Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя - Сергей Демченко

А с остальным и подавно туго. Не будешь же совать обратно в землю целую найденную или отобранную у селян морковину или свеклу? Не даст она урожая, — даже Стебелев знал, что многие растения размножаются именно из семян. И лишь некоторые, как лук, чеснок и картофель, — непосредственно из самих этих продуктов. Да, морковь и та же свекла, будь они неладны, прорастут и дадут. Те же семена!!! Которые нужно будет сберечь аж до следующего года! Те же горох, фасоль, бобы, тот же лук с семян бы выполз… О зерне даже и не думали. Где оно?! Так даже высади — и жди месяцы. А до этого — есть собственные ногти? Или снова, значит, идти грабить…

Капитан вздохнул. Проклятье… Что им всем теперь делать? Что делать?!

«Работать я бы работал, ей-богу! И всех остальных заставил бы! После этих боёв они для меня чёрта с Луны достанут, ибо я выжить им, дуракам молодым, помог. Сам того не ведая и не ожидая от самого себя, — ведь я не полевой командир».

… И ведь все в части это знали. И все были уверены, что ушедшие с ним и погибшим уже лейтенантом Соловьём обречены в первые же дни. Что сможет противопоставить он, капитан Стебелев, тыловая крыса, прожжённым и закалённым в боях контрактникам и опыту самого полковника?!

Ан нет, — вон как оно, — получилось ведь! Да вот только что толку с того, что мы выжили именно сейчас? Через неделю мы превратимся в еле таскающих ноги голодранцев. Больных, слабых и голодных. Неужели…снова только одно, — грабить?! Вот только кого?! Не столь и много в горах селений, в которых можно много чем поживиться. Они тоже жили во многом тем, что привозили из города. А скот будут охранять хорошо, — не подступишься…

А у него в наличии — чуть больше ста семидесяти человек. Для прокорма это слишком много, а для конкурирования с Даниловым и ему подобными — катастрофически мало. Мы рискуем каждую неделю вот так же быть обложенными и умирающими. То даниловцами, то пастухами. И драться, драться…

Пока другие будут решать какие-то полезные для жизни вопросы, они будут погрязать в боях и гибнуть каждый день. На кой они все в это-то время — солдаты?! Почему не пахари?! Чёрт, чёрт!!!

Стебелев оглянулся. Группа в поисках топлива для костра и ночлега разбрелась по округе. Он один, — так и сидит на возвышении, наблюдая теперь за лагерем сверху. Бойцы, словно не желая мешать тяжким дума командира, оставили его в одиночестве. Кто это там внизу ближе всех лазит?

— Пастырнин, это…дай воды? — Стебелев с трудом ворочал распухшим, как и его мысли, языком. Подбежавший солдат еле понял, чего от него хочет вымотанный капитан. Вода, проваливаясь, словно в пересохший колодец, не сразу смогла смочить его прокопченное пороховой гарью и пылью горло. Напоив капитана, боец снова сбежал вниз наполнить водой враз опустевшую флягу.

Стебелев вернулся к прерванным размышлениям.

Скольких же он убил лично? Думаю, человек пять. Не больше. Или даже меньше. Тех, кто вчера жил с ним рядом. Испытывает ли он чувство угрызения или мучения совести? Трудно сказать. Скорее, он рад, что сам сейчас жив. И всё. Остальное — как в тумане.

Это уже неважно. Важно другое. Куда идти и что делать дальше? Может, двинуть в сторону Горячего Ключа? А что там? Одно и то же, что и везде. Базы, полные умалишённых туристов, застигнутых катастрофой? Драка за каждый ещё годный в пищу кусок? А есть ли там уже вообще, за что драться? И кому. Там теперь все либо людоеды, либо скелеты.

Хорошо, допустим, что боезапаса у нас осталось ещё на пару таких схваток, как эта, а дальше? Охотой жить? Много ль осталось в тех лесах дичи? Собаки? Эти твари теперь жрут трупы. И, отведав такой пищи, можно самим сдохнуть. Да и как есть уже такую мерзость?!

Отдельно стоящие фермы? Да там сами местные, небось, давно всё захапали и укрыли так, что их только базукой вышибать. Значит, снова — чтобы прокормиться, — убийство, и именно мирного населения? Господи, так есть ли выход?!

Капитан застонал и обхватил голову руками. Никогда ранее в неё не приходила мысль о том, что как же, всё-таки, это тяжко, — быть руководителем, не превратившись при этом в бандита, командующего преступниками в форме. Этакого атамана шайки «лесного братства», то есть уже «УРКОводителя». Проводника и вождя ослеплённых голодом и ненавистью ко всему миру убийц…

У которых на руках выданное страной оружие. Не может же быть, что теперь только один путь… «Путь».

VII

Что-то холодное и до предела острое коснулось его шеи, сзади голову придержали несильно, но с намёком, за лоб, а в левом ухе негромко прозвучало что-то до боли знакомое:

— Привет, дядя капитан! Как жив-здоров, рыжий герой?

— Привет… Да жив, как видишь, — одними губами отозвался Стебелев, мучительно гадая, — нападение или неудачная шутка? Обычно при атаке не здороваются с целью узнать о «здоровье». Ножом в горло — и дело с концом. Всё «здоровье».

Стебелев не был героем, но вот и умирать сегодня уже вроде как и не собирался. Хотя откуда человеку знать, — когда и как он «отлетит»…

— Ну и — что? — спросил он, словно подталкивая неизвестного к какому-то конкретному решению.

— Ну и то, ну и сё! Жрать, грю, хочешь, Стебелев? — Капитана аж подбросило:

— Чекун, ирод, ты?!

— Гы-ы-ы… — Нож исчез. Вместо него под носом оторопевшего капитана появился кусок чего-то забытого, пахнущего…пахнущего…ну так да, — молоком!

— Сыр, Стеблуша! Свежий и настоящий! Овечка одна тут тебе передала. Отняла у пробегавшего зайчика, да нам и поручила тебе доставить. Мы отдали честь и исполнили. А то ты думаешь, видно, — чё эт мы тут делаем, да? Сырка мы тебе специально принесли, прямо из Эдема. Мы там кажен день такое хряпаем. А опосля — блинами с икрой, прикинь, давимся… Там, капитошка, бананы прямо из стен растут, как грибы. Да ты кушай, чё ты прямо как в штаны наложил-то? Ну, мы. Ну, живые да здоровые. Не призраки, не ссы. Не ждал, что ли?! Ешь на здоровье, милой, ешь, не смотри ты на него так… — Чекун, осклабясь и сидя на корточках, наблюдал, как Стебелев, действительно тупо глядевший на кусок у него в руках, очнулся, откусил и сперва несмело, а потом всё уверенней, задвигал челюстями.

— Откуда ты, амбал, сюда вообще свалился?! — Глаза у Стебелева росли пропорционально убыванию куска в руках. Он сперва жевал чисто машинально, пока не стал, наконец, ощущать позабытого уже вкуса. Тогда он с возрастающим интересом воззрился на это, по нынешним временам, немыслимое сокровище. Которое он ел. Просто ел, — не жмурясь от удовольствия и не смакуя. Без подобающего торжественности момента почтения, что ли? «Пошло и обыденно как-то я ем такую ценность», — отчего-то подумалось вдруг ему. «Дожили».

— Так нас тут — у-у-у… Много тут нас, миста каптэйн. Как блох. Мы ж повсюду, и у нас длинные руки… — Сзади и правее кто-то над его ухом сухо щёлкнул пальцами. Капитан резко обернулся. Рядом, за его спиной и сбоку, тихо и как будто застыв и не дыша, сидели ещё трое. Антон Степанович поперхнулся:

— Черти, заикой оставите! — И начал приглядываться:

— Господи… — Круглов! Бузина!! Карпенко!!! Ну ни хрена ж себе… — Стебелев даже жевать перестал.

— Ну, эт ты загнул. Нас там ДО хрена, друг Стебелев. Говорю ж тебе. Очень даже. На вас хватит, не переживай. Ты жить хочешь? — проникновенный шепот Чекуна будил в капитане что-то предательски дрожащее на самых границах страха. Но Стебелев виду не подавал:

— Тю на тебя, идиот неразумный! Шо ты меня всё до инфаркта доводишь?! Вечно твои дурацкие шутки эти… — Стебелев, дожевав сыр, вытер пальцы о камуфляж и протянул руку Чекуну:

— Ну, здорово, бродяга! То кормит, то спрашивает о вечном. Ты меня что, — перед смертью откормить малость решил?

— А знаешь, капитан, а ты молодца, — не усрался. Я думал, ты сейчас орать начнёшь, брыкаться. Уважаю… Теперь понятно, почему вы лосям даниловским головы в панталоны калачом завернули. Героем ты оказался… — Василий в ответ очень крепко, по-товарищески, пожал руку Антона. То же сделали по очереди и остальные.

— Откуда знаешь? — покосился на него подозрительно Антон.

— Дык… Мы тут неподалёку заседали, коз пасли, чай с вареньем пили, да на вас на досуге зырили.

— А-а-а. А я вот тут теперь с ума схожу, весь в мыслях. Что теперь нам делать-то, Вася?! Ума не приложу. Ну, отбились. Ну, выжили, А что теперь? Куда, а? Кому мы, на хрен, нужны?!

— Я тебя ж спросил только что: ты жить хочешь?

— Жить? Хм… А как теперь надо жить, Васька? Людей жрать? Дерьмо по склонам собирать? Или попрошайничать? Или же в монахи податься самому, в Афон, плюнув на всех? Или паломником в Турцию вон двинуть?

— Ждут тебя там, как же…

— Вот и я о том же, Чекун. Ни-ко-му мы не нуж-ны. Точка. Только сами себе. А сами мы себе теперь не то, чтобы похлёбки сварить… Мы скоро от такой жизни сами себе штаны, чтобы поссать, без посторонней помощи уже не снимем, понимаешь? И посему скажу сейчас именно: пока я ещё жить хочу, да. А вот что скажу, допустим, через неделю — сам того не ведаю.