Начала политической экономии и налогового обложения - Давид Рикардо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, причина, по которой банк оказывал, как утверждают, в течение последних 20 лет такую большую помощь торговле, снабжая купцов деньгами, заключается в том, что в продолжение всего этого периода он ссужал деньгами ниже рыночного уровня процента, ниже уровня, по какому купцы могли бы занимать в другом месте; но я признаюсь, что это кажется мне скорее возражением против учреждения банка, нежели аргументом в его пользу.
Что сказали бы мы об учреждении, которое правильно снабжало бы суконных фабрикантов шерстью ниже рыночной цены? Какую пользу принесло бы это обществу? Это не расширило бы торговли его, потому что шерсть была бы куплена одинаково и по рыночной цене. Это не понизило бы цены сукна для потребителя, потому что цена, как я уже говорил, регулировалась бы издержками производства его для тех, кто поставлен в наименее благоприятное положение. Итак, единственным действием этого было бы увеличение прибыли одной части суконных фабрикантов сверх общего и обыкновенного уровня прибыли. Учреждение лишилось бы части своей высокой прибыли, и ею воспользовалась бы в такой же степени другая часть общества. Таково именно действие наших банковых учреждений; уровень процента устанавливается законом ниже того, по которому деньги могут заниматься на рынке, и от банка требуется, чтобы он или ссужал по такому уровню или не ссужал бы вовсе. По самой своей природе учреждения этого рода владеют значительными фондами, которыми могут располагать только таким способом, и часть купцов страны получают несправедливый и невыгодный для страны барыш, приобретая возможность снабжать себя орудием торговли за меньшую плату, нежели те, кто принужден находиться под влиянием одной только рыночной цены.
Вся сумма дел, которую может выполнить целое общество, зависит от количества его капитала, т. е. сырого материала, машин, пищи, посуды и т. д., употребленных в производстве. Раз установлено хорошо регулированное бумажное обращение, банковые операции не могут ни увеличить, ни уменьшить его. Итак, если бы бумажные деньги страны выпускались государством, то хотя бы оно ни разу не учло ни одного векселя и не отдало бы публике взаймы ни одного шиллинга, в размерах промышленности не произошло бы никакого изменения, ибо мы располагали бы одинаковым количеством сырого материала, машин, пищи и кораблей и, сверх того, вероятно, отдавалось бы взаймы одинаковое количество денег, не всегда, конечно, по установленному законом уровню 5 %, потому что такой уровень мог бы быть иногда ниже рыночного, но по 6, 7 или 8 %, смотря по результатам правильного соперничества на рынке между теми, кто ищет денег, и теми, кто предлагает их.
Ад. Смит говорит о выгодах, извлекаемых купцами из превосходства шотландского способа приспособляться к удобствам промышленности посредством текущих счетов перед английским. Эти текущие счеты предоставляют кредит, открываемый шотландскими банкирами своим клиентам в придачу к векселям, которые учитываются ими для последних; но так как отдача денег взаймы и выпуск их в обращение одним путем препятствуют банкиру выпустить такое же количество другим путем, то трудно понять, в чем состоит выгода. Если все обращение требует только одного миллиона бумаги, то один только миллион и будет обращаться, и как для банкира, так и для торговца не будем представлять никакой действительной важности, все ли количество будет выпущено в виде учета векселей или часть будет выпущена таким образом, остаток же в виде текущего счета.
Быть может, следовало бы сказать несколько слов по вопросу о двух металлах – золоте и серебре, – употребляемых в качестве орудия обращения, тем более что, по мнению многих, вопрос этот затемняет простые и ясные законы обращения.
«В Англии, – говорит Ад. Смит, – золото не было принимаемо в качестве законного орудия платежа в течение продолжительного времени после того, как из него стала чеканиться монета. Отношение между ценностями золотой и серебряной монеты не было установлено никаким государственным законом или актом, но предоставлялось установлению на рынке. Если должник предлагал уплату долга золотом, то кредитор мог или вовсе отказаться от подобной уплаты, или принять ее по такой оценке золота, относительно которой они с должником могли прийти к соглашению».
При таком положении вещей очевидно, что гинея может иногда сойти за 22 шилл. или более, иногда же за 18 или менее, находясь в зависимости единственно от изменений в относительной рыночной ценности золота и серебра. Сверх того, все колебания в ценности золота, точно так же как и в ценности серебра, определялись бы золотой монетой; казалось бы, что серебро не подвергается вовсе изменениям, а возвышается и падает одно только золото. Так, хотя бы гинея шла за 22 шилл. вместо 18, золото могло бы не изменяться в ценности; колебание могло бы всецело ограничиться одним серебром, и, след., 22 шилл. имели бы не больше ценности, чем прежде 18. И, наоборот, все изменение могло относиться только к золоту; гинея, которая имела ценность 18 шилл., могла бы подняться до ценности 22 шилл.
Если бы мы теперь предположили, что вес серебряной монеты уменьшен через отнятие части серебра, а также что количество этой монеты увеличилось, то гинея может пойти за 30 шилл., ибо ценность 30 шилл. подобной легковесной монеты не может превышать ценности золота в одной гинее. При восстановлении монетного веса в серебряном обращении серебряная монета возвысилась бы; но это имело бы такой вид, как будто бы понизилось золото, так как гинея, вероятно, имела бы не больше ценности, чем 21 шилл. подобной хорошей монеты.
Если бы при таких условиях золото было сделано законным орудием платежа и каждому должнику было предоставлено право выбора между уплатою 420 шилл. или 20 гиней за каждые 21 ф. ст. долгу, то он уплатил бы тем или другим металлом, смотря по тому, какой из них давал бы ему возможность дешевле разделаться со своим долгом. Если за 5 квартеров пшеницы он может доставить себе столько же золотых слитков, сколько монетный двор вычеканит в 20 гинеях, и за то же количество пшеницы он может приобрести столько серебряных слитков,
