Елена Троянская - Маргарет Джордж

— Еще бы! — согласилась я.

— Сначала она сказала мне, что мужчины красивее меня во всей округе не найти, что я понапрасну гублю себя в пастухах и что я рожден для лучшей доли. И пообещала мне ее…

— Она пообещала, что ты вернешься в Трою? Значит, она знала правду о твоем рождении! — перебила я.

Зачем я поспешила и сама подсказала ему ответ, за который он ухватился? Отчего я не подождала, пока он договорит?

— Да, именно это она мне и пообещала, — заулыбался Парис. — Ты угадала.

Он плеснул в меня водой, забрызгав лицо.

— И вскоре после этого я вернулся в Трою, и открылось, кто мои родители. Я должен быть благодарен ей за то, что стал троянским царевичем.

— Ты и так им был.

— Но именно Афродита открыла моим родителям, что я их сын.

— Тогда ты был прав, что выбрал ее. Она изменила твою жизнь, сделала счастливым.

— Вот именно!

— А ты говорил, будто не помнишь, что богини обещали тебе.

— Мою память освежило то, что мы пришли на это место. Как я и надеялся. — Его лицо приняло встревоженное выражение.

— Не ты, а я! Теперь мы должны умилостивить обиженных богинь, чтобы отвратить их гнев от троянцев.

— Да-да. Конечно!

Парис достал из мешка две поэмы, воспевавшие чары богинь, а также два ожерелья из аметистовых и золотых бусин. Он торжественно разложил подношения на плоском камне и обратился к богиням со словами призыва. Как известно, правильная молитва состоит из трех частей: призыва, перечисления заслуг и просьбы. Богам приятно слышать о своей силе и других достоинствах, поэтому их нужно перечислить в призыве. Затем нужно назвать свои заслуги перед богами, чтобы склонить их внять молитве. И лишь после этого можно переходить к просьбе.

Воздев руки, Парис воскликнул:

— О великие олимпийские богини, золотоволосая жена Зевса, всеведущая Гера, и ты, сероглазая дочь Зевса, эгидодержавная Афина! Великие богини! В вашей власти находятся люди и города! Я возжигал коз и тучных тельцов перед вами. Я принес вам дары. Взгляните на них с благосклонностью и одарите своей милостью Трою! — Парис продолжил вынимать из мешка предметы, которые должны были прийтись богиням по вкусу: копии кораблей и укрепленных городов. — Вы обещали, что согласитесь с моим неразумным решением, каково бы оно ни было! Ведь я жалкий смертный. Разве для величайших богинь имеет значение мое ничтожное мнение? — Он опустился на колени перед камнем, ставшим на время алтарем.

Ему ответствовала полнейшая тишина. Услышали его богини или нет? Скорее всего, они в ту пору занимались другими делами, столь же бессмысленными, как дележ яблока с надписью. Я постаралась остановить поток крамольных мыслей, пока богини о них не проведали.

— Вы угрожаете троянцам, которые никогда не делали вам дурного, почитали вас и жертвы приносили. Когда вы призвали меня, чтобы присудить золотое яблоко, в Трое даже не ведали о моем существовании. Молю вас, не призывайте к ответу за мой поступок невинных людей!

Тишина, и только.

— Сделайте так, чтобы греки уплыли назад! Молю тебя, Зевс! Отведи угрозу войны!

Ни звука, только шорох деревьев и журчание воды.

— Тогда… Взываю к тебе, Афродита! Спаси нас! — крикнул Парис. — Не дай нам погибнуть!

Афродита. Богиня, которая вела нас с Парисом неведомыми путями и привела друг к другу. На нее нельзя полагаться, но у нас не осталось иного выхода. Другие богини не ответили на наши призывы. Угроза по-прежнему нависала над Троей. Я застонала. Неужели ничего нельзя поделать? И правда, какие дары можем мы предложить богиням, хотя бы и проигравшим в споре? Это в их власти, а не в нашей посылать дары, как и отнимать.

Я подошла к Парису и сказала:

— Пойдем. Ничего не поделаешь. — Меня охватили одновременно и грусть, и злость. — Мы должны встретить свое будущее и стойко вынести его. Боги могут поставить нас на колени, сокрушить нас, но есть величие в том, чтобы погибнуть от руки богов — но только богов. А пока мы еще не поставлены на колени. Это наше последнее обращение к богиням, к исполненным ненависти Гере и Афине.

Я посмотрела вверх, на небо. Иногда у богов вызывают восхищение смертные, которых они обрекли на гибель, если те ведут себя как достойные противники.

— Что ж, ты сделал свой выбор, Парис. Теперь мы должны принять его последствия, — закончила я.

— И ты готова быть со мной до конца? — Его голос прозвучал недоверчиво.

— Конечно. Без тебя я не существую. — Я взяла Париса за руку: она была холодной, как кувшин, простоявший всю ночь на улице.

— Елена…

Он прижался ко мне, в глазах отразилась тысяча вопросов.

— А я думала, что никогда не увижу тебя вновь! — раздался в роще резкий голос.

Я оглянулась и увидела на другом берегу пруда женщину в плаще. Она была молода, стройна. Рука Париса дрогнула. Он словно попытался выдернуть ее из моей ладони, но передумал и сжал крепче.

— Энона! — воскликнул он.

— Да, это я, Энона.

Она пошла нам навстречу стремительной походкой. При каждом шаге плащ слегка распахивался, открывая платье розового цвета. Чем ближе она подходила, тем лучше я видела ее прелестное лицо. Парис врос в землю, словно дерево, и по-прежнему сжимал мою руку. Девушка остановилась в нескольких шагах от нас.

— Вот на кого ты меня променял! Да, я слышала о ней.

Она откинула капюшон, и волосы цвета меда заструились по плечам.

— Не так уж она ослепительно красива, как о ней говорят. Почему ты так поступил, Парис? — спросила она громко, вызывающе.

Я хотела ответить, но удержалась. Отвечать должен Парис.

— Я люблю ее, — сказал он после долгого молчания.

— Ты любишь ее или то, что она дочь Зевса?

Отважная девушка обошла вокруг нас.

— Ты вырезал наши имена на всех деревьях в лесу. Ты говорил, мол, будешь со мной всегда. И вдруг исчез! Уехал. Уехал к ней.

Она обратила свое лицо ко мне.

Скажи мне, женщина, к каким уловкам ты прибегла, чтобы завоевать его? Когда он прибыл во дворец твоего мужа, почему ты стала заманивать его в свои сети?

«Я не заманивала», — хотела я сказать. Но почему я должна оправдываться? Лучше буду молчать.

— Замужняя женщина, чего тебе не хватало? Ты знаешь фокусы, которыми можно соблазнить мужчину? Или его соблазнил запретный плод? Я знаю Париса, ему нравится все запретное. По этой причине он и в Трою отправился в тот проклятый день: ему запретили туда идти. Имей в виду, женщина, сейчас, когда в тебе нет ничего запретного, он может бросить и тебя! Будь начеку!

Почему Парис молчит?

— Уходи, Энона. Ты не нужна мне, — наконец-то открыл рот Парис, но его слова прозвучали неуверенно.

— Ты так думаешь? Забыл о моем даре врачевания?

— Ну и что с того? Я не болен.

— Но ты будешь болен! Я знаю! Ты будешь мучиться от ужасной раны, и тебя принесут ко мне — ведь она не умеет лечить! Но я отвернусь от тебя, как ты отвернулся от меня, и оставлю тебя умирать.

Если она рассчитывала такой угрозой вернуть его, она плохо знала мужчин.

— Вот чего стоит твоя любовь! — заговорила я. — Дешевая у тебя любовь. Собственная гордость тебе дороже любимого. Это не любовь.

— Будь ты проклята! Ты причина всех его несчастий и еще смеешь оскорблять меня!

— Я знаю одно: если я люблю человека, я никогда не откажусь спасти ему жизнь. Даже если он заставил меня страдать. Возможно, потому, что я мать, у меня другое представление о любви.

— Мать, которая бросила свое дитя! Променяла его на любовника! Какое право ты имеешь учить меня любви?

Да, она хорошо знала, как больнее ранить меня.

— Возможно, поэтому я еще глубже понимаю любовь. Я страдала.

— А я, по-твоему, нет? — Она посмотрела на Париса. — Говори, трус! Не прячься за спину своей любовницы!

— Энона, я уже сказал тебе, что между нами все кончено.

— Еще бы, ведь ты теперь занимаешь такое высокое положение — царевич Трои, любовник царицы!

— Такова моя судьба. — Он говорил тихо, через силу. — Я родился царевичем Трои, и скрывать это было бы трусостью. А Елена мое второе «я», моя душа. Она предназначена мне с рождения.

— Тогда пусть твое второе «я» и спасает тебя, когда пробьет час! — крикнула Энона.

Она развернулась и хотела уйти, но взглянула через плечо.

— Я молила богов, чтобы дали мне увидеть тебя еще хоть раз. Боги привели тебя в эту рощу и шепнули мне на ухо, где тебя найти. Горькая встреча! Я оставляю тебя с этой женщиной, но в твой последний час даже она будет умолять меня!

Энона вскинула подбородок и закончила:

— Только напрасно, моя госпожа! Твои слезы будут как бальзам для моей души. Наслаждайтесь, вам недолго осталось!

Она взметнула плащом, и листва деревьев поглотила ее.

— Парис! — сказала я, потрясенная. — Ты не рассказывал мне о ней.

Тут я вспомнила, как Деифоб насмехался над какой-то нимфой, которую Парис бросил.