Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - Василий Кравков

20 июня. День серый; по временам — дождь. Вчера был у нас в Божихувке Керенский; жалко, что не угадал его туда приезда, ч[то]б[ы] улицезреть его; лишился и возможности, так[им] обр[азом], сняться с ним в общей фотографической штабной группе. А может быть, это и к лучшему? Когда будут вешать Керенского — повесят, пожалуй, и всех, в столь интимной купе с ним бывших?!

Получил сегодня пришедшую ко мне по почте телеграмму от Сергунюшки, датированную 12/VI из Москвы, необычайно радостно меня возбудившую сообщением об имеющихся больших шансах быть избранным мне на должность московского] окружн[ого] инспектора. Неужели мне суждено волею судеб на гребне революционной волны докатиться до столь желанного и столь хорошо устраивающего мою семейную жизнь назначения?! Буду тогда первым революционным московским] воен[но]-санит[арным] инспектором! […]

21 июня. […] Слишком несерьезными мне представляются какие-то организующиеся «женские штурмовые колонны» для отправки на фронт. Много у нас сил, энергии, здоровья, да не знаем, куда их приложить. […]

23 июня. […] Сегодня наш «комкор» в сообществе с ex-командюущим Бельковичем в своей комнатке по соседству с моей бражничают и за бутылочками хмельного ведут задушевные беседы, «вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». Гутор — «главкоюз» получил от Брусилова резкое письмо за неудачно проведенную операцию. Французы очень просят нас отвлечь на себя хоть 12 немецких дивизий, что мы, вероятно, и исполнили теперь. Во всей совершавшейся бестолковщине надо все-таки отдать справедливость, что наша Сводная Сибирская дивизия — отборная — действовала лучше войсковых частей прочих корпусов армии, где эти части не были как следует отсортированы от «товарищей-большевиков», попросту говоря — лодырей-трусов. Особенно мерзопакостными оказались 153-я и 108-я дивизии, а также частями 22-й и 34-й корпуса. Вероятно, то же было и в других армиях, хотя по надежным источникам 11-я армия продвинулась вперед на Злочевском направлении — на 6 верст по фронту в 20 верст. Раскассированный Лейб-гвардии Гренадерский полк в собеседовании с увещевавшим его Керенским обругал последнего по матушке. Солдаты настроены весьма нервно, друг друга подозревают в предательстве; были случаи, когда свои в своих умышленно или по подозрительности стреляли. […]

Дивизии нашего корпуса так распылены теперь, что дай Бог, ч[то]б[ы] в них (трех) набралось бы около 5 тысяч штыков! Пополнение идет малыми партиями за счет прибывающих беглых и уголовно-каторжных… Ведется усиленная облава на бежавших. […]

25 июня. Ночь прошла относительно спокойно — канонада затихла. Сегодня должно быть наступление Гвардейского корпуса, куда влились наши 12-я и 13-я Сиб[ирские] дивизии; наступление это так необходимо для намеченных операций 11-й армии. Число штыков в каждой из Сибирских и 108-й дивизии по состоянию на сегодня — по 3 тысячи человек с небольшим! Опасение, как бы «товарищи» наших дивизий, да и других, своими коллективными дискуссиями не затормозили момент необходимых действий. Артиллерия — под засильем пехотных серых шинелей, диктующих ей или не стрелять, или же жарить, расходуя снаряды в большем количестве, чем это надо. Теперь — не только вопросы государства, но и специально-стратегические взялась решать демократическая недоросль! Полная свобода невежества и совести!!

В 11-й армии доблестней всех наших «самоопределившихся» действовала чехословацкая стрелковая бригада, сформированная из наших пленных. А что, если бы немцы сформировали такие же части из находящихся в плену у них наших воинов — как бы мы закричали: «Варварство!»

«Комкор» мой все еще не оправится от алкогольно-закусочного эксцесса; утверждает, что следовало бы за неудачу нашей армии отчислить не командующего Бельковича, а безголового главноком[андующ]его — Гутора!

[…] Сегодня преднамечено «наступление» 3-й армии! После же завтра — 2-го Гвардейского корпуса, куда вошли наши 12-я и 13-я Сиб[ирские] дивизии. Никто ничего путного от этих наступлений не ожидает. 11-я армия, имевшая было сначала нек[ото]рый бум, отходит «на исходное положение»! Только одному Николаю Чудотворцу мы и обязаны, что еще не выпирают немцы нас с этих «исходных положений». Пресловутая «революционная» российская армия уже проявила максимум того, что она могла дать; дальше же надо ожидать лишь еще худшего, и случаи забастовок войсковых частей в нужный момент — будут лишь учащаться и множиться.

Приехал на место Савинкова, назначенного комиссаром при «главкоюзе», новый комиссар для нашей армии — пробывший 15 лет в каторге некто Загорский с своим помощником молодым врачом Григорьевым — бороться с ветряными мельницами: оздоровлять наши вооруженные серые массы от обуявшей их безнадежной болезни духом праздности, любоначалия, празднословия[960] и всех звериных качеств животного, восчувствовавшего путем утробного «самоопределения», никакими условиями не стесняемого, — свободу и ставящего интересы своей личной шкуры выше всего на свете. Отвратителен мне этот некультурный лик обещающей стать «перманентной» теперешней революции! Загорский, по-видимому, полный идеалист, узкий книжник, чуть не наизусть проштудировавший «Психологию толпы» Михайловского, приехавший сюда, как выражается, «уловить бациллу заразного психического заболевания войск», ч[то]б[ы] посильно содействовать исцелению; признался, что он очень и очень уже разочаровался в новоявленных российских «гражданах», но… но… все еще никак не может примириться на применение смертной казни в отношении бунтарей как единственного, в сущности, теперь стимула побудить их сподвижников идти на защиту «свободной» России! […]

27 июня. […] Неужели гражданам свободной России так-таки суждено в удел от рождения лишь ползать, а летать не мочь?! Переживаю напряженное настроение, полное весьма мрачных предчувствий.

Вечером получили известие о взятии 8-й армией Галича и отступлении трех австрийских корпусов. Для развития прорыва туда перебрасываются нек[ото]рые кавалерийские части и 2-й Гвардейский корпус, места к[ото]рого должны будут занять опять наши Сибирские дивизии и 108-я дивизия. Но в нужный момент, когда дорога каждая минута, чтоб не упустить случая для развития успеха и поддержки других, в 108-й дивизии собирается митинг и постановляет ни больше ни меньше, как следующее: 1) отправить всю дивизию в 43-й корпус на Кавказ и 2) дать всем «товарищам» два месяца отдыха для приведения себя в порядок!!! Теперь нужно ожидать, что замитингуют и другие дивизии; ликвидирован будет успех так же в 8-й, как и в нашей и 11-й армиях.

«Начдив» 13-й Сибирской дивизии послал телеграмму командующему армией Селивачеву, прося его назначить специально аэроплан для охраны собирающихся митингов!!! Все картинки, достойные пера Щедрина или Джером[а] Джерома. Надо поскорее отсюда утекать, из этого сплошного бардака «самоопределившейся» пошехонской обнаглевшей сволочи…[961]

Керенский уже подумывает о введении смертной казни в войсках и чуть ли не об уничтожении всех этих комитетов, советов, съездов и т.п.[962]. Теперь он должен воочию убедиться, что для достойного завершения текущей кампании с «царской» армией ни в какое сравнение не может идти наш вооруженный революционный сброд![963] Как ни грустно, но это так! Недостижимо скоропалительно то, что делается одной лишь эволюцией![964] […]

28 июня. Прошел благодатный дождь. «Товарищи» 108-й дивизии окончательно отказались идти на позиции, упорствуя в требовании отправить их на минеральные воды на Кавказ! Вместо этой дивизии назначена 13-я Сибирская, но неизвестно еще, согласятся ли на это ее «товарищи»! Да здравствует и да гуляет всероссийское хулиганство под защитным цветом очаровательных свобод и пленительных лозунгов! […]

29 июня. […] Наши Сибирские дивизии (бренные остатки!) на позиции — стали, кроме 48-го полка, с к[ото]рым предстоит переговариваться и дискутировать, равно как и с нек[ото]рыми гвардейскими полками, не желающими идти на поддержку в 8-ю армию. С такими войсками надо скорее лишь закрывать лавочку. […]

В полки, отказавшиеся идти на позиции, наряжается карательная экспедиция с пулеметами, пушками и аэропланом.

30 июня. Обложной дождь. Второй день захолодало.

В войсках усиливается цинга, дизентерия. В 104-й дивизии был случай несомненной азиатской холеры.

ИЮЛЬ

[…]

2 июля. Погода отвратительная. Время летит наибыстрейшим темпом. 4 месяца, как Россия — самая свободная страна на свете, но и самая, как и прежде, невежественная… […]

5 июля. Установилась хорошая погода. Калуги[965], взятый было нами, уж отвоеван обратно неприятелем. Как бы его участь не постигла и Галин. У «товарищей» нет инерции к наступательному движению вперед. Масса из них в критический момент бросает окопы и отказывается от поддержки своих же «товарищей». Самочинно уходят «домой» то та, то другая войсковая часть, развращающим образом влияя на еще держащиеся части. «Шкурники» говорят, что хотят еще жить, и какая им будет свобода, если их убьют? Пусть-де их на печке заберет хоть сам Вильгельм! Много в их заявлениях есть от правды, и по некультурности их сводится лишь к ублажению их личной утробы… А не отвечают ли их вожделения, в сущности, моему credo: пусть царствует хоть турецкий паша, только оставьте меня у circulos meos?![966] […]