Вспышка - Роджер Желязны

Но Харви Соммерштейн продолжал эксперимент.

К текущему времени, ранним воскресным полуднем, Марс находился над горизонтом Большого Нью-Йорка. Инженеры внимательно слушали эфир на станциях, а сама программа была создана, отлажена и работала как хронометр. В виртуальном шлеме Харви провел целых семь часов, проигрывая все возможные углы для передачи сообщения и надышавшись углекислым газом до помутнения в голове. А между тем он по-прежнему не мог передать привет посланникам Марса.

Внутри шлема над головой Харви распростерлось темное пространство. Светло-серые линии представляли основные созвездия, соединяя яркие точки звезд. Перед ним расстилалась условная карта неба, используемая для исчисления астрономических координат. Его же место на Земле обозначалось зеленым шариком.

Марс отклонился на семнадцать градусов к северу с подъемом над горизонтом небесной сферы в два часа пятьдесят минут. Харви считывал позицию внутри шлема и одним касанием пальца вносил изменения в программу. Маленькая красная точка горела в двадцати градусах справа от ярко-белого солнечного диска. Используя максимальные возможности имитации, Харви мог смоделировать блеск ледников, однако был далек еще от того, чтобы ввести в программу спутники Марса: Фобос и Деймос, которые были значительно меньше и ближе к главной планете, чем Луна к Земле.

Ионная волна от солнечного взрыва, направляющаяся к красной точке, предстала его взору в виде растянутой по карте неба серебристой фигуры, напоминающий по форме пончик.

Соммерштейн второй раз произвел касание для пуска новой радиограммы. Во исполнение по черному пространству побежали серые столбцы цифр, показывавшие небесные координаты и дальность в километрах до цели.

За десятую долю секунды машина сообщила ему два угла: Земли и Марса, определяя характер отклонения. Показался голубой конус, указывавший движение луча, вонзавшегося дальним концом в красную точку.

— Хорошо, Дональд, — сообщил Харви оператору, сидевшему в кабине передатчика, — передавай сообщения этим путем.

Соммерштейн знал, что сейчас в шлеме у оператора бегут те же самые цифры, которые надо всего-навсего переадресовать киберу, управляющему внешним устройством станции.

— Понял, — послышалось в ответ. Антенна повернулась и обеспечила связь, отправив в пространство луч, окрашенный в программе Соммерштейна желтым. Когда предполагаемый и истинный пути сошлись, появились зеленые участки, показывавшие места совпадения.

Зеленых мест было не так уж много, и накрыть полностью планету не удалось.

Проблема возникла с передатчиком. Снова и снова антенна, двигающаяся на гидравлической платформе и вращающаяся внутри люльки-противовеса, не поспевала за командами Харви и сигналами имитатора, как если для бильярда у него был не кий, а небольшое сосновое поленце.

— Ничего, Дональд, — ободряюще сказал он, — это только начало. Посмотрим, будет ли на этот раз ответ.

Пройдет без малого тридцать три минуты, — двадцать на передачу и еще тринадцать на ответ с ночной стороны Марса, переданный через ретранслятор на Фобосе, — прежде чем Харви узнает, какая часть зеленых совпадений конуса сумела донести его сообщение, или вообще, имеет ли смысл принцип отражения сигналов от ионизованной волны.

— Жди, — сказал Харви оператору. — Но будь в готовности попробовать еще раз без десяти три.

— Слушаюсь, босс.

Зачем вообще Соммерштейн взялся за это? За какой надобностью ему потребовалось тратить усилия, время, часы сна и драгоценные премиальные на это нелепое занятие? Особенно, если учесть, что солнечный взрыв, как отмечалось в бюллетене НАСА, являлся просто аномалией, явлением, которое на Земле не наблюдали уже сотню лет.

Да потому что в глубине души Харви Соммерштейн не верил этому. То, что произошло в космосе единожды, может повториться снова. А вдруг взрывы и ионизированные волны станут неизбежным явлением, появляясь столь же неожиданно как тайфуны или ураганы. Как показали последние три дня, эти феномены могут оказаться очень опасными для разбросанного по планетам солнечной системы человечества. В особенности, это касается линий связи. Если луч смещения Соммерштейна сработает хоть раз для оповещения, защиты, а может статься, и спасения жизней, то все затраченные усилия не напрасны. А если взрывы станут частым явлением, то его вкладу не будет цены.

Однако в тот момент, после тринадцати последовательно неудачных попыток, вклад Харви в теорию и практику межпланетных коммуникаций не стоил, казалось и ломаного гроша.

Но Соммерштейн намеревался попытаться снова, еще через двадцать восемь минут, а если понадобится, он был готов работать всю ночь.

Хребет Тарсиса

Олимпийские горы

Долина Маринерис

Плато Хрисеиды

КОМПАНИЯ "МЮРРЕЙ ХИЛЛ ЛАБОРАТРИЗ",

24 МАРТА, 11:23 МЕСТНОГО ВРЕМЕНИ

Харви Соммерштейн показался на рабочем месте в лаборатории как раз перед ленчем. Его била нервная дрожь, и он часто позевывал, ведь поспать удалось лишь четыре часа. Перед глазами плясали разноцветные точки и линии, не то последствия чрезмерного физического и умственного напряжения, не то образы, оставшиеся после пятнадцати часов непрерывного сопоставления планетных координат и векторов передачи внутри компьютерного шлема.

Здравый смысл подсказывал Харви, что в таком состоянии ему лучше провести денек дома. Но инстинкт политика говорил, что ему надлежит быть в готовности, доложить результаты, ЛЮБЫЕ результаты, администраторам лаборатории, после того, как он израсходовал огромные объемы эфирного времени и денег в бесплодных попытках поздороваться с обитателями Марса.

По прибытии Соммерштейн первым делом опустошил ящик с электронной почтой. И точно, поверх бумаг лежал электронный запрос от Пола Пирса, предлагавший явиться на официальную встречу тет-а-тет в кабинете администратора. Записка гласила: "как только окажется удобным", что на языке политических терминов означало: "немедленно, сукин сын".

Соммерштейн уже собирался дать ответ, когда некое шестое чувство подсказало ему задержаться на пару минут и просмотреть содержимое до конца. В ящике было двадцать три письма, и все с инопланетной маркировкой. Харви всмотрелся пристальнее. На всех стояло слово «Марс». Соммерштейн немедленно принялся читать.

— Получили вашу радиограмму от 13:45 единого времени, — сообщил оператор ночной смены из Аэрополитанского центра на Хребте Тарсиса.

— Передача чистая, без повреждений, — был ответ из обсерватории в олимпийских горах.

— Привет, Харви!.. Поздравляем! — пришло послание от пятнадцатилетнего корреспондента из Июс Часмы, которая являлась частью долины Маринерис.