Храм ночи - Донован Фрост

Ворота были распахнуты настежь. Через них выезжали повозки, груженные сокровищами. Лошади и мулы выказывали немалую прыть, стараясь отдалиться как можно дальше от жуткого воинства Эолабара. Бой внутри почти закончился — Диго вырвался из жуткого замка. Его растрепанный отряд беспорядочной толпой вывалил из ворот, и тут же спешно принялся строиться при виде нового противника. Аквилонское войско замерло, только ветер шевелил плюмажи на шлемах, да солнце играло на кольчугах, сомкнутых щитах и копейных жалах.

— А хороши! Хороши, разрази меня Нергал! — Конан откровенно любовался мужеством обреченных, с каким маленький отряд «псов войны» сплотился вокруг своих повозок, намереваясь или прорваться через превосходящие силы врагов, или погибнуть с честью.

— Мой король, я уже говорил вам, что столь блистательного офицера я не видел…

— Ладно, ладно, капитан. Я ценю воинское умение и мужество, а кроме того — наглость. Этот Диго-настоящий волк, и не мне, клянусь Кромом, травить его собаками. Пусть уходит. Кроме того, Конн и Троцеро никогда не простят мне, если я положу наши лучшие полки в бесславной стычке. А что до сокровищ… они заслужили их.

Пока продолжался этот разговор, отряд Диго, ощетинившись клинками и копьями, медленно двигался на аквилонцев. По приказу короля штурмовые колонны стали расходиться, давая возможность наемникам пройти. Запела труба, и сверкающие ряды воинов двинулись к распахнутым воротам.

— Капитан, ты знаешь внутреннее устройство цитадели. Веди войска, а я потолкую с этим «псом».

Армледер спрыгнул с коня, который с жалобным ржанием помчался назад, к покинутому аквилонскому лагерю, подозвал к себе командиров отдельных отрядов и двинул войска на штурм оставшейся почти беззащитной крепости. Король же поскакал к наемникам.

Ноздри Конана трепетали, словно он чувствовал опьяняющий запах свободы, мощи, радости жизни, глядя на утомленных боем солдат аргосца. Перед его взором пронеслись пальмы далекого юга, виденные им с палубы корсарского корабля, моря песчаных барханов и пыльные развалины чарующих пустынь востока, блеск льда далеких Ильбарских Гор, гулкое эхо ущелий и рокот водопадов. Шум и лязг бесчисленных сражений, запах крови и пота, блеск клинков и ржание коней. Навстречу королю из плотного строя вышел Диго, и киммериец увидел все то, что промелькнуло в его голове, в глубине единственного глаза аргосца.

Они сошлись, и враги, и друзья. Два хищника, одинаково принадлежащие буйному прошлому хайборийской эры, один молодой и полный сил, второй старый, но несломленный. Вдали раздался клич аквилонцев, бросившихся в атаку на последних, живых и мертвых защитников цитадели, но оба не обратили на этот звук ни малейшего внимания. Всхрапнул и дернулся конь киммерийца, но король твердой рукой заставил его сделать шаг вперед, а затем спрыгнул на землю и встал напротив наемника.

Текли мгновения, на стенах крепости шел бой, груженные золотом телеги уходили все дальше, а двое все стояли посреди поля, читая в душах друг друга, словно в странных зеркалах. Потом глаза Конана загорелись. Он рванул из ножен меч, холодным огнем блеснувший в косых лучах солнца. Ни один мускул не дрогнул на лице Диго. Он только завороженно следил, как меч разворачивается рукоятью к нему. Затем сильная рука аргосца легла на истрепанную кожу рукояти. Заржал конь короля, взрывая копытами землю, а Конан поглядел на жеребца пустым взглядом, словно увидел впервые. Затем он отстегнул потемневшую от времени бронзовую пряжку, и в траву упали потертые ножны.

Нетвердой походкой он направился к коню и вскочил в седло. Не оборачиваясь, киммериец медленно поехал к кучке телохранителей, дожидавшихся его в стороне. Он не видел, как за спиной его меч взлетел острием вверх, а губы Диго прошептали: «Амра…», после чего, немного замешкавшись, одноглазый бросился догонять свой отряд, уже скрывавшийся под сенью леса. Он уносил с собой нечто большее, чем старомодный, излишне тяжелый по хайборийским меркам меч, и чувствовал это. За спиной словно выросли крылья, а плечи слегка дрожали, как под тяжестью невидимой, но ценной ноши.

Король также почувствовал облегчение, будто грузная железная птица, сидевшая на плечах и пригибавшая его к земле, устремилась в неведомое. Он ехал к распахнутым воротам покоренной крепости, размышляя, как трудно быть героем легенд в пресыщенном и дряхлом мире. Конь шарахнулся в воротах от шевелящегося на земле живого трупа, изрубленного на куски, но еще не оставленного пылающим в нем темным пламенем. Думы короля были далеки от ликующих криков его воинов. Взгляд его еле скользнул по знаменам с золотым львом, взметнувшимся над всеми башнями почти одновременно.

От Конна и Троцеро прибыл гонец с известием о блестящей победе аквилонцев над гирканцами, спешившими поучаствовать в событиях вокруг заговора Блистательных. Не ожидавшие встретить основные силы королевства степняки смешались и дрогнули.

Троцеро даже не успел развернуть все полки в боевые порядки — так стремителен оказался бой. Конн во главе пуантенцев в скоротечной схватке буквально стоптал гирканский авангард и бросился развивать успех. На плечах бегущих он врубился в плотные ряды походной колонны противника, причем основной беспорядок внесли не его бронированные рыцари, а в панике отступающие силы авангарда.

Грозная на равнине, маневренная, легко управляемая восточная конница оказалась сбита в огромную кучу и зажата в горной теснине.

Ее предводитель пытался навести порядок, снеся саблей пару-тройку голов нерадивым командирам и начальнику передового дозора. А тут еще таранный удар пуантенцев завяз в хаосе коней, людей и повозок, словно топор в сыром полене, однако к месту битвы подоспели основные аквилонские силы. Гирканские полки, что вырывались из предательской теснины в поле, натолкнулись на несокрушимую стену гандерладских копий, со склонов лесистых холмов по перемещавшейся восточной кавалерии хлестнули боссонские стрелы. Перед тем как Конн разрубил его едва ли не до седла, предводитель гирканцев успел отдать приказ спешно отступать, ибо с запада, словно бесконечная сверкающая змея, тянулись аквилонские рыцари, охватывая конницу степняков со всех сторон, словно удав кролика. Отступление быстро переросло в паническое бегство — к вечеру Троцеро отдал приказ прекратить преследование, ибо тяжеловооруженное рыцарство едва ли не пострадало в ходе его больше, чем во время битвы: знойное солнце раскаляло доспехи, кони, не привыкшие к жарким в это время года степям, бесились и норовили скидывать седоков. Однако гирканцам досталось еще раз — немедийцы, желая показать всему миру, кто хозяин в восточной части хайборийских земель, выслали на перехват степнякам значительные силы, довершившие разгром.