Свет во тьме - Аманда Эшли

Киллан кивнул:

— В полночь.

— Час ведьм? — изумился Габриель. — Думаю, это как раз подходящее время для подобной встречи.

Киллан коротко кивнул в сторону Сары.

— Я хочу извиниться за грубость Сидель. Мадемуазель. Джованни. — Он окинул своих подопечных резким взглядом и покинул комнату. Делано поспешил за ним.

Сидель повиновалась с явной неохотой. Уже у двери она обернулась к Габриелю. Во взгляде ее сквозили похоть и приглашение.

— Au revoir, дорогуша, — нежно проворковала она и, окинув Сару коротким ненавидящим взглядом, удалилась; на губах ее блуждала чувственная улыбка.

— Проклятье! — воскликнула Сара. — Я бы с удовольствием выцарапала ее наглые глаза!

— Не слишком разумно для смертных сердить вампира, — сухо заметил Габриель. — Тем более такого ожесточенного, как Сидель.

— Может быть, тебе лучше воспользоваться ее приглашением? — резко ответила Сара. — Догони ее, наверняка она еще недалеко ушла или даже поджидает тебя снаружи.

— Сара…

— Она не сводила с тебя глаз!

— В этом моя вина?

— Да! Если бы ты не был так хорош собой…

На этот раз он рассмеялся. В темно-серых глазах светилось изумление.

— Ты ревнива?

— Да, черт побери!

— Я должен уничтожить ее ради твоего спокойствия?

Он сказал это случайно, мимоходом. Сара была уверена, что он шутит, пока не всмотрелась в его лицо.

— И ты бы сделал это?

Габриель пожал плечами:

— Если ты хочешь…

— Нет.

— У тебя нет ни малейшей причины ревновать, дорогая, мое сердце принадлежит лишь тебе. — Взгляд его, сумрачный и напряженный, задержался на ее лице. — Одной тебе. Так было и так будет всегда.

Эти слова, произнесенные с такой нежностью и искренностью, заставили Сару понять, насколько глупым был ее гнев на самом деле.

Вздохнув, она склонилась головой к его груди.

— Что ты намерен делать?

— О чем ты?

— Я об этом средстве, которое может помочь…

— Не знаю, я даже не уверен, что оно может помочь, — ответил он, хотя уже знал, что непременно испробует его на себе, невзирая на смертельную опасность. Они с Сарой не могут так жить дальше. Если он не сумеет избавиться от своего проклятия, то, возможно, будет лучше, если он умрет. Пройдет время, и Сара забудет его, сможет снова выйти замуж, иметь детей, о которых, он знал, она так тоскует.

— Думаю, нам лучше забыть о нем, — сказала Сара. — Я не хочу, чтобы ты рисковал жизнью из-за меня. Ты окажешься на волосок от смерти, ты можешь…

Он кивнул, вспоминая следы, оставленные однажды солнцем на его лице и руках, мучительную боль, страх, что он не успеет убежать и сгорит.

— Идем, — сказал он, поднимая ее на руки. — До восхода осталось всего несколько часов, и я хочу провести их с тобой.

Она свернулась в комочек, прижимаясь к нему, в мыслях ее царил беспорядок. Она так надеялась на это средство, почти уверовала, что оно решит их проблемы. Но теперь оказалось, что лекарство еще страшней самой болезни.

Но тут Габриель стал целовать ее, расстегивая на ней одежду. Губы его прикасались к ее телу, и она снова была в мире, предназначенном лишь для них двоих, и не могла больше думать ни о чем, кроме объединявшей их близости. Только прикосновения его губ и рук, только его низкий бархатный голос, шептавший слова любви, обещавший любить ее вечно…

ГЛАВА VIII

Весь этот день она была на взводе, неспособная сосредоточиться дольше минуты ни на чем, кроме одного. Встреча Габриеля и Киллана в полночь. Только две недели осталось до дня Всех Святых, когда так или иначе может измениться их жизнь. Киллан сказал, что переход к жизни людей может оказаться фатальным. Неужели она позволит Габриелю рисковать собой? Что, если он умрет в страшных мучениях?! Габриель сказал, что не отпустит ее, что не вынесет вновь ее старения и смерти. Значит, у них только два выхода: он должен отыскать средство, чтобы стать обычным смертным, или ей придется стать… вампиром. Но Сара была уверена, что никогда не решится на последнее.

Киллан прав. Возможно, Габриель должен заставить ее. И, возможно, потом она примет это… Но нет, она никогда не простила бы ему… Каким бы трудным ни было решение, оно должно быть ее собственным.

Никогда еще дневные часы не тянулись так медленно. Сара пыталась читать, смотреть телевизор, но была слишком взволнованна, чтобы усидеть на месте, и начинала расхаживать взад и вперед по гостиной, желая, чтобы солнечный диск поскорее опустился за горизонт, а она смогла бы снова быть с Габриелем. Ей необходимо было почувствовать на себе его руки, услышать ободряющие слова, прогоняющие ее страхи.

В сгустившихся сумерках она вышла на веранду и уставилась в багровеющее закатом небо.

Солнце еще не село, когда Сара ощутила его появление в доме. С рвущейся из сердца радостью она вбежала с веранды и бросилась в его объятия.

— Держи меня! — вскричала она. — Держи и никогда не выпускай!

— Сара, что с тобой?

— Я боюсь.

— Чего?

— Не знаю. Не уходи этой ночью. Забудь о лекарстве. Оставайся со мной.

— Дорогая…

— Пожалуйста.

— Но я должен попытаться, Сара, даже если у меня всего один шанс из тысячи. — Он поднял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. — Разве и ты не хочешь того же?

— Уже нет.

— Зато я хочу.

— Я не верю, что ты хочешь, ты делаешь это лишь ради меня.

— Сара, я хочу, чтобы мы всегда были вместе, не только ночью. Хочу снова быть обыкновенным человеком, гулять с тобой под солнцем…

— Но если лекарство не поможет?

— Тогда тебе придется жить своей жизнью. Найти мужчину, который полюбит тебя и даст детей.

— Нет.

— Ты нашла меня в этой жизни, дорогая. Раз это возможно, я найду тебя в следующей.

Решение его было твердым, она не могла повлиять на него.

Он понес ее наверх в спальню. Они снова были вдвоем, он наслаждался каждым прикосновением, стараясь сохранить в памяти любую деталь, мельчайшие оттенки своего чувства к ней. Если средство не поможет, значит, он умрет. Через две недели. Для жившего пять столетий две недели — это один миг.

Время, отпущенное им теперь, промелькнуло слишком быстро.

Скоро полночь.

Лежа в постели, Сара наблюдала, как он одевается. Он вышел на минуту и вернулся уже в своем длинном черном пальто.

— Я ненадолго, — пообещал он, запечатлев поцелуй на ее щеке. — Согревай постель для меня.

Она подавила рыдание, глядя, как Габриель выходит, наполненная страшным предчувствием, что он уже никогда не вернется.