На крутой дороге - Яков Васильевич Баш

— Огонь! Огонь! Огонь!

Но вот «максим» дернулся в последний раз и замер. Василь лихорадочно ощупал опустевшую ленту, коробки и беспомощно оглянулся. Только теперь заметил капитана. Тот лежал в углу, заваленный кусками штукатурки, запорошенный известью, и лишь по глазам, блестевшим из-под повязки, да по темному ручью, змеившемуся изо рта на подбородок, можно было понять, что капитан еще жив.

Капитан, вероятно вспомнив о документах, подозвал Василя к себе. Но не успел и слова сказать, как оказался у Василя на плечах.

Снизу тянуло дымом. Горьким, удушливым. Видно, в одну из квартир на нижнем этаже попала мина или снаряд и загорелось что-то ватное. Немилосердно першило в горле. Василь, пока спускался к выходу, едва не задохнулся.

На ощупь отыскивая дверь, он проклинал уже не только тех, кто жег, но и то, что горело. Но именно этот пожар ему и помог. Если бы у подъезда не клубилась такая туча, ему бы не выбраться незамеченным.

А между тем улица уже притихла. Не лопались мины, не взрывались снаряды. Только кое-где изредка трещали короткие автоматные очереди, но вскоре смолкли и они. Стало тихо-тихо, словно сразу вымерло все живое. Василь понял, что эта улица оказалась в той, уже хорошо знакомой ему нейтральной, или, как еще говорят, — мертвой зоне, из которой наши части уже отошли, а вражеские еще не заняли. О, какая это зловещая тишина! Какую опасную грозу таит она в себе!

Прикрываясь дымовой завесой, Василь побежал через скверик. Потом осторожно, низко сгибаясь под тяжелой ношей, стал перебегать от подъезда к подъезду. Дорого было каждое мгновение. Каждое мгновение решало судьбу его и капитана. И Василь спешил. Он не задумывался, успеет ли одолеть эту мертвую зону и хватит ли сил с таким грузом на плечах догнать своих. Да и боялся над этим задумываться. Боялся поддаться отчаянию, так как силы и без того уже отказывали ему. Сердце вот-вот выскочит. В горле жгло, и он, задыхаясь, жадно слизывал соленые ручьи пота, стекавшие на запекшиеся губы.

А поблизости, как нарочно, ни одной живой души, которая могла бы хоть немного помочь.

Внезапно из-за дома выскочил автоматчик. Очевидно, его также оставили для прикрытия, и он, выполнив задание, стремглав вылетел на главную трассу догонять своих. Василь обрадовался, надеясь на помощь, но тот впопыхах принял его за немца, дал по нему очередь и исчез.

К счастью, очередь просвистела над головой.

Двигаться становилось все труднее. А тут еще осложнял дорогу сам капитан. До сих пор он вел себя спокойно. Висел на плечах Василя недвижно, как мешок. Только в горле у него клокотало часто и страшно. Но, придя в себя и решив, что Василю с ним отсюда не выбраться, он стал дергаться, мешать, требуя, чтобы его оставили.

Борьба с упрямцем обессилила Василя. Он вынужден был все чаще останавливаться, чтобы хоть немного отдышаться. Спотыкался, падал, но, превозмогая себя, снова поднимался и, сжимая руки раненого, принимался бежать.

Но вот Василь изнемог совсем. Невозможно стало с такой ношей пробираться под стенами. Ноги дрожали, подламывались. И Василь, чтобы окончательно не свалиться, свернул на асфальт и, уже не прячась, зашагал прямо по открытой улице. Он шел, не оглядываясь, хотя ему и хотелось оглянуться на свой дом. Он инстинктивно чувствовал, что немцы уже вступили на главную улицу и на некотором расстоянии движутся за ним следом. Они ясно видят его, однако не стреляют.

Впереди — уже близко — арка. За нею из-за руин обожженной стены показалась грузовая машина с несколькими бойцами в кузове. Очевидно, это была последняя наша машина. Василь рванулся к ней, закричал, но его не услышали. Машина вырвалась на трассу и исчезла.

Неожиданно за той же обгорелой стеной затарахтел мотоцикл. Он готов был сорваться следом за машиной, но почему-то не сделал этого, и мотоциклист, как показалось Василю, приложив козырьком руку к шлему, всматривался в него и ждал.

Василь не поверил глазам: это был тот самый мотоциклист, который по приказу коменданта подкинул его к арке. Василь уже забыл о нем и думать, ибо не мог допустить, чтобы тот еще оставался тут, когда ушло даже последнее подразделение прикрытия. Другой на его месте в такой заварухе давно бы уже дал тягу, чтобы не попасть в лапы врага. А этот вишь какой! «Вот это выдержка!» — восхитился Василь.

А мотоциклист, все еще не веря, что это наконец тот самый лейтенант, которого ему приказано «доставить туда и назад», уже подбежал к Василю, принял капитана на руки и все спрашивал:

— Это вы, товарищ лейтенант? Это действительно вы?

— Я, дружок. Я, дорогой мой! — бросился обнимать его Василь, когда раненого поместили в коляску.

Он радовался, что боец оказался таким смелым, не подвел его, дождался. За этой радостью не заметил, как засвистели пули, высекая на асфальте искры, никакого значения не придал тому, что его слегка обожгло под лопаткой. Все обнимал бойца, восклицая:

— Ох, как же я тебе благодарен, дружище! Никогда не забуду! Никогда!

Внезапно руки Василя ослабели, выпустили из объятий мотоциклиста. Боец насторожился:

— Вам плохо, товарищ лейтенант?

— Нет… Мне хорошо.

И Василю было действительно хорошо и тепло на душе от мысли, что есть такие самоотверженные люди, как этот боец. Есть! В этом чувствовалась сила. Неодолимая сила. И пусть еще приходится отступать. Пусть! Он, как и каждый фронтовик, верил, что скоро, совсем скоро эта сила развернется и, как буря, погонит назад самоуверенных завоевателей. Как грозная и могучая буря!..

— Ой, да вам очень плохо! — волновался боец.

— Устал я очень…

— Тогда поехали, товарищ лейтенант. Поехали. Нельзя больше здесь.

— Погоди, дружок. Сейчас поедем. Но подними меня немного. Дай поглядеть…

Мотоциклист понял, солдатским чутьем понял, куда и почему захотелось в последний раз взглянуть лейтенанту. Он приподнял Василя, и тот увидел плотину. Она выплыла из прибрежной синевы ясно-ясно, а чуть поближе на фоне ее величественного зубчатого крыла показался и дом Василя. Он обозначался довольно четко, потом чуть качнулся вместе с плотиной в одну сторону, в другую — да сразу же и застыл в воздухе как-то необычно, наискось, словно перекошенная рамка на киноэкране…

Из подъезда клубился дым, темный, густой, огромными волнами расстилаясь по улице. И вдруг из этого дыма вырвалась Надежда. Василь кинулся ей навстречу. Подняв кверху руки, она бежала к нему, в отчаянии о чем-то умоляя, но черная волна быстро накрыла ее. Надежда снова вынырнула, летела к нему испуганная, с непокрытой головой, во волна и на этот раз опередила ее.

Но вот дымовая волна