Хозяин зеркал - Екатерина Чернявская

Среди устремленных вверх столбов света мастер неожиданно разглядел то, что так хотел и одновременно боялся увидеть в действии. Туб похолодел. Тонкий бирюзовый лучик протянулся сквозь тьму, как бечевка, которую привязывают грабители поперек парковой дорожки. И махолет споткнулся на луче, сделал кувырок через ставшее непослушным крыло, однако все же успел развернуть к башне зеркальный нос. Луч уперся в кабину пилота, но та лишь ярче засветилась отраженным светом. Тяжело, медленно и неумолимо кренясь, крылатая машина шла на таран.

Тубу показалось, что сквозь грохот колес он различает знакомый мотив. Негромко, но очень внятно кто-то высвистывал боевой марш – а может, это пело его собственное сердце?

Махолет врезался в купол, сминаясь, как бумажный голубь. Обхватив башенку крыльями, он рывками сползал вниз. Все смолкло. Даже колеса поезда перестали стучать, словно состав шел по облакам.

В наступившей тишине с неба донесся хищный клекот. Вынырнув из темноты, огромная птица грудью снесла башню. Скрежетнул металл, со звоном посыпалось стекло. Бирюзовая звезда полыхнула сверхновой и взорвалась, в воздухе резко и терпко запахло озоном. Птица с торжествующим криком кругами поднималась ввысь, держа в когтях тело пилота. Лучи прожекторов метнулись ей вслед.

Туб протер заслезившиеся глаза…

– Прыгай! – проревело под ухом.

И все исчезло. Ни птицы, ни бессильно обвисшего в ее когтях пилота – только ночь, свет фар, цепочка Стальных Стражей и распахнутые ворота впереди. За воротами раскорячилась тощая черная тень.

– Да прыгай же!

Рольф дернул его за руку, и Туб вывалился в шумный мрак. Тролль больно ударился о землю, перевернулся несколько раз и остался лежать на спине. Сердце отмерило три удара, а потом раздался ужасающий грохот. Пламя рванулось в небо впереди, там, где состав врезался в дверь морозильного цеха. Наверное, электрическая бомба тоже сдетонировала, потому что из огненной тьмы грянуло:

Есть ли что банальней смерти на войнеИ сентиментальней встречи при луне?Есть ли что круглей твоих колен,Колен твоих?Ich liebe dich,Моя Лили Марлен,Моя Лили Марлен.

Чертыхаясь, Туб попытался перевернуться на бок. Мастер сильно надеялся, что не сломал себе позвоночник – хотя кости троллей крепче гор, приложило его изрядно. Попытка успехом не увенчалась, зато в тучах над пустырем Туб заметил длинную сигару дирижабля. У правого борта вспыхнул красный огонек – загорелся двигатель? С усилием подняв руку, тролль приложил ее козырьком ко лбу, пытаясь рассмотреть красную точку. Точка определенно росла. Она двигалась к заводу, летела куда быстрее, чем породившая ее сигарообразная махина. По ушам ударил пронзительный свист. Метеорит вырос, заполнив огнем полнеба, – и это стало последним, что в своей жизни увидел Туб.

Глава 17

Ритуал

Поезд взорвался, не доехав до морозильного цеха. Тепловоз наткнулся на две бронедрезины, и взрывчатка сдетонировала раньше времени. Однако пламя, прогулявшееся минуту спустя по заводской территории, не пощадило живых. Если бы кто-то – например, девушка, стоявшая в мчащейся по небу упряжке, – поглядел вниз, то принял бы «Полярную звезду» за кострище, по которому еще бегают последние рыжие искорки. Жар падения W был так велик, что выжег весь кислород на несколько миль вокруг. Пожар затух сам собой.

На месте башни правления красовался оплавленный кратер. Стены цехов обгорели. От повстанцев, охраны и вырвавшихся из здания заложников остались лишь горстки золы. Стальные Стражи в броне цвета окалины вповалку валялись за обуглившейся оградой. Кто-то из них все еще тянул тоскливое «Лили Марлен», а в остальном было тихо – лишь чуть слышно шипел падающий с неба пепел, потрескивал металл и шелестели струйки огня.

R поднялся на четвереньки и с недоумением уставился на отпечаток собственной пятерни в железе. Он так и не успел выпустить из рук вторую створку ворот. R провел ладонью по лицу – на пальцах остался жирный слой сажи. В легких словно коптили свинью. Откашлявшись, Месть встал и направился туда, где над воронкой дрожал раскаленный воздух. Там ночь окрасилась в черный и красный – любимые цвета W.

Сам W стоял посреди кратера и вертел что-то в руках. R сощурился, силясь разглядеть непонятный предмет. Это была маска – обгоревшая, с длинным носом-клювом маска Medico della Peste[31]. Мор временами обряжался в нее, движимый, вероятно, извращенным чувством юмора. В другой руке Воитель держал какие-то скукожившиеся лоскуты, в которых R не без труда опознал перчатки.

Заслышав шаги, W поднял голову.

– Вот и все, что осталось от нашего друга, – небрежно проговорил он. – Один-один, Месть. Я сравнял счет.

– Счет? – R закашлялся и долго перхал и брызгал слюной, пытаясь справиться с приступом. – Какой счет? – прохрипел он, отдышавшись. – Зачем ты убил P? И почему упустил птицу? Нам ведь нужна была буква вместо толстяка… – Он запнулся. W смотрел на него со странным выражением смуглого лица. Месть нахмурился: – Постой. Я что-то упустил?

Воитель усмехнулся:

– Ты говорил вчера о Ритуале. А ты хоть понимаешь, в чем он состоит?

– Нужно сложить буквы…

– Сложить буквы? – Уставившись на закопченную физиономию R, Воитель расхохотался. И проговорил сквозь смех: – Мы что тут, по-твоему, головоломки собираем? Или ты наслушался баек о Королеве, о том, как надо сложить слово «Вечность»? Так вот, у меня есть для тебя неприятный сюрприз. У каждого Хозяина свой ритуал. Игры в слова и зеркала сработали для старухи, сработали бы и для Кея. Ритуал Воплощения Аримана другой. Еще не догадался какой?

R молча смотрел на него.

– Мы убиваем. Умрут все, кроме одного, – в нем и воплотится Хозяин. Ты сам положил начало, отправив F на съедение королевским оленям. Со вчерашнего дня Ритуал необратим.

R по-прежнему молчал. W, заломив бровь, протянул:

– Так ты не знал? Действительно не знал? Как думаешь, почему Кей сбежал из Города шесть лет назад? Ведь у него была буква. Он сам был и остается буквой – между прочим, такой же, как ты. Я все гадал и только недавно узнал. А заодно понял, отчего он тогда свалил. Не захотел играть в нашу рулетку. Просто-напросто струсил. Что, теперь и у тебя поджилки затряслись?

Сверху донеслись свист, скрип полозьев и по-щенячьи задиристое тявканье волков.

W приложил руку козырьком к глазам:

– А вот и он. Легок на помине.

R упорно не отвечал. Он уставился себе под ноги, где слой пепла медленно покрывал спекшуюся от жара землю.

Когда они летели над горами, Герда не смотрела вниз. А если бы и смотрела, все равно не заметила бы костерок на узкой скальной площадке, дремлющего страуса по кличке Страус, Пугало и сидящего у костра мальчишку. Зато мальчик глядел в небо и видел пролетевшую над ним упряжку Снежной Королевы. Или так ему показалось. Сложно сказать наверняка – ведь время на границе Долины и остального мира безнадежно запутано.

Знай мальчишка, кто правит санями, он, возможно, развернулся бы и пошел обратно, и вернулся в Долину, и взял бы в руки кривую двустволку. А уж удалось бы ему пристрелить Боба О’Сулливона или нет – поди угадай.

– Что ты будешь делать, когда мы вернемся в Город? – сквозь свист ветра прокричала Герда.

Кей все нахлестывал волков, словно очень спешил. Словно времени почти не осталось. Однако на вопрос спутницы он все же ответил:

– Поговорю с Пугалом.

– С Пугалом? Почему с Пугалом?

– Потому что песок пустыни знает ответ, – сказал Кей, но слова его затерялись в щелканье хлыста и тяжелом дыхании зверей.

Герда не была уверена, что расслышала правильно, но переспрашивать не хотелось.

– А я найду Иенса.

– Иенса? – Кей так удивился, что даже обернулся. Узкое, иссеченное морозным ветром лицо мало напоминало о том красавчике, что отплясывал на балу с Госпожой. – Зачем тебе Иенс?

Герда глубже надвинула капюшон и выдохнула в ледяную круговерть:

– Если Королева могла быть нашей бабушкой, то и в Иенсе должно остаться что-то прежнее. Что-то хорошее. Просто надо напомнить ему, кем он был.

Кей проворчал что-то вроде «был мерзавцем и им остался», но Герда опять толком не расслышала. Или не желала слышать. Она просто хотела увидеть Иенса.

Упряжка миновала горы и предгорья. Когда полетели над равниной, сразу навалилась жара. Внизу желтели прямоугольники сожженных солнцем полей. Близились сумерки. Еще немного – и закатные лучи отразятся в окнах Смотровой башни, а внизу закраснеют черепичные крыши предместий и покажутся затянутые ядовитой дымкой заводские окраины.

Но ночь обогнала их, рухнув тяжелым пологом. Вместо россыпей желтых городских огней впереди отчего-то замаячило красное зарево.

Кей выругался и снова хлестнул волков. Звери, роняя пену, рванулись вперед. Герда вцепилась в спинку саней, чтобы не выпасть. Зарево разгоралось – казалось, упряжка падает прямо в огромный костер. Когда Герда поняла, что Город в огне, она прижала руки к лицу и закричала. И кричала, пока костер не распался на тысячи мелких огней, пока внизу не показались черное пятно Собачьего пустыря и более яркое, с красными прожилками пятно «Полярной звезды» – гигантский кровоподтек на выбритом виске Города. Вокруг саней засвистел раскаленный воздух. Герда еще сильнее сжала пальцы и закрыла глаза.