Аль-Каида - Лоуренс Райт

О’Нейл потратил немало служебного времени, знакомясь с полициями разных стран. Он нашел, что «копы» образуют всемирное братство. Некоторые из его запросов ставили в тупик местных детективов, незнакомых с продвинутой правоохранительной методикой, использовавшейся в ФБР. Элементарные процедуры, такие как снятие отпечатков пальцев, весьма редко применялись в Йемене. Местные полицейские не понимали, зачем, например, О’Нейлу потребовалась шляпа, которую носил один из подозреваемых (он собирался сделать с ее помощью анализ ДНК). Даже мусор, поднятый со дна залива и содержащий следы взрывчатого вещества и осколки фибергласового катера, был недоступен, пока ФБР не выкупило все у Йемена за миллион долларов. Мусор погрузили на баржу и отправили в Дубай для исследования.

В Йемене чрезвычайно высоко ценили статус. Поскольку Али Суфан представил О’Нейла как генерала, то его собеседником стал генерал Хамуд Наджи, глава президентской службы безопасности. Он в конце концов показал американцам место, откуда отправился в плавание катер самоубийц. Полиция нашла двенадцатилетнего мальчика по имени Хани, который ловил рыбу у пирса, когда террористы выгружали катер с прицепа. Один из них дал ему сто йеменских риалов — около шестидесяти центов, — чтобы он присмотрел за их внедорожником «Ниссан» и прицепом, но они так и не вернулись. Полиция арестовала Хани, чтобы быть уверенной, что он никуда не денется, а затем задержала также и его отца, чтобы обеспечить ему безопасность. «Если они так обращаются со свидетелями, сотрудничающими со следователями, — заключил О’Нейл, — то что будет с подозреваемыми?»

Джон также обследовал квартиру, где жили исполнители теракта. Она была чистая и опрятная. В спальне хозяина лежал молитвенный коврик, ориентированный на север в сторону Мекки. Раковина в ванной была полна волос, которые смертники сбрили со своего тела перед тем, как отправиться на задание. Следователи оказались под впечатлением, когда представили, как смертники совершали ритуальное омовение и последнюю молитву.

Сотрудничество налаживалось непросто. «Следствие достигло своей высшей точки, — заявил генерал Наджи. — Мы, арабы, очень упрямы».

Али Суфан парировал: «Вы имеете дело с другим арабом. Я тоже упрям».

Когда Суфан перевел этот разговор, О’Нейл подумал, что все же арабы не чета ирландцам. Он рассказал предание о клане О’Нейлов в Ирландии, у которых была репутация самых суровых мужчин в стране. Каждый год устраивались гонки на лодках к гигантскому камню, стоявшему посередине озера, и О’Нейлы всегда побеждали. Но однажды другой клан оказался более быстрым и вырвался вперед. Казалось, что вот-вот он первым достигнет камня. «И тогда мой предок достал меч, — сказал О’Нейл, — отрубил руку сопернику и первым коснулся скалы. Как ты думаешь, можно ли сравниться с такими людьми?»

Суфан и генерал посмотрели друг на друга. «Да, мы упрямы, — наконец произнес Суфан, — но не столь жестоки».

Одна из проблем, с которой столкнулись следователи, заключалась в том, что «Коул» все еще находился под угрозой затопления. Морские инженеры срочно пытались принять меры, чтобы это предотвратить. В конце концов огромное норвежское спасательное судно, специально спроектированное для монтажа нефтяных платформ, прибыло, чтобы подцепить снизу эсминец и отправиться с ним в долгое плавание к родным берегам. Радиовещательная система эсминца транслировала песню Кида Рока «American Bad Ass»[67].

Было так много потенциальных опасностей, что агенты часто спали в одежде и клали рядом с собой оружие. Следователи узнали у одного механика, что автомобиль, похожий на машину террористов, недавно ремонтировался в одном из гаражей, где в него были установлены металлические пластины, которые могли использоваться для придания взрыву направленного воздействия. Вполне возможно, что следующей целью террористов мог стать отель, где расположились агенты.

Бодайн считала все страхи преувеличенными. Она отметила, что агенты подозревают в недобрых намерениях всех, включая персонал гостиницы. Бодайн обратила внимание О’Нейла, что автоматные очереди, которые слышны в городе, не направлены непосредственно против американцев, а являются атрибутом местных свадебных церемоний. Однажды ночью, когда О’Нейлу нужно было отправиться на деловую встречу, стрельба раздалась прямо у входа в отель. Спецгруппа по освобождению заложников заняла огневую позицию. После этого Суфан отправился узнать, в чем дело.

«Эй, Али, — сказал О’Нейл, — будь осторожен!» Он сбежал вниз по ступеням отеля, чтобы убедиться, что Суфан надел бронежилет. Разочарования, стресс и опасность, наряду с вынужденно тесным общением, сблизили их. О’Нейл отзывался о Суфане как о своем «секретном оружии». Йеменцы обращались к нему «сын мой».

Когда он оказался на улице, снайперы взяли его под прикрытие. Йеменский офицер, находившийся на посту, узнал его и сказал, что все в порядке.

«Если все в порядке, тогда почему на улицах нет машин?» — спросил Суфан.

Офицер ответил, что рядом играют свадьбу. Суфан осмотрелся и увидел напротив отеля много мужчин в традиционной арабской одежде, некоторые сидели в джипах. У всех в руках были автоматы, хотя люди были явно гражданскими лицами, а не солдатами. Суфану вспомнились племенные волнения в Сомали, закончившиеся тем, что тела убитых американских солдат проволокли по улицам Могадишо. Такое, как он думал, могло произойти и здесь.

О’Нейл приказал морским пехотинцам выдвинуть два бронированных джипа на пересечение улиц возле входа в отель. Ночь прошла без происшествий, но на следующий день О’Нейл перебросил свою команду на военный корабль «Дулут», стоявший на рейде Аденского залива. Он получил разрешение от правительства Йемена на полеты вертолета с корабля на берег. Пилот на всякий случай делал немыслимые маневры, чтобы обмануть зенитную ракету, если бы она была выпущена. Вскоре О’Нейл отослал большую часть следователей домой. Он, Суфан и еще четверо агентов вернулись в отель, который из-за угрозы взрыва оставался пустым.

Отношения между Бодайн и О’Нейлом обострились до такой степени, что Маун был вынужден прилететь в Йемен, чтобы изучить ситуацию на месте. «Понятно, что она просто ненавидит его со всеми потрохами», — решил Маун, когда Бодайн пожаловалась ему, что О’Нейл не может вести дела с йеменцами. На протяжении десяти дней Маун беседовал со своими следователями и морскими офицерами. Каждый вечер, когда йеменские власти делают свои дела, он отправлялся на переговоры вместе с О’Нейлом, чтобы наблюдать, как тот ведет себя с партнерами. Встречи обычно затягивались допоздна. На Них О’Нейл очаровывал, льстил, умолял и давил на собеседников, чтобы хоть немного продвинуться вперед. В один из вечеров он попросил главу УПБ генерала Талиба Камиша предоставить фотографии подозреваемых, которых арестовали йеменцы. Дискуссия затянулась до раннего утра. В конце концов генерал Камиш дипломатично сказал, что вряд ли эти фотографии представляют ценность для ФБР, на что О’Нейл жалобно сказал, что в сложившейся ситуации эти фото ему просто необходимы. Маун мог бы просто сделать замечание своему подчиненному за излишнюю навязчивость. Но на следующий вечер генерал сдался и сказал: «Ну хорошо, я дам тебе эти фотографии».

О’Нейл поблагодарил и сразу же принялся его уговаривать, чтобы ему разрешили поговорить с подозреваемыми один на один, раньше чем их будут допрашивать йеменские следователи. Это были бесконечные мучительные переговоры, но, по мнению Мауна, обе стороны демонстрировали уважение друг к другу и даже симпатии. Генерал Камиш называл О’Нейла «братом Джоном». По возвращении Маун доложил директору ФБР, что О’Нейл демонстрирует завидное мастерство, назвав посла Бодайн «единственным инсинуатором». Он многое высказал Бодайн, перед тем как выехать из Йемена. При этом он не ссылался на О’Нейла, а говорил от своего имени. Естественно, что именно Маун нес главную ответственность за отправку О’Нейла. Он не мог не учитывать точку зрения Бодайн. В любом случае послу принадлежало последнее слово в том, кому из американцев разрешить пребывание в чужой стране, и О’Нейла не было в их числе.

В конце октября йеменцы арестовали Фахда аль-Кусо, оператора «Аль-Каиды», проспавшего момент взрыва и не успевшего заснять его на камеру. Кусо сообщил, что он и один из смертников передали в Бангкоке пять тысяч долларов Халладу — одноногому разработчику взрыва «Коула». Он сказал, что деньги были нужны Халладу для изготовления нового протеза. Протокол допроса передали в ФБР месяц спустя.

Суфан вспомнил, что имя Халлада он уже слышал от одного из информаторов, завербованного в Афганистане. Он описал боевика с металлическим протезом, который был эмиром в гостевом доме в Кандагаре. Бен Ладен называл его «мальчиком на посылках». Суфан и О’Нейл послали факсом фотографию из паспорта Халлада, и афганский агент опознал его. Это стало первым связующим звеном между подрывом «Коула» и «Аль-Каидой».