Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Затерянные в океане - Луи Жаколио

Когда таким образом оба судна преобразились, то из открытых еще люков раздались звуки музыки. Оркестр каждого из судов играл бешеным темпом веселую плясовую, — и вдруг два громадных «дергуна», вырезанных из толстого толя и превосходно раскрашенных масляными красками, выскочили из люков и под звуки веселой музыки пустились в бешеную пляску. Обе эти так забавно кривлявшиеся фигуры изображали собой адмиралов: одна — английского в красном парадном мундире и шляпе с плюмажем, а другая — американского, также в полной парадной форме.

Глядя на это представление, все тридцать тысяч зрителей, столпившихся на набережной, разразились хохотом во все горло. Даже сам губернатор и его приближенные утратили чувство собственного достоинства и просто корчились от смеха. Что же касается экипажа французского судна, то там вся палуба покатывалась со смеху, так что офицеры вынуждены были спуститься в свои каюты, чтобы не уронить своего авторитета в глазах команды.

Вне себя от бешенства английский и американский адмиралы метались по палубам своих судов, как дикие звери в клетке не имея даже возможности чем-нибудь ответить на этот веселый вызов, так как нельзя было стрелять в порту, где еще находились в это время «Иен» и «Фо»: снаряды могли попасть в толпу; поэтому волей-неволей приходилось выжидать момент, когда эти смелые, злые шутники войдут в проход.

Видя чрезвычайный успех своей злой шутки, Уолтер Дигби хотел уже отложить выход в море на завтра и сигналами сообщил об этом Бартесу, но тот отвечал:

— Достаточно потешились! Нас призывают более серьезные интересы… выходите немедля… я следую за вами.

Этот ответ несколько опечалил янки, искренне восхищенного своей удачной выдумкой.

— Странно, — пробормотал он, — а я всегда думал, что французы — веселый народ, любящий посмеяться!

Он забыл, что его молодого друга не могли забавлять эти шутовства в настоящий момент, когда вопросом жизни и смерти являлась для него церемония предстоящего признания его на острове Иене приемным сыном и наследником старика Фо. Он хотел этого признания не потому только, что ему нужна была власть над могущественным Обществом, столь уважаемым в Китае, хотя и слывущим у западных народов пиратским сообществом, — но и потому, что золото даст ему такое могущество, которое поможет ему отомстить и за себя, и за отца, даст возможность покарать шайку негодяев, сговорившихся погубить его честь и уничтожить его нравственно.

Этих негодяев звали: Альбер Прево-Лемер, вор, попавшийся на мошенничествах и подлогах, Жюль Сеген, сообщник, лишивший его чести, завидного положения в обществе и прелестной невесты, и сам отец Прево-Лемер, капиталист-банкир, который, будучи убежден в виновности своего сына, не побоялся стать клятвопреступником, чтобы сослать на каторгу и покрыть позором невинного Бартеса и тем спасти честь своей семьи.

Ах, какой только кары не заслужили эти люди, хладнокровно и сознательно погубившие давнюю репутацию безупречной честности и благородства Бартесов!

Может ли он забыть, как на его глазах его старик-отец, славный и доблестный генерал Бартес, участник и герой великой эпопеи XIX века, сорвал один за другим кресты и ордена, украшавшие его грудь, и обвил черным крепом свою шпагу, видавшую Маренго и пирамиды, Аустерлиц и Ватерлоо, когда суд вынес его сыну обвинительный приговор?!

О, никакая кара не могла быть достаточно жестокой для этих людей, виновников такого страшного несчастья и позора его семьи!

И вот Бартес хотел теперь увидеть своими глазами их нравственные муки и страдания, — хотел, чтобы и они, в свою очередь, познали ужас разорения и нищеты, чтобы унижение и нужда вошли в их дома, чтобы стыд и позор свили себе гнездо у их очага и чтобы, наконец, униженные и убитые, не имея, где преклонить главу и приютить своих детей, они были преданы в руки правосудия и облачены в ту же позорную одежду каторжников, которую он сам совершенно незаслуженно носил по их вине.

Да, вот чего он хотел теперь! Вот чего жаждала его исстрадавшаяся, измученная и скорбная душа! И вот почему он не мог разделять веселья своего друга и его беззаботных товарищей-американцев, несмотря на то что эта смешная затея имела блестящий успех.

Между тем «Иен» и «Фо» вышли в большой проход.

— Открыть огонь! — заревели почти одновременно оба адмирала в рупоры.

— Сто долларов тому, кто собьет эту отвратительную карикатуру! — крикнул американец.

— Сто фунтов первому, кто разнесет этого «дергуна»! — закричал англичанин.

Все наводчики бросились наводить свои орудия на мишень, немногим толще лезвия ножа, так как Уолтер Дигби предусмотрительно распорядился, чтобы комические фигуры все время были обращены ребром к судам эскадры.

Как водится, первые залпы пропали даром, пролетев над броненосцами на значительном расстоянии. Когда же дым выстрелов рассеялся, то все увидели, что «дергуны» продолжают отплясывать с еще большим старанием, кривляясь самым потешнейшим образом, к большому восторгу многочисленных зрителей. И, вероятно, суда обеих эскадр еще долго продолжали бы тратить все так же безрезультатно свои снаряды, если бы обозленные своей неудачей адмиралы не скомандовали:

— Перестать стрелять по карикатурам! Целься ниже! Огонь по всему борту!

Оглушительный дружный залп раздался с судов обеих эскадр, но, к удивлению адмиралов, снаряды скатывались по покатой поверхности блиндированных палуб или падали рикошетом в море.

— Это настоящие мониторы!!!

И адмиралы поняли, что их старая артиллерия, с ее круглыми ядрами, не могла нанести этим судам даже простой царапины. Вдруг у них мелькнула мысль, от которой их разом бросило и в жар и в холод: что, если те вздумают им ответить?! В каких-нибудь четверть часа все их суда будут пущены ко дну или разнесены в щепки! Вне себя от бессильного бешенства, желая, по-видимому, хоть просто сорвать свою злобу, адмиралы, как будто сговорившись, скомандовали: «Огонь всем бортом!», затем удалились в свои каюты. В чаду порохового дыма канониры обеих эскадр заряжали, стреляли и опять заряжали, но без всякого толку, так что в результате получился как бы грандиозный салют уходившим судам, плавно продвигавшимся мимо эскадр, под градом ядер, в открытое море.

Вдруг, подобно урагану, в воздухе пронесся громкий приветственный крик тридцати тысяч голосов: «Урра… Урра… Иен!.. Урра!.. Урра!.. Фо!»

Уолтер Дигби приказал дать один прощальный выстрел из большого орудия, после чего оба неуязвимых броненосца вскоре потонули в ночном тумане.

Два дня спустя суда эти подошли к острову Иену, но вошли в его гавань не проливом, которым входили суда, подлежавшие испытанию и не приобщенные еще к числу судов Общества, — а великолепным каналом, о самом существовании которого не было известно никому, кроме лоцманов Общества Джонок.