Свиданий не будет - Фридрих Незнанский

– А ты разве спрашивал об этом? – удивилась Лида.

– Верно. – Гордеев замер посреди комнаты. – Верно, не спрашивал…

– И потом, Павел Михайлович просил меня, чтобы я не говорила, кто меня послал к тебе. Он сказал, что рекомендовал тебе какого-то клиента, а тот оказался непорядочным, не заплатил тебе положенный гонорар…

– Ах, подлец, как подвернул! Конечно, ведь Гордеев жлоб известный…

– Ну перестань, Юра. Если бы не он, мы бы не встретились… Ну скажи, разве тебе плохо было… Иди сюда…

Но Гордеев вновь крутил телефонный диск.

Занято! Сколько же можно трепаться!!

– А скажи мне, Лида, ведь этот Паша исчезал… А то вдруг, только Бориса Алексеевича арестовали, немедленно объявился?

– Не совсем так… Я его чуть раньше встретила… то есть он мне позвонил… Но он вообще звонил время от времени… Это как одна моя московская подружка говорит… на привязи пытался держать… и не рвал совсем, и в то же время месяцами от него ни слуху ни духу не было… Мне как бы и все равно уже, а появится – снова какие-то волнения… Ну, иди сюда, Гордеев, – просяще позвала она.

– Сейчас, сейчас. Это очень важно. Может, вспомнишь, когда он появился?

Лида стала прикидывать и высчитывать.

Выходило, что Павел позвонил седьмого.

Гордеев очень хорошо помнил, что Борис Алексеевич был арестован шестого.

– Так… А что ты? Когда он появился…

– Да ничего! Он ведь и не появился, просто позвонил. Сказала ему: до свидания. Правда, он продолжал названивать и позже… Потом я узнала от Володи, что папу арестовали…

– И сказала об этом Пашке?

– Конечно. Ну, Юрий Петрович, а что же, это все как-то связано?..

– Все в мире связано. И все естественно. – Гордеев вновь набирал номер. – Ага! Вот.

Как видно, на том конце провода ответили.

– Вава? – Гордеев звонил своей сестре. – Привет, это я.

– Юрка! С возвращением! Ты чего так поздно звонишь? – отозвалась та. – Мы с Андрюхой только разгоняться начали…

– Разгонишься еще, – фыркнул Гордеев. «Что за семейка!» – А пока скажи мне, муженек твой нумер драй давно на твоем горизонте появлялся?..

– Ох давно, братик, ох давно, – шутливо запричитала Вава. – Глаза бы мои его не видели, кота драного…

– А тогда ответь мне, возлюбленная сестра моя, не могли ли у него ключи от моей квартиры оказаться?..

Гордееву было слышно, как сестра на том конце провода присвистнула.

– У тебя что-то пропало?

– Думаю, появилось, – желчно ответил Гордеев.

– Неужели опять шлюху какую-нибудь приводил – в твое отсутствие? – возмутилась сестра.

– Вава, не искажай! В тот роковой раз не он приводил, а его ко мне на квартиру приводила твоя лучшая подруга. И ключи давала ей ты! Но сейчас меня интересует: были ли такие же ключи у Пашки?

– Могли быть, – после паузы ответила сестра. – Что ты, этого жука не помнишь? Он такой, что и заказать их мог – без сомнений…

– Все. Вопросов пока не имею. Надеюсь, этот разговор только между нами. Никому. Даже маме. Даже этому твоему разгонщику.

– Иди ты к черту. – По голосу было слышно, что Вава сильно огорчена. – Вспомни хоть раз, чтобы я сознательно тебя подвела.

И невозможная сестра Гордеева повесила трубку.

– Ну вот, – сказал Гордеев Лиде и подошел к книжному шкафу. Извлек из него новый телефонный справочник Совета Министров. Штука иной раз очень полезная. Полистал. – Теперь и я, Лида, знаю, что столь лестную рекомендацию Гордееву Юрию Петровичу дал тебе Петелев Павел Михайлович, помощник первого заместителя председателя Госкомитета по развитию зауральских территорий (Госкомзаурал) Александра Григорьевича Замилахина, доктора биологических наук, профессора.

Гордеев поставил книжку на место и шагнул навстречу Лиде, в удивлении сидевшей на постели.

– Теперь мое любопытство удовлетворено, и я готов занять место рядом с вами, сударыня. Кстати, не хотите ли выпить ликера «Balleys»?…

– Хочу, чтоб все было, – с жаром ответила Лида.

Глава 49. В МОСКОВСКОЙ КРУГОВЕРТИ

– Отвлекись от всего этого, – приказал он. – Полностью. Уезжай куда-нибудь путешествовать…

Будильник для Гордеева, когда он оказывался в своей московской квартире, обычно не требовался. Всегда находилась добрая душа, которая спозаранку не могла обойтись без Юрия Петровича. А если не звонил телефон, к дверному звонку подступала разносчица утренней почты с тем или иным заказным посланием для Гордеева Ю. П., за которое непременно надо было расписаться в соответствующей книжке. Так что природной «сове» Гордееву в Москве приходилось вести с утра жизнь «жаворонка».

Однако сегодня он проснулся сам, без каких-либо звонков. Увидел рядом уютно спящую Лиду, по случаю июньской круглосуточной жары сбросившей с себя даже простыню, скосил глаза на себя, любимого, также ничем не прикрытого, увидел на столике почти пустую ликерную бутылку – и вздохнул.

«Здесь не ликер впору пить, а горькую!»

Гордеев осторожно встал со своего широченного ложа, с тоской посмотрел на Лиду, лежавшую беззащитно и прекрасно, и, не одеваясь, побрел на кухню.

«Да, пить не минералку, как сейчас, а горькую! Ибо девушку у отличного парня увел? Увел! И то, что девушка к парню равнодушна, оправдание слабое! Ты ведь по отношению к ней проявляешь не серьезные, а очень несерьезные намерения. И осуществляешь их! С другой стороны, что же получается: тебе эту чудесную возлюбленную, можно сказать, подсунул бывший твой свояк, отец любимой племянницы Юльки Пашка Петелев! Ну ладно бы только это! Спасибо, Пашенька! Но пакетик с кокаином, значит, тоже твоих рук дело… И получается… И получается…»

Додумать, что же получается и содрогнуться, Гордеев не успел. Зазвонил телефон. «Петелев?» Он не сразу сообразил, что звонок междугородный.

Это была Баскакова. В Булавинске все оставалось по-прежнему. Андреев томился в СИЗО, но только что ей позвонила тетка Николая Новицкого, Мария Гавриловна, и сообщила, что накануне вечером в свою квартиру в Усть-Басаргине вернулась Инга Новицкая. Оказывается, все это время ее держали в одном из загородных профилакториев непонятной – «или слишком понятной», язвительно прибавила Лариса Матвеевна, – принадлежности. Держали под тем видом, что за ней охотятся люди из наркомафии, с которой якобы имел дело Николай. Как сказала Инга, относились к ней хорошо, даже изображали равнодушие: мол, положено тебе пережидать время здесь, ну и пережидай, читай книжки, смотри телевизор, видео. Вместе с тем едва ли не каждый день, как бы непризвольно, ей говорили, что Николай попал в неприятную историю, в общем, случайно: хотел подготовить материал о торговцах наркотиками, а его сделали невольным наркокурьером. И неизменно повторяли, что ищут кассету, на которой Николаем якобы записаны показания наркодельцов… Если ее обнаружить, это, мол, поможет по-иному оценить поступки Николая, обезвредить преступников.

И Баскакова, и Гордеев понимали, что их разговор, скорее всего, прослушивается. Поэтому приходилось немного играть, но так, чтобы не пережать.

– Но ведь она об этой кассете ничего не знает! – воскликнул Гордеев.

– Верно, – подтвердила Баскакова. – Она предлагала им обо всем узнать у самого Николая… Но сразу начинались обычные штучки-дрючки: Николай якобы сказал, что кассета у вас, Инга, что вы ее должны были спрятать от наркодельцов… А когда она просила свидание – отказывали!

– Не на том ли основании, что Николай болен инфекционной болезнью и лежит в санчасти?!

– Какой вы догадливый, Юрий Петрович! – съязвила Баскакова, рассчитывая, что чужие уши это слышат.

– Да что там! Просто булавинский СИЗО в этом июне поразила какая-то особая эпидемия… А вообще-то они зря суетились! Хорошо хоть девушку, ничего не подозревавшую, ума хватило отпустить. Если бы еще и с Андреевым так поступили… Кассета уже две недели как в Москве, и где надо разбираются – какие и чьи на ней показания и против кого. Но это сугубо между нами.

Баскакова помедлила лишь долю секунды:

– Я так и предполагала.

– Передайте тете, пусть Инга будет предельно осторожной. Лучше бы ей уехать куда-то – как мне кажется. Дела движутся.

Баскакова пожелала успехов, и они закончили разговор.

Тем не менее вопрос с кассетой оставался, и надо было найти надежный канал, чтобы все же связаться с Ингой и выяснить судьбу этой кассеты.

Гордеев залез в ванну и долго стоял под струями прохладной воды.

Лида от всех этих утренних шумов тоже проснулась. Когда Гордеев вышел после освежающей, но мало освежившей процедуры, она была в его спортивной майке, которая, впрочем, как платье оказалась несколько коротковатой. Лицо Лиды было грустным. Гордеев подумал, что она переживает свое ночное признание.

– Петрович, я, к сожалению, почти без вещей, – Лида будто оправдывалась. – Вот надела твою майку… Сегодня поеду в свое обиталище…