Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1 - Михал Огинский

Только системный подход в организации работы, а не мелкие интриги, может обеспечить настоящий успех. Идти следует дальше и дальше, и идти не торопясь.

Можешь себе представить, что здесь нет ни инертности, ни бессилия, а есть невежество, есть боязливость, взращенная невзгодами, есть подозрительность, свойственная тем, кого часто обманывали. И не забудь, что у наших друзей имеется большая склонность к выжиданию. Наконец, сохраняются еще зоны, пораженные раком. Струпья падают, а корни остаются. И все-таки общее настроение и симпатии на нашей стороне. По всем приметам на этой же стороне и сердце нового руководителя. Хотелось бы только удостовериться, что его решения смогут положить конец всем интригам, тормозящим движение к уже совсем близкой цели… Ждать осталось совсем недолго… На суше и на море идет серьезная подготовительная работа. В этом нет никаких сомнений, как и в том, что наши старания приносят свои плоды. А ведь именно этого вы и желаете.

Совсем недавно я официально заявил, используя выражения документа, полученного от руководства, что позиция Оттоманской Порты по отношению к Польше станет для нас пробным камнем и т. д. и т. п. Только тогда, когда мы увидим, что эта страна на суше и на море по-настоящему готовится к войне, когда мы удостоверимся, как на деле реагирует она на высокомерные оскорбления и наглость петербургских и венских кабинетов и т. д. и т. п., только тогда Французская республика будет уверена, что она не обманулась в своих надеждах.

В это время и прибыл сюда Петр Крута. Появился он очень кстати. Я это сразу понял. Но его появление здесь, как я и предполагал, кроме апатии ничего не вызвало. Пришлось настоять, чтобы на Круту обратили внимание. Как оказалось, этого хотел не только я. Но система не изменилась. Все блюдут осторожность и стремятся из всего делать тайну. И все же первый шаг уже сделан: в данный момент Петр Крута находится на приеме у драгомана Оттоманской Порты. Он сам тебе расскажет об этом приеме. А пока спешу коротко высказаться о Круте. Любезно прошу принять к сведению, что мои личные наблюдения и все, что я о нем слышал, дают основания характеризовать этого человека с самой лучшей стороны.

Возвращаясь к вопросу о целесообразности открытия миссии, хотел бы высказать одно соображение. Желательно, чтобы ваш человек, претендующий на работу в миссии, прибыл сюда в качестве иностранного путешественника под чужой фамилией. Это упростит процедуру и поможет в организации переписки.

Важно, чтобы ты знал, дорогой гражданин, что наша шведская миссия, по-моему, имеет весьма хорошие намерения, но не более того. Ее поддержка в нашем деле была бы очень полезной. Если можешь, поработай в этом направлении. И еще, кажется, что датчанин тоже мог бы подставить свое плечо. Он по-прежнему в полной зависимости от своего коллеги, уважаемого торговца, раболепного льстеца и очень русифицированного барона Н… Тоже подумай о лекарстве, если у тебя найдется рецепт.

Содержание известного абзаца твоего письма хорошо помню и сразу же начал над этим работать. Заодно поговорил и о вас. Ты выбрал бедноватого банкира. Он постоянно сталкивается с какими-то неприятностями и трудностями. Но ради дружбы с тобой и твоими славными соотечественниками он готов творить чудеса.

Ваш переводчик не останется без опеки и внимания, пока я буду здесь. Я уже дал ему две тысячи пиастров на личные расходы.

Сердечный привет всем гражданкам и гражданам!

Наилучшие пожелания успехов тебе, брат мой, друг и гражданин!

Мари Декорш».

20 мая пришли письма из Венеции с последними новостями из Польши. По достоверным сведениям, огромное войско под командованием генерала Суворова подошло к Днестру. Русские готовятся форсировать реку и занять Хотин и Бендеры. Я передал информацию Вернинаку, а тот довел ее до сведения турецкого правительства. Ему выразили благодарность и уточнили, что по имеющимся у турецких властей данным, Суворов находился в Подолии, но отошел от границы. Вернинаку также дали понять, что Россия сейчас отнюдь не расположена к каким-либо агрессивным действиям, а наоборот, как никогда ранее, проявляет дружелюбие по отношению к Оттоманской Порте.

Со своей стороны Вернинак поделился со мной новостями из частной переписки. Оказалось, что на Украине и в окрестностях Каменца было организовано восстание. Восемь тысяч инсургентов под предводительством Колыско, Либерадского и Домейко несколько раз брали верх над русскими и даже отняли у них военную кассу. Газеты Гамбурга и Эрлангена со ссылкой на публикацию в торуньской газете от 9 апреля сообщали, что подробности об этом специальный курьер доложил прусскому королю. Вернинак не мог гарантировать достоверность такой информации, но отметил, что, если это соответствует действительности, то следует лишь пожалеть поляков за их преждевременные действия.

Подробый отчет об этом разговоре я отослал в Париж.

Глава V

22 мая в Константинополь приехали граждане Рымкевич, Яблоновский, братья Шумлянские и Блюм. Рымкевич и Яблоновский являлись представителями от жителей Галиции и сообщили мне, что привезли для Вернинака письмо и акт конфедерации граждан своей провинции. Когда они узнали, что Вернинак уже отозван и будет заменен Обером дю Байе, то решили дождаться приезда нового французского представителя и вручить ему свои важные бумаги. Что касается трех остальных соотечественников, то это были храбрые офицеры, которые искали себе применение, чтобы служить родине. О прибытии гостей я сразу же написал Вернинаку, который изъявил готовность принять представителей Галиции уже на следующий день, а в отношении трех офицеров сообщил следующее:

«Гражданин! Вопрос о польских военных, прибывающих в Константинополь либо желающих выехать во Францию, мы не раз обсуждали. Мне представляется, что каждый поляк, готовый послужить своей родине, не должен удаляться от Польши, с тем, чтобы при первой же возможности включиться в борьбу за ее освобождение.

С братским приветом,

Р. Вернинак».

23 мая я представил Вернинаку Рымкевича и Яблоновского. Они передали ему письмо, упомянули об акте конфедерации, но копию документа не вручили. Как мне показалось, Вернинак был польщен таким доверием к себе. Он был удивлен, что галичане, бывшие подданные австрийского императора, с такой же заинтересованностью относятся к восстановлению Польши, как и жители территорий, недавно оккупированных тремя государствами – участниками раздела. Вернинак задавал немало вопросов о нынешнем положении в Галиции и ее ресурсах, о вооруженных силах Австрии, о реакции местных жителей на успехи французской армии, о возможности восстания в Польше, об отношениях Галиции с захваченными польскими провинциями… В конце он заявил, что я являюсь уполномоченным миссии польских патриотов в Константинополе и что, согласно указаниям своего правительства, он может только со мной обсуждать и принимать решения по всем вопросам, касающимся Польши.

Беседа с представителями Галиции, пусть себе и не совсем достоверные новости о начале восстания в Польше, информация из Парижа о том, что Директория одобрила акт конфедерации, предложенный польской депутацией, в корне изменили позицию Вернинака. С 5 июня он начал понимать, что передвижения поляков к турецким границам и формирование там подразделений из бывших польских военных могли разбудить турок и подвести их к принятию ответственного решения. Вернинак обратился к министру иностранных дел Турции с просьбой о встрече. Она началась в девять часов вечера и завершилась в четыре утра. После чего мой французский куратор вызвал меня к себе и сообщил:

1. Министр иностранных дел Турции дал обещание принять меня, чтобы получить полноценную информацию о событиях в Польше;

2. Министр посетовал на многочленные сообщения, получаемые турецким правительством от поляков из Вены, Галиции и других мест. Эти сообщения, однако, не дают ясного представления о том, чего на самом деле хотят поляки и какими принципами руководствуются. Создается впечатление, что здесь много разногласий;

3. Успехи французской армии в Италии, по предположениям Вернинака, могут ускорить подписание мира с Венским двором, что не повлечет за собой негативных последствий для Польши, так как условия договора будут продиктованы Францией;

4. Появилась уверенность, что Швеция выступит против России, а это значит, что и Турция предпримет аналогичные шаги;

5. Объединение польских военных в Константинополе является нежелательным, так как оно компрометирует турецкое правительство и больше вредит, нежели помогает делу поляков. Было бы целесообразнее сосредоточить силы польских патриотов на турецких границах.

Вернинак заверял меня, что никогда турецкий министр не был в таком добром расположении к Польше как на этой аудиенции. Более того, министр выразил готовность, не теряя времени, воплотить свои добрые намерения в реальные дела. Он решил, что будет разумно, если я напишу на имя Вернинака письмо, помеченное задним числом, с короткой мотивацией необходимости встречи с руководителем внешнеполитического ведомства Турции. Содержание этого письма Вернинак должен был конфиденциально изложить министру и заодно прощупать его позиции до того, как я смогу с ним встретиться сам. Мне, разумеется, ничего не оставалось, как согласиться с таким предложением и написать вот это письмо, которое я датировал 21 мая: