Реквием в Брансвик-гарденс - Энн Перри

Вяло и безрадостно взмахнув рукой, полицейский повернулся и направился к двери.

После того как он вышел, Кордэ остался стоять на своем месте, не чувствуя, как идет время. Он не заметил, что огонь погас, рассыпая искры, и только когда часы на каминной доске пробили час, ему в голову пришла мысль о том, что кто-то забыл приглушить их бой. Надо сказать Эмсли. Доминик удивился, что Кларисса еще не сделала этого. Неужели Вита умолчала об этом, потому что знала, что ее муж покончил с собой, и в душе своей она понимала, что это грех?

Он отказался признать эту мысль. Она несла собой слишком много боли, перепутанный комок которой охватывал почти все в его душе.

Наконец, шевельнувшись, священник вышел из комнаты и в холле едва не столкнулся с домоправителем.

– Где Мэлори? – спросил он резким тоном.

Эмсли изумился. Волосы его были взлохмачены на макушке – там, где их не коснулась щетка; румянец исчез с его лица, на котором залегли следы невероятной усталости.

– Простите, – торопливо извинился Доминик. – Я не хотел говорить столь грубо.

Глаза дворецкого округлились. Он не привык, чтобы перед ним извинялись. Слугам извинения не приносят, и он не знал, что на это ответить.

– Вы не знаете, где находится сейчас мистер Мэлори? – теперь уже вежливо осведомился Кордэ. Он не смог заставить себя произнести «мистер Парментер»; таковым для него по-прежнему оставался Рэмси. – В гостиной никто не заглушил бой часов. Будьте добры сделать это.

– Да, сэр. Простите, сэр. Как-то ускользнуло из памяти. Мне действительно жаль, – принялся оправдываться домоправитель.

– Смею сказать, что у вас было много дел, куда более важных, чем присмотр за действиями остальных слуг. – Священник пристально посмотрел на старика. – Кстати, как они справляются со своими обязанностями?

– O, вполне прилично, сэр, – ответил Эмсли, и Доминик понял, что он лжет.

– Простите меня, – вновь извинился он. – Я даже не поговорил с ними со всеми. Потому что… потому что был слишком расстроен. Очень эгоистично с моей стороны. Когда я повидаюсь с мистером Мэлори, то зайду на вашу половину.

– Наверное, сэр, будет лучше, если вы зайдете к нам перед вечерней трапезой, тогда будет удобней всего? – предложил дворецкий. – Поговорить лучше после того, как закончился рабочий день. Некоторые из служанок могут быть… излишне возбуждены, поймите меня правильно.

– Да, конечно.

Кордэ подумал, что зайти к слугам придется, вне зависимости от того, что еще может случиться в доме. Они, конечно, потрясены двумя смертями, разделенными всего несколькими днями. После первой они уже были смущены воцарившейся в доме атмосферой вины и подозрительности, и сознанием того, что один из тех людей, которым они служили и от которых зависели, на которых, возможно, смотрели снизу вверх, был виновен в убийстве… А теперь случилась еще одна, совершенно непонятная для них смерть. Они, должно быть, гадают о том, что было ее причиной – случайность, убийство или самоубийство? Рухнул весь порядок, к которому они привыкли, та окружавшая их безопасность, обеспечивавшая все их физические потребности. Теперь слуги даже не знали, останется ли у них в будущем кров над головой. После смерти Рэмси прислуга будет распущена, и они лишатся жилья. Вита не могла оставаться в принадлежавшем Церкви доме, который автоматически переходил к следующему приходскому священнику. Об этом Доминик даже и не подумал. Собственные эмоции полностью завладели его умом, отогнав всякие другие мысли.

– Мистер Мэлори находится в библиотеке, сэр, – сообщил ему Эмсли. – Сэр, мистер Кордэ…

Священник посмотрел на дворецкого, ожидая, что еще тот скажет, и повернувшись вполоборота к двери библиотеки.

– Благодарю вас… – тихо произнес старик.

Доминик заставил себя улыбнуться, а затем быстрым шагом прошел по мозаике под гулкое эхо своих шагов. Он так и не привык к этим звучным отголоскам. Даже не подумав постучать, священник распахнул дверь настежь и прикрыл ее за собою.

Мэлори стоял на коленях около самой нижней из книжных полок. Он обернулся, раздраженный вторжением, а увидев Кордэ, удивился. Молодой человек неторопливо поднялся, став спиной к коричневым бархатным шторам и мокрым окнам, теперь блестевшим под солнечными лучами.

– Что такое? – спросил он не без злости в голосе. Теперь хозяин здесь он. И чем скорее это поймет Доминик, тем будет лучше. Прежнего отношения к себе младший Парментер не допустит. – Вы хотели меня видеть?

– Питт только что побывал здесь, – проговорил священнослужитель не допускающим возражений тоном. – Такое положение не может продолжаться. Я не могу допустить этого.

– Тогда прикажите ему уйти. – На лице Мэлори отразилось нетерпение. – Я могу и сам сделать это.

Он шевельнулся, словно намереваясь немедленно отдать приказание.

Доминик остался стоять спиной к двери:

– Питт является представителем полиции. Он будет приходить сюда столько раз, сколько ему надо, чтобы найти удовлетворительное решение дела…

– Оно решено. – Юноша остановился в паре ярдов от Кордэ. – Я просто не могу представить себе, что еще можно ему сказать. Эту трагедию следует побыстрее забыть – если только это вообще возможно. И если вы пришли только ради того, чтобы сказать мне о Питте, тогда, будьте добры, позвольте мне продолжить занятия. Это предоставляет мне хоть какую-то цель.

– Виновник не найден. Ваш отец не убивал Юнити, – сказал священник.

Лицо Мэлори оставалось безрадостным и напряженным:

– Нет, убил он. Ради бога, Доминик, всем нам и так слишком трудно! И без этих попыток переворошить дело снова и снова, пытаясь найти возможность уклониться от истины. Но от нее спасения нет! Найдите в себе честь и отвагу признать это, a заодно и веру, если это слово вообще имеет к вам отношение.

– Я пытаюсь это сделать. – Кордэ услышал гнев в собственном голосе, a также презрение, предназначенное не только ему самому, но и его собеседнику, угрюмому и возмущенному. – И в качестве примера могу признаться перед вами в том, что Рэмси считал убийцей именно меня.

Глаза Мэлори округлились.

– Неужели я слышу признание? – На лице его проступило сомнение и новая боль. – Не запоздали ли вы с ним? Отца больше нет в живых. Назад его не вернешь. Так что ни в честности, ни в жалости смысла больше нет…

– Нет, это не признание! – отрезал Доминик. – Я имею в виду то, что если Рэмси думал, что ее убил я, отсюда следует, что сам он этого не делал. И я тоже ее не убивал. В качестве кандидата в убийцы остаетесь лишь вы, и у вас имелись вполне достаточные для этого причины.

Парментер-младший резко побелел.

– Я этого не делал! – Тело его напряглось, а плечи сгорбились. – Я не убивал ее!

Однако в его голосе угадывался несомненный страх.

– У вас были все причины для этого, – настаивал священник. – Юнити носила вашего ребенка! Как этот факт отразился бы на вашей карьере, на вашем честолюбии…

– Священство не имеет ничего общего с честолюбием! – взвился Мэлори, и на щеках его выступили красные пятна. Стоя перед широким столом, посреди узоров, оставленных солнечными лучами на дубовом полу, он казался очень молодым. – Это призвание, – проговорил он уже критическим тоном. – Служение Богу, образ жизни. Священником можно стать, чтобы заработать денег, известность, даже славу… да что угодно. Но я хочу служить, потому что знаю истину.

– Не будьте ребенком, – раздраженно проворчал Доминик, отворачиваясь. – Мы служим не по одной-единственной причине. Сегодня ее основание может быть чистым, а завтра оно исказится от нашего высокомерия, надменности, трусости или обыкновеннейшей глупости. Дело не в этом. – Он посмотрел на собеседника. – Юнити носила вашего ребенка. Она если и не шантажировала вас, то, безусловно, оказывала на вас давление, заставляя вас делать то, что ей нужно, и наслаждалась своей властью. Разве она не угрожала вам поставить вашего епископа в известность о вашем поступке?

Молодой человек покачал головой.

– Нет, не трудитесь отвечать. Просто не стоит. Что бы она там ни говорила, вы прекрасно знали, что она была способна это сделать, – заявил Кордэ.

Мэлори покрылся испариной.

– Я не убивал ее! – снова произнес он. – И она не собиралась губить мою карьеру. Просто… просто ей нравилась власть надо мной. Это было для нее развлечением. Она смеялась, потому что знала… – Он зажмурился, понимая, что наговорил слишком много и не в свою пользу. – Я не убивал ее!

– Тогда почему же вы солгали о том, что не видели ее в то утро? – бросил ему вызов Доминик.

– Я не видел ее! Я был в зимнем саду… занимался! Я ее не видел! – Молодой Парментер возвысил полный негодования голос, в котором тем не менее отчетливо звучала нотка страха, с точки зрения Кордэ, не просто угадывавшаяся, но буквально висевшая в воздухе.

Мэлори, безусловно, лгал. Если Рэмси не убивал Юнити, это мог сделать только один он. Доминик понимал, что не виноват в новой трагедии. Да, когда-то он сделал мисс Беллвуд ребенка; да, он виновен в том, что не смог поддержать Дженни; виновен в том, что не смог помочь Рэмси, что позволил ему умереть в горести, одиночестве и отчаянии… виновен во всем этом – но только не в смерти Юнити.