий с обнаженной саблею на подмостках и совсем не страшный) и жутковатая «Баба-Яга» (летящая в ступе над косматыми деревьями, под которыми тесно прижались друг к другу перепуганные сестренка с братишкой).

Очевидно, стараясь помочь ребенку в запоминании изображенной буквы, Бенуа подыскивал еще и такие слова, где она могла бы употребляться дважды. Нетрудно представить, как папы и мамы предвоенных, предреволюционных и еще вполне мирных лет рассматривали эти дивно изукрашенные страницы, усадив детей к себе на колени. 

И повторяли вместе с ними вслух, хором: « А -р а п!», « Б а- б а-Я-га!»

Иногда Бенуа помещал на картине сразу два слова на одну букву («Городъ — Генералъ»), а для подкрепления рисовал дополнительные предметы, тоже начинающиеся на «Г»: гаубица, гренадер, госпиталь.

Но если вы подумаете, что город, генерал и весь сопутствующий им антураж в «Азбуке» были настоящие, «взрослые», то крепко ошибетесь.

В 1958 году, откликаясь на похвалы своей давней, уже почти забытой в России книжке, Бенуа писал одному из Кукрыниксов (А. Соколову, в семье которого «Азбуку» бережно хранили): «Спасибо за добрые слова об „Азбуке”. Но неужели, пройдя через три (!) поколения, книжка не истерлась вконец?! К сожалению, я был бы в таком случае лишен удовольствия заменить истрепанную новым экземпляром, ибо сам не владею ни единым, а гостит у меня экземпляр одной из моих дочерей — одной из тех девочек, которые фигурируют в „Городе—Генерале”, в „Маме” и „Бай-бай” (последнее иллюстрировало букву «Й». — П. К. )» [23] .

Ну конечно же «Город — Генерал» изображал события в детской комнате: братья и сестры увлеченно играют в войну.

«Генерал» — это старший брат, он на деревянной лошадке, в генеральском костюме, с саблей в руке. Игрушечный «Город» выстроен на полу перед младшим.  У крепостной стены — игрушечная гаубица и полк солдатиков-гренадеров. А у окна на столике — игрушечный госпиталь, возле которого хлопочут младшая и старшая сестры. На маленьком флагштоке — красное на белом: медицинский крест.

Кстати, в «Маме» тоже идет игра — в дочки-матери (девочка понарошку кормит свою куклу). Принцип отождествления, так свойственный детям, срабатывал мгновенно. 

Конечно, в своей гениальной «Азбуке» Александр Бенуа ловил всех зайцев, что называется, за все хвосты. Это и книга-театр (каждая страница тут — словно картинка из волшебного фонаря). И книга сказок: «Волшебник — Великан», «Карлик», «Рыцари», «Шуты». И музей истории с географией («Египет»). И привычная связь с Библией («Иона»). Имеется даже мягкая, шутливая полемика с тогдашними морализаторами детства (вглядываясь в некоторые картины, родители, думаю, ее вполне замечали).

В своей книге Александр Николаевич Бенуа был полностью на стороне детей.

Завершая приложенное к факсимильному переизданию «Азбуки» обширное исследование о художнике и о его своеобразном проекте-манифесте, заметив, что именно от этой «Азбуки» и пошли побеги, воплотившиеся в детских книгах Мстислава Добужинского и Владимира Конашевича, Н. М. Васильева процитировала фрагменты из дореволюционной статьи Александра Бенуа «Кое-что о елке».

Оказывается, размышляя в той давней статье о будущем детской книги, отталкиваясь от собственного эстетического и даже семейного опыта, от реакции публики на его «Азбуку», Александр Николаевич принялся мечтать, что называется, вслух.

Он мечтал, чтобы эта будущая книга смогла научить ребенка «схватывать, ценить и любить образы внешнего мира», сумела «выучить живой линии и живым краскам»; он употребил такой оборот, как «духовная пища», которая бы не губила, но культивировала в детях «самые драгоценные черты: способность ясно улыбаться и безумно увлекаться».

«Тогда только, — написал Бенуа, — подрастет у нас то нужное поколение, которое вместе с благородными мечтаниями воспитает в себе и ту яркость и бодрость духа, которые более необходимы для культуры, нежели самые умные умы и ученые слова» [24] .

…Думаю, даже в самом страшном сне А. Н. не смог бы и вообразить, что именно и каким языком написано сегодня в сотнях и тысячах учебно-методических пособий и ученых трудов, призванных обслуживать и укреплять многообразную систему дошкольного образования в современной России. О детской и семейной психологии тоже пожалуй что умолчу. Впрочем, на фоне общей картины, с которой я немного знаком, пространство для радости и надежды все-таки остается. В конце концов, у нас есть выдающийся детский психолог — замечательная Юлия Борисовна Гиппенрейтер, и не она одна [25] .

…Но мы забежали вперед. И для того чтобы в следующий раз мне было легче сразу перейти к азбукам , замешенным на современном сочетании ритмов и звуков,  передвинусь ненадолго в совсем стародавние времена, когда Александру Бенуа стукнуло аккурат два года от роду. Ибо без всемирно известного писателя, который осенью 1872 года выпустил свой авторский букварь, свою «толстовскую „Азбуку”»,  нам не обойтись.

Да, действительно, ровно сто сорок лет тому назад, опираясь на более чем десятилетний опыт существования яснополянской крестьянской школы, вольно или невольно встраиваясь в идеологию знаменитой уваровской триады, на которую возлагались последние надежды на фоне окончательного выветривания православной атмосферы в образовании, Толстой сложил свое легендарное четырехкнижие для школьников того времени. «Цель книги, — разъяснял он в одном из писем, — служить руководству при обучении чтению, письму, грамматике, славянскому языку и арифметике для русских учеников... и представить ряд хороших статей, написанных хорошим языком...»

Статьи статьями (об обоснованности включения в «Азбуку» некоторых из них много спорили). Толстовская «Азбука» оказалась, представим себе, первым демократическим учебником по чтению, основанным на слуховом методе. И все это при четкой сверхзадаче: обновление духовно-нравственного воспитания детей. Здесь я с удовольствием отсылаю читателя к интереснейшей статье Л. Мумриковой (которая, кстати, много писала и о других русских «Азбуках», главным образом о воспитательном их значении), размещенной на портале «БОГОСЛОВ.RU» [26] . Стереоскопический портрет этой и последующей за нею «Новой азбуки» Льва Толстого (1874 — 1875) представлен тут в своей полноте. Интересно, что, создавая для детишек свои учебные книги, Л. Н. еще не успел взяться за переписывание Евангелия, отрицание таинств и догматов Церкви, еще не глумился над евхаристией. Словом, до трактата «Критика догматического богословия» оставалось еще три-четыре года, поэтому в молитвах и текстах из Священного Писания, помещенных в толстовские буквари, никакого авторского вмешательства не было.

В советские годы обе эти азбуки для детей не издавались. Но издательство «Детская литература» все-таки пару-тройку раз выпускало нарядные толстовские книжицы под несколько лукавым названием «Азбука. Страницы из „Азбуки”» (одна из последних вышла в Ленинградском отделении «ДЛ» в 1990-м).

А иначе откуда бы я знал рассказы и басни о мальчике Филиппке, Льве и Собачке, Ученом сыне и гениально минималистском «Люби, Ваня, Машу»? Правда, я очень боялся пересказанной Толстым индийской были «Слон». Это о том, как животное наступило на своего хозяина, который тут же и помер, а жена принесла и бросила под ноги чудовищному символу священной мудрости своих малолетних детушек: