Женщины вокруг Наполеона - Гертруда Кирхейзен

Ее жизнь во время консульства и империи была сплошным праздником блеска и счастья. Никогда Наполеон не мог забыть, что его прежний адъютант часто приходил к нему на помощь со своим кошельком, когда он был в Париже без денег и без должности. Император не позабыл долгов генерала Бонапарта. Он всегда питал особое пристрастие и слабость к Жюно, и он и его жена были всегда особенно отличаемы. Оба они были в высшей степени расточительны; мадам Жюно не хватало никаких денег на ее бриллианты, а муж тратил массу денег на игру. Его огромные доходы как губернатора отнюдь не могли покрывать всех его расходов. Одного жалованья от государства он получал ежегодно 500000 франков, не считая всех побочных доходов, которые приносит с собой подобная должность. В среднем он получал ежегодно около полутора миллионов франков, и все-таки каждый год ухитрялся делать огромные долги. Тогда он шел каяться в своих грехах к императору, и тот однажды беспрекословно подарил ему 300 000 франков, чтобы он мог заплатить часть своих самых настоятельных долгов. И подобный подарок был не единственным. Наполеон передавал обоим Жюно чистыми деньгами прямо невероятные суммы.

Но ни мадам Жюно, ни ее супруг не задумывались над тем, чтобы сократить свою расточительность и несколько ограничить свою жизнь, несмотря на все увещания Наполеона. Да и не мудрено, что их опьянило то сказочное счастье, которое выпало на их долю. Но несмотря на всю свою любовь к Жюно Наполеон не сделал его ни маршалом, ни поручил ему королевства, как Мюрату. Он был посланником, губернатором и герцогом Абрантесским, но ни княжеская, ни королевская корона не украсила его головы. В Лиссабоне, где он был посланником, он думал, что уже держит в руках королевский трон Португалии, когда король Иоанн VI уехал в Америку, но он ошибся в расчете. Прекраснейшей мечте его и его жены не суждено было осуществиться. Новое разочарование ждало его после несчастного похода в Россию, так как Наполеон отдал его под начальство своего пасынка Евгения Богарне, – его, Жюно, солдата душой и телом! Но в следующем году император вновь повысил его, назначив губернатором Иллирии.

Мадам Жюно не поехала со своим мужем в Триест, а осталась в Париже, чтобы продолжать играть свою роль губернаторши. Но климат Триеста оказался очень вредным для уже расстроенного здоровья Жюно, так что вскоре он стал не в состоянии выполнять свои обязанности. Он начал проявлять явные симптомы душевного расстройства, и его пришлось заменить Фуше, герцогом Отрантским, а самого его отправить на поправку в Бургонь, на родину, к его престарелому отцу. Там в припадке умоисступления он добровольно покончил с жизнью, выбросившись из окна в тот момент, когда его оставили одного.

Когда Наполеон узнал о таком печальном конце герцога Абрантесского, он будто бы воскликнул: «Бедный Жюно! Как он любил меня! Я думаю, что он отдал бы за меня кровь своего сердца!». И он, пожалуй, не был не прав, говоря то: смерть Жюно была следствием его преданности Наполеону.

Когда герцогиня Абрантесская осталась вдовой, ей было всего лишь двадцать девять лет. Страшно расстроенные обстоятельства, в которых она очутилась после смерти мужа, должны были бы побудить Наполеона оказать ей поддержку. Но он ничего не сделал для нее. Вскоре события повлекли за собой падение империи, а с нею и крушение большинства приобретенных за эту эпоху состояний и общественных положений. Когда-то блестящая губернаторша Парижа должна была переселиться в скромное помещение и жить если и не вполне заброшенной своими прежними друзьями, то все же в высшей степени скромно. Во время Ста дней на нее вновь упало несколько слабых лучей былого блеска, но вскоре роковой день Ватерлоо покрыл все прахом забвения.

Лишенная всяких средств, настолько обедневшая, что ей с трудом приходилось влачить свое существование, так как кредиторы все отняли у нее, она была вынуждена согласиться на предложение одного издателя написать свои мемуары. Она наполнила ими восемнадцать томов, появившихся между 1831 и 1834 годами. Но она написала эти свои воспоминания не так, как другая женщина, тоже видевшая немало благодеяний от Наполеона; в них не сквозит ненависти к тому человеку, который не пришел ей на помощь, когда она овдовела. Герцогиня Абрантесская своими «Мемуарами» поставила сама себе прекраснейший памятник, потому что несмотря на их растянутость они написаны с любовью и восхищением перед той великой, достопамятной эпохой. От них веет духом наполеоновского величия и его славных побед, а всюду разбросанные придворные истории приятно оживляют их и знакомят нас со слабостями замечательнейшего человека своего времени.

Мадам Жюно, несмотря на свой ум, все-таки вполне женщина, и, как таковая, она не умалчивает в своих воспоминаниях об одном маленьком приключении, которое льстило ее самолюбию, несмотря на то, что в этом случае Наполеон вел себя по отношению к ней не весьма корректно. Но какая женщина не рассказала бы с гордостью о том, что она удостоилась внимания цезаря? И какая женщина еще с большей гордостью не сообщила бы о том, что она сумела ему противостоять? Это было летом в 1803 году, когда Жюно вернулся со своего поста посланника в Лиссабоне и вновь занял свою должность парижского губернатора. Первый консул со своей свитой находился в это время в Мальмезоне, пока г-жа Бонапарт лечилась на водах в Пломбьере от своего бесплодия. Молодость, грация, изящество и веселье царили при консульском дворе, где правительствовала юная, прелестная падчерица Наполеона Гортензия, супруга Луи Бонапарта. Общество устраивало спектакли, охоты и развлекалось в парке Мальмезона самыми разнообразными играми. И первый консул бегал взапуски со всей молодежью и был весел, как ребенок. Вечером все страшно усталые ложились в постель и засыпали крепким, беспечным сном молодости, каким наслаждалась и двадцатилетняя губернаторша Парижа мадам Жюно.

Но ей не пришлось всегда вкушать свой сон в такой приятной беспечности. Однажды ранним утром она проснулась от шума в ее комнате; в следующий момент чья-то рука отдернула полог от ее постели, и первый консул стоял перед ней. Мадам Жюно не знала, во сне это или наяву, протирала глаза, посмотрела на часы и совершенно терялась в догадках относительно такого раннего визита, потому что было всего только пять часов утра.

Наполеон довольно улыбнулся при виде удивления сонной губернаторши, начал напевать песенку, и когда мадам Жюно указала ему с упреком на часы, он сказал довольно равнодушным тоном: «Как, только пять часов? Ну так мы можем немного поболтать». Затем он самым комфортабельным образом придвинул кресло к ее постели, разложил на одеяло пачку писем, которые он принес с собой, и начал читать письма одно за другим с невозмутимым спокойствием, точно он был в своем кабинете. Время от времени он обращался с каким-нибудь вопросом к мадам Жюно, но отнюдь не прерывал своего занятия. Губернаторша не знала, что и подумать об этом странном госте, который выбирает спальню молодой женщины для того, чтобы читать свою корреспонденцию. Вдруг на ближней колокольне пробило шесть часов. Наполеон вскочил, сгреб свои бумаги и удалился напевая, предварительно распрощавшись с мадам Жюно довольно фамильярным образом, а именно крепко ущипнув ее за ногу сквозь одеяло.