Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федорчук требовал то одного исключить из Союза писателей, потому что он придерживается антисоветских взглядов, то другого не выбирать в члены-корреспонденты Академии наук, потому что он сын жандарма, требовал арестов.
Новый хозяин Украины Владимир Васильевич Щербицкий по идее должен был испытывать симпатию к Федорчуку. В реальности он чувствовал, что и сам в определенной мере находится «под колпаком» КГБ: ни один шаг Щербицкого не оставался без внимания Федорчука и Цинева. Так что Щербицкий к Федорчуку относился с настороженностью, понимая его крепкие связи в Москве. А Цинев, в свою очередь, обо всем происходящем на Украине напрямую сообщал Брежневу.
Виталий Врублевский, бывший помощник Щербицкого в книге «Владимир Щербицкий: правда и вымысел» пишет:
«Федорчук внимательно присматривался к окружению Киапимира Васильевича и его помощникам... Несколько paз он приглашал меня вместе с женой на обед. Федорчук оказался интересным собеседником. Однако во время встречи я ни на минуту не забывал, что передо мной матерый контрразведчик. И хотя понимал: война — дело суровое, но все равно точила мысль, что на совести собеседника десятки, если не сотни расстрелянных людей. И вряд ли все они были шпионами и диверсантами.
Мысль эта не оставляла меня и тогда, когда Виталий Васильевич показывал тщательно подобранную коллекцию магнитофонных кассет (в основном классической музыки), и когда приглашал выпить. А видно было, что выпить этот физически крепкий, точно налитой силой мужик мог и умел. В беседе похвастался, что как-то, играя в бильярд, перепил самого Якубовского, командующего Киевским военным округом.
О Якубовском, двухметровом гиганте, ходили легенды. Вполне серьезно рассказывали, что, когда Якубовскому докладывали о случаях попадания в вытрезвитель офицеров, он искренне возмущался и никак не мог понять:
— Ну, выпил свои восемьсот грамм. Чего шуметь? Иди себе тихонько домой...»
Через два года после переезда Федорчука в Киев по всей Украине прошла волна арестов диссидентов. Многие из них после перестройки стали видными деятелями культуры, депутатами украинского парламента.
Поводом стало задержание туриста из Бельгии, которого назвали эмиссаром ОУН — Организации украинских националистов. Он пытался ввезти в страну издания на украинском языке, судя по всему совершенно безобидные.
«Федорчук начал планомерную работу по искоренению «инакомыслия» и всякой «идеологической ереси», — вспоминает Врублевский. — К этому он был хорошо подготовлен, и его тяжелую руку вскоре почувствовали многие... Снова стали печь «дела». Серьезный удар был нанесен по хельсинкскому движению, инакомыслию, национально сознательной оппозиции. Федорчук на этом «заработал» орден Ленина. Вместе с идеологическим, моральным террором, вводимым секретарем ЦК КПУ по идеологии Маланчуком, репрессивные методы КГБ создавали тяжелую атмосферу...»
Виталий Федорчук проработал на Украине почти двенадцать лет и пользовался полным благорасположением Брежнева. Андропов не спешил представлять Федорчука к званию генерал-полковника. Брежнев напомнил Юрию Владимировичу, что пора это сделать. И все благодаря Циневу, который к тому времени стал первым заместителем председателя комитета.
«Под руководством Федорчука очередная попытка национального возрождения была ликвидирована, — пишет Врублевский. — Задача, поставленная Москвой перед Виталием Васильевичем, была выполнена. Убежден, что перевод Федорчука в Москву с облегчением восприняли на Украине не только творческая интеллигенция, но и лично Щербицкий. Думаю, что он не мог забыть то, что к снятию его предшественника с должности Федорчук тоже приложил руку».
Михаил Сергеевич Горбачев вспоминает:
«Когда я спрашивал Юрия Владимировича, как работает его преемник, он нехотя отвечал:
— Знаешь, я разговариваю с ним только тогда, когда он мне звонит. Но это бывает крайне редко. Говорят, поставил под сомнение кое-какие реорганизации, которые я провел в комитете. В общем, демонстрирует самостоятельность, хотя, как мне передают, очень сориентирован на руководство Украины. Но я не влезаю.
И это понятно, потому что председатель КГБ выходил прямо на генсека, да и выбор Федорчука был сделан самим Брежневым».
Может быть, Андропов был слишком мнителен, но у пего, видимо, были основания остерегаться своего преемника.
«Переселившись в бывший кабинет Суслова, — пишет Валентин Фалин, — Андропов некоторое время остерегался вести в нем, особенно вблизи телефонных аппаратов, разговоры, задевавшие персоналии. Он даже объяснял в доверительной беседе почему: со сменой председателя КГБ новые люди пришли также и в правительственную связь. Похоже, Андропов обладал кое-какими познаниями насчет возможностей, которыми располагала эта служба для негласного снятия информации».
Страна и мир гадали, что принесет с собой новый секретарь ЦК КПСС, какие идеи выдвинет. И мало кто понимал, что второй по значимости кабинет на Старой площади занял тяжелобольной человек, чье время на самом деле уже истекало. Генерал Вадим Кирпиченко вспоминал, что Андропов угасал на глазах. Гулять он не любил, превратился в кабинетного человека. В последнее время, еще в КГБ, Андропов рассматривал дела без прежней живости. Ему трудно было читать. Он просил помощников читать ему вслух.
Крючков и его заместитель генерал Виктор Федорович Грушко приехали к Андропову на доклад. Юрий Владимирович встретил их со стаканом воды в руке, он явно запивал очередное лекарство.
— Как у вас дела в лесу? — с нескрываемой тоской в голосе спросил он. — Как бы я хотел посидеть у пруда, среди зелени и цветов.
Годы работы в КГВ не пошли ему на пользу. Валентин Фалин пишет, что, «вращаясь в замкнутом, отрицательно заряженном пространстве, Андронов сильно менялся сам». В нем усилились недоверчивость, подозрительность, мнительность и мстительность.
Брежневу намекнули, что Андропов слишком болен и не в состоянии руководить страной. Леонид Ильич позвонил академику Чазову, отвечавшему за медицинское обслуживание партийно-государственной верхушки:
— Евгений, почему ты мне ничего не говоришь о здоровье Андропова? Мне сказали, что он тяжело болен и его дни сочтены. Я видел, как он у меня в гостях не пьет, почти ничего не ест, говорит, что может употреблять пищу только без соли.
Андропову, как человеку страдавшему тяжелым поражением почек, действительно еду готовили без соли. Пил он только чай или минеральную воду. Вместо более полновесной пищи ему несколько раз в день приносили протертое яблоко.
Чазов удивился звонку Леонида Ильича. Во-первых, он не раз рассказывал о болезни Андропова, но Брежнев всякий раз отмахивался: «Юрий работает больше, чем все здоровые члены политбюро». Во-вторых, Брежнев давно утратил интерес ко всему, что не касалось его лично.
Чазов дипломатично ответил, что Андропов действительно тяжело болен, но лечение позволяет стабилизировать его состояние и Юрий Владимирович вполне работоспособен.
— Работает он много, — согласился Брежнев, — но вокруг его болезни идут разговоры, и мы не можем на них не реагировать. Идут разговоры о том, что Андропов обречен. А мы на него рассчитываем. Ты должен четко доложить о его возможностях и его будущем.
Слова Брежнева были плохим сигналом. Здоровых людей среди членов политбюро было немного, но состояние их здоровья оставалось для всех секретом. Если же о ком-то стали говорить как о больном человеке, то ему следовало думать о переходе на покой.
Вскоре Чазову позвонил и сам Андропов. Он был очень встревожен и просил академика о помощи:
— Я встречался с Брежневым, и он меня долго расспрашивал о самочувствии, о моей болезни, о том, чем он мог бы мне помочь. Видимо, кто-то играет на моей болезни и под видом заботы хочет представить меня тяжелобольным, инвалидом. Я прошу вас успокоить Брежнева и развеять его сомнения и настороженность в отношении моего будущего.
Но возможно, генеральный секретарь уже сделал для себя какие-то выводы.
Бывший секретарь ЦК по кадрам Иван Васильевич Капитонов рассказывает, что в середине октября 1982 года его вызвал Леонид Ильич.
— Видишь это кресло? — спросил Брежнев, указывая на свое кресло. — Через месяц в нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого.
Перед смертью Брежнева в Москве отметили возросшую активность украинского секретаря Щербицкого. Он часто звонил и встречался с председателем КГБ СССР Федорчуком. Андропову об этом сообщали. В аппарате знали, что Брежнев ценил и поднимал Щербицкого, говорил, что Владимир Васильевич станет следующим генеральным секретарем. Щербицкий мог всерьез отнестись к словам генерального секретаря. А Юрий Владимирович Андропов знал, как много в таких кадровых делах зависит от КГБ.
