Остров - Михаил Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капитан не обратил внимания на слова Мамонта, отклонив его голову длинный рукой, он крикнул в открытую дверь.
— Дневальный! Эй, Дурищев! — заорал капитан.
Никто не показывался и не отзывался.
— Бандиты, — проворчал он. — Брагу где-то на берегу ставят. Не поверишь, уже и баб на судно таскали.
— Ну, почему не поверю, — Мамонт неопределенно пожал плечами.
Капитан достал из-под стола початую бутылку:
— Выхожу на берег, а бутылки, как камни, из песка лезут. Как во сне. Сначала вашу водку пить боялся, так и хранил зря. Думал, точно отравленная- специально для нас. У нас выпивку на улице не бросают. А попробовал- настоящая. С тех пор и пью.
— Это не водка, — произнес Мамонт. — Это "Тодди", пальмовое, — помолчав, добавил. — Конечно, — это тонкость для вас. Был уже прецедент в истории: французов в оккупированной Москве споили. У меня вот так успешно не вышло. ("Споишь такого как ты!") А сам Наполеон водку не пил. Хитрый был. Поэтому и убежать сумел.
Как ни странно, капитан не прерывал этот его бред.
"Вышестоящим, вылезшим наверх, серьезность заменяет ум, — подумал Мамонт. — Это во многих вызывает уважение, а юмор, и даже самый умный, — неуважение и презрение."
— Ох и вдарило в голову этим твоим "Тодди", — медленно произнес капитан. — Сколько ни пытался слушать тебя — сплошь бред несешь. Да, не слишком ты умен, — Казалось, что он прочел мысли Мамонта. — Видимо, изменять Родине — не слишком мудреная вещь. Слова смысл должны иметь, а не только интонацию твою глумливую. С дома звонят — работать с тобой! А какая, на хрен, работа, если гадов, подельников твоих, уже амнистировали. Может и обратно интернировать будут, насчет тебя переговоры идут. Такие большие люди из-за тебя должны головы ломать. Не хотел тебя радовать, а вот приходится. Да такому якорь на шею и за борт.
Капитан до самой макушки долил стакан. — Алкоголизмом страдаю, — неожиданно пояснил он. — Не смотри- выпить не дам.
"Это что, новый вид пытки?" — Кажется, Мамонт собрался что-то сказать, но забыл что, помнил только, что хотел возразить.
— Ладно, пуганы мы уже, и сажены, и резаны, — пробормотал он. — Как говорил один мой подельник.
— Американцы для тебя особого помилования добиваются, — капитан говорил все громче. — Но этого заслужить ты у меня должен. Я еще должен подумать, от меня многое зависит. Думаешь, Колька Подсвешников — просто болван? — Капитан высокомерно вздернул голову. Он напрасно пытался сфокусировать взгляд на Мамонте: глаза у него, как у зайца, смотрели в разные стороны. — Может еще и героя дадут. Задание секретное, выполнено как надо.
— Слушай, Колька, может я пошел? — осторожно предложил Мамонт. — В какую-нибудь камеру вашу.
— Сидеть! — преувеличенно грозно рявкнул капитан и даже дернулся в сторону полуоткрытой двери, будто собираясь удержать Мамонта.
— Дневальный! — опять дико заорал он. — Дневальный проводит. Ладно, сиди пока, — Капитан встал и, оттолкнув Мамонта, выбрался в коридор.
Его вопли, затихая, исчезли в глубине судна. Оказалось, надолго. Вокруг было тихо и пусто, будто почему-то на корабле никого не осталось. В клетке что-то с хрустом грыз попугай.
"Матросская тишина", — пробормотал Мамонт что-то непонятное самому себе. Взгляд притягивала картонная папка на столе. Оказывается, он совсем не забыл, и так сильно не забыл! эту папку "Дело", каждое жирное пятно, этот как будто неповторимый особый цвет. Где-то в глубине памяти зачем-то хранился ее облик, знакомый со времени, когда он получил первый срок за бродяжничество. Пятен, впрочем, прибавилось, появились еще и кляксы попугаичьего говна. Внутри — несколько побуревших листов, глубже — какое-то прибавление. Мамонта остановили какие-то фотографии среди этих бумаг. Тамайа в американской морской форме, стоящий у старинного морского штурмовика "Корсар",только сейчас, глядя на фотографию, понятно, что Тамайа гораздо старше, чем до сих пор казалось. Почему-то Мамонт почти не удивился:
"Оказывается, ты, хитрый канак, покорял демонов и побольше."
Другие фотографии. Кент — еще подростком. Неузнаваемо молодой Демьяныч в форме рядом с каким-то старшиной. Какой запас жизни в его глазах на этом снимке. Пенелоп, на увеличенной фотографии "с уголком". "Люди позади",как выражался когда-то Тамайа.
Оказалось, под столом — много бутылок, пустых и полупустых. Там же — стоптанные туфли с рванными стельками. Кажется, капитан ушел куда-то босиком. Мамонт выбрал бутылку, надолго присосался. Бросил пустую к остальным, сидел.
Наконец, послышались шаги, в каюту заскочил какой-то маленький ушастый матрос.
— Осталось? — спросил он знакомым голосом.
— Да вот, — Не сразу поняв, Мамонт кивком указал под стол.
Матрос, набрав полную охапку бутылок, исчез. Мамонт, почувствовав, как быстро отяжелел от водки, опираясь руками о пластмассовую столешницу, поднялся.
В коридоре никого не было. Плафоны на потолке расплывались пятнами света. Палуба под ногами покачивалась, будто корабль шел в открытом море.
Он вошел в самую большую дверь в конце коридора. Разглядел в темноте плиту, пустые гулкие кастрюли на ней. Выпил из большого тяжелого чайника. Детский вкус компота.
Пустые, будто никуда не ведущие, коридоры и наконец — трап наверх. Свежая ночь. Наконец, он свободно вдохнул после душного вонючего трюма.
"Это что? Еще одно чудесное спасение? Очередной раз. Все это как будто уже было, переживаю смерть за смертью. В привычку вошло."
"Я, выяснилось, талант по части побегов." Отсюда борт был гораздо выше, чем казалось раньше — с берега.
Оказывается, миноносец, действительно шел вдоль острова. Мимо двигался знакомый берег, залив с белеющим кубиком пристани, Мамонт знал, что рядом начинается отмель. Рядом. Теперь дальше и глубже. Еще глубже. Еще дальше.
Один за другим приближались заградительные буйки. Невдалеке круглая мина, раскачиваясь, чертила круги в воде, рвалась с штормтрапа.
"Может вот оно — "спасение из машины." Сейчас удариться об нее, и вот уж будет спасение так спасение. — Миноносец прошел стороной, далеко от качающегося ржавого шара. — Ну и правильно. Это уже было бы чересчур."
Он уже знал, как надо прыгать с высоты, приобрел опыт. Забыв про себя, про все, что у тебя там, внутри. Вот именно так…
НОЧЬ
Глава четвертая
На дне, в прозрачной, просвеченной солнцем, воде, шевелится белая трава. Шевелится, наверное, от течения, потом оказывается, что это не течение и не трава, а черви, остроконечные, горбатые в середине — какие-то странные. Некоторые отрываются ото дна, всплывают, извиваются в воде, пружинисто свиваясь в кольца.
Он знает, что это сон. Такие странные сны наступали сразу же, как только Мамонт закрывал глаза, еще до того, как он засыпал. Непонятно как называющийся психологический феномен. Видения какие-то чужие, не из его жизни, а может и не из этого времени. В последнее время в снах Мамонт часто наблюдал каких-то, неизвестных ему, и вообще, наверное, неизвестных никому, существ, животных, какие-то события, случившиеся, наверное, до появления человека.
Какая-то широкая длинная морда, шипы на спине. Сначала он решил, что это крокодил, потом разглядел — нет, это не шипы, а что-то мягкое, вроде кораллов, и морда мягкая, кожистая, неуместно кроткие для крокодила, и даже дебильно скошенные друг к другу, глаза. Непонятно даже, какой он величины — Ручей или река? — этот поток, в котором тот поплыл. Явно, что это все — не воображение его, Мамонта, он не мог знать, не хранил в памяти то совершенство, с которым сейчас это существо двигается, планирует в воде, опираясь на течение.
В последние годы просыпаться стало неестественно легко. Сейчас он спал мало, просыпался еще ночью и заснуть уже не мог. Наверное, это признак приближающейся старости.
"Таково, оказывается, психическое строение человека в старости. Ну вот, спать не дают былые преступления. Уже рассветет скоро. За темнотой ночи закономерно и справедливо приходит день. Если бы за старостью также приходила молодость… Кончился, иссяк первач жизни. Эх, надо бы встать и записать это."
В лесу за окном раздался долгий крик какой-то твари, которую он так и не определил за срок жизни здесь. Крик, пугающий своей уверенностью и силой. Он лежал в темноте, ушами, ноздрями, чем-то еще внутри себя впитывая мир снаружи. Наверное, какое-нибудь животное, неподвижно замерев в норе, также ощущает это движение мира вокруг.
В темноте слышно как кто-то ходит рядом. Звяканье миски на полу. Что-то шлепнулось, упало со стола. Наверное, это кошка стащила оттуда вареный батат, решив проверить: не мясо ли это.
— Это картошка, Муфта, ты не любишь, — пробормотал он. Не открывая глаз, слушал кошачью жизнь.
Кошка тихонько чихнула — значит опять пыталась понюхать воду в поилке из черепахового панциря. К руке прикоснулся холодный маленький нос.