Донские казаки в борьбе с большевиками - И Поляков

Контакт Дона с немцами дал "оппозиции" весьма обильную пищу и послужил для нее ценным орудием против Краснова. Он не только сплотил ее, но и дал оппозиции возможность выйти из рамок личного недовольства и обиды против Донского Атамана и прикрыться более удобным флагом - несогласия с политикой, проводимой Красновым в отношении германцев. Таким образом, создалась весьма благоприятная почва для ожесточенной кампании против Донской власти. Общество раскололось на "ориентации". Вокруг них сплетались и разгорались страсти, а интересы личные и корыстные цели, лежавшие в основе донской "оппозиции", прикрылись пеленой интересов партийных и общественных. Глубоко неправ К. Каклюгин, когда он говорит193): "отношения к немцам были шире и глубже тех, вынужденных связей, которые создались вследствие оккупации немецкими войсками части Донской территории... В этих-то особенностях, в этой исключительнсти в отношениях Атамана с немцами и следует искать причины возгоревшейся борьбы". Только поверхностное наблюдение событий и незнание или умышленное искажение истинной подкладки, могло привести К. Каклюгина к подобному выводу. Деловой контакт Донской власти с немцами явился лишь удобной ширмой, за которую оппозиция спрятала свои побуждения личного порядка. В то же время, благодаря ему, разнородные, оппозиционно настроенные элементы, оказались спаянными в одно целое. Последнее обстоятельство надо объяснить тем, что донская "оппозиция" искусственным муссированием немецкого вопроса, в конце концов, сумела не только разжечь страсти в обществе, но и привлечь к решению вопроса широкие слои интеллигенции. Время уже сняло покровы и теперь ни для кого не может быть тайной, что наиболее действенным элементом оппозиции явилась группа, офицеров-партизан, лично обиженных и мстивших Атаману и его помощникам 194); вторая группа часть русской пришлой интеллигенции, настойчиво пытавшаяся присосаться к власти, но безуспешно; за ней шли представители донской интеллигенции, впитавшие в себя достижения бескровной" и оставшиеся тогда не у дел, но игравшие при Каледине видную роль. Они расценивали Атамана и его окружение противниками революции и идеи народоправства. Наконец, четвертую группу составляли руководящие круги Добровольческой армии, претендовавшие на подчинение себе Дона, но встретившие отпор в лице Атамана и Донского командования. Таков, в главных чертах, был состав "оппозиции". Впоследствии, к ней примкнули и некоторые представители кадетской партии, очутившиеся на Дону. Немецкий вопрос, надо полагать, только создал оппозиции благоприятные условия для взбудораживания общества и для агитации против Атамана. Подыскать тогда иные пункты обвинения ген. Краснову было невозможно. Без преувеличения можно считать, что всякий уволенный со службы, иногда с преданием суду за проступки, порой порядка криминального, или по каким-либо причинам не принятый на службу, или наконец. получивший предупреждение за вредную деятельность - находил место в "оппозиции". Не считаясь ни с моральным обликом, ни с удельным весом - там каждому были рады, как мученику существующего режима. Если раньше, например, лицо присвоившее казенные деньги, подвергалось вполне понятной обструкции - от него сторонились, избегали принимать в обществе, клеймили преступником и мошенником, то в "оппозиции" на такого субъекта смотрели как на "героя" и жертву произвола Донской власти. Между тем, как я уже упоминал, падение нравов и общая распущенность, проникшие тогда во все слои общества, побудили Донское Правительство для искоренения этих явлений применять суровые меры и строго карать нарушителей порядка. В итоге, число недовольных росло и, значит, крепла "оппозиция". В обществе образовался своеобразный тотализатор: одни играли на союзников, другие на немцев. Ставившие на первых полагали, что при победе союзников, последние не захотят иметь сношения с Атаманом, откажут в помощи Войску и Краснов вынужден будет уйти. Они намеренно подчеркивали свою враждебность к немцам, дабы в будущем, если верх возьмут союзники, заслужить их признательность. Ту же мысль оппозиция исподволь старалась внедрить казакам, убедить их в несомненной победе союзников над немцами и вызвать в казачьих массах естественную тревогу и опасение за будущее. И мало, очень мало, кто знал, что сам Краснов не делает никакой ставки ни на немцев, ни на союзников. Единственный его расчет, вера и надежда были донские казаки и разум русского народа, одурманенный большевистскими идеями. Краснов верил, что рано или поздно народ сам сбросит этот красный налет. Однако, несмотря на это и Краснову и его помощникам, оппозиция привесила также и ярлык "самостийности". Редко кто серьезно разбирался в этом вопросе, обычно смешивая понятия "самостийности" краевой, касавшейся внутреннего управления Областью, с "самостийностью" - порядка общего - Российского. В первом случае, Атаман Краснов был действительно самостийник. После Калединского урока 195), он не верил иногороднему населению Области, не допускал его к управлению краем и говорил: "Дон для Донцов". Но зато в вопросах политики общей, Краснов никогда не отделял Дона от России, считая их нераздельными. И никто другой, как он, постепенно воспитывал казачью массу в сознании необходимости бороться за "Единую, Неделимую". В своей программной речи перед Кругом 16 августа 1918 года Атаман говорил: "не спасут Россию ни немцы, ни англичане, ни японцы, ни американцы - они только разорят ее и зальют кровью . . . спасет Россию - сама Россия. Спасут Россию ее казаки, Добровольческая армия и вольные отряды Донских; Кубанских, Терских, Оренбургских, Сибирских, Уральских и Астраханских казаков. И тогда снова, как встарь, широко развернется над дворцом нашего Атамана бело-сине-красный русский флаг - Единой и Неделимой России" 196). Где же, в чем же здесь "самостийность"? И как низки и омерзительны кажутся после этого все обвинения, которые бросали враги Атамана, не гнушавшиеся никакими средствами дабы очернить ген. Краснова и поколебать его престиж в казачьей массе и обществе. Менее всего сам Краснов и его единомышленники опасались прихода союзников, считая, что если немцы - враги, помогали Дону в его борьбе с большевиками, то тем более, это обязаны будут сделать наши союзники, связанные с нами узами дружбы, запечатленными кровью в минувшую войну. Первое время "оппозиция" проявляла слабую деятельность. Но затем, окрепнув, она начала в борьбу постепенно втягивать разнообразные слои городского населения и расширять свою сферу влияния на станицы, а главное армию, что могло иметь глубокие последствия для всего освободительного движения. Ведение боевых операций и организация вооруженных сил войска отнимали у меня столько времени, что я, к глубокому своему сожалению, не мог уделить должного внимания этому вопросу и принятием соответствующих мер парировать в нужных случаях оппозиционные выступления или нужными мерами предупреждать самую возможность их возникновения. Моя ошибка заключалась в том , что я недооценивал значение вреда, наносимого оппозиционно настроенными элементами и всецело отдавался работе фронта. Между тем, мне думается, необходимо было подбором документальных данных и компрометирующего материала доказать командующему армией и Атаману гибельность последствий, каковые могут возникнуть, если к оппозиции не будут применены беспощадные меры, вплоть до предания военно-полевому суду. Я глубоко убежден, что такого рода меры, дали бы отличные результаты. Они, прежде всего, охладили бы у будирующего элемента пыл и притупили бы у него вкус к власти. Но этого сделано не было. К оппозиции применяли полумеры, уделяя все внимание борьбе с большевиками и забывая большевиков внутренних. Очередной задачей Донского командования в борьбе с красной гвардией, после овладения 28 апреля г. Ал. Грушевским, было очищение центра Области, т. е. восточной части Донецкого и 2-го Донского округов.

Осевшая здесь группа противника, состоявшая частью из остатков наших III и V армии, зараженных большевизмом и отошедших сюда с запада под давлением немцев, частью же из красногвардейцев местного происхождения (район изобилует неказачьим населением) совершенно отрезывала и парализовала весь север Дона от юга и сердца Области - Новочеркасска. Между 15 и 19 мая концентрическим наступлением донских войск, объединенных под командой ген. Фицхелаурова 197) (около 9 тыс. пехоты и конницы при 11 орудиях и 36 пулем.) отряд центральной группы противника, под начальством Щаденко, после жарких боев, был выбит из Донецкого округа. Уцелевшим его остаткам удалось пробиться на восток на соединение с Морозовским отрядом красных, что поставило войска ген. Мамантова в весьма критическое положение, вынудив их отбиваться на две стороны. Дабы спасти положение, было приказано ген. Фицхелаурову во что бы то ни стало разбить эту группу противника. Эту задачу он блестяще выполнил, сбив после семидневного упорного боя Морозовский отряд красных, который отступил на восток в район ст. Суворино, на железнодорожной линии Лихая-Царицын. Кстати сказать, эти победы не всегда легко давались казакам. Красные временами оказывали необычайно упорное сопротивление, особенно если они, успев основательно похозяйничать, награбили достаточно имущества, которое держали при себе. В таких случаях, не желая расстаться с награбленным, красногвардейцы проявляли большую стойкость и иногда встречали конные атаки донцов штыками. Отличное вооружение, богатая техника, включительно до броневых автомобилей и поездов, большие запасы огнестрельных припасов и, наконец, владение железными дорогами - сильно облегчали красным условия борьбы. Среди отбитой добычи в красногвардейских поездах нередко можно было найти абсолютно все, начиная от богатой обстановки, роялей, колясок и кончая дамской парфюмерией и дорогими винами, вплоть до шампанского. Так "товарищи", направляясь с фронта домой, попутно в больших городах совершали набеги и без разбора грабили все, что им попадалось, набивая этим свои эшелоны. Первое время захваченную добычу казаки дружин и полков считали собственностью своей части. Оружие давали казакам, которые еще его не имели, снаряды и патроны оставляли себе, а все остальное слали в станицу, как подарок женам или в общую станичную казну. К пленным большевикам казаки относились, в общем, свысока, пренебрежительно и чаще безразлично. Без суда не расстреливали. Пленных использовали, главным образом, на черных работах у себя, или с той же целью отсылали их в глубокий тыл. Зато пленным казакам пощады не давали. Были случаи, когда отец сына или брат брата приговаривали к смертной казни.