Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В парковый дом за площадью Сен-Маглуар! — приказал Плюмаж.
Портшез унесли. Галунье вошел в залу, дрожа мелкой дрожью. Он прикоснулся к шелкам! Плюмаж пребывал в задумчивости.
— Она прелестна! Прелестна! Прелестна! — твердил нормандец. — О, Гонзаго!
— Ризы Господни! — воскликнул Плюмаж с видом человека, пытающегося отогнать назойливую мысль. — Надеюсь, это дело мы ловко провернули!
— Какая атласная ручка! — простонал Галунье.
— Полсотни пистолей наши!
Плюмаж огляделся вокруг, словно был не вполне уверен, что заработал эти деньги.
— А талия! — не унимался Галунье. — Я не завидую ни титулам, ни золоту Гонзаго, но…
— Пошли отсюда! — прервал его Плюмаж.
— Ах, она надолго лишила меня сна!
Плюмаж схватил Галунье за шиворот и поволок за собой, но вдруг, вспомнив, заявил:
— Милосердие велит нам освободить старуху и мальчонку.
— А ты не находишь, что старуха неплохо сохранилась? — спросил его брат Галунье.
Ответом ему был сильнейший удар кулаком по спине. Плюмаж повернул ключ в скважине. Но дверь он не успел открыть: со стороны лестницы раздался голос горбуна, о котором они оба, можно сказать, забыли:
— Я доволен вами, храбрецы, но наши труды еще не закончены. Останьтесь!
— Ишь, как он приказывает, этот скрюченный обсосок! — пробурчал Плюмаж.
— Сейчас, когда ничего не видно, — заметил Галунье, — голос его производит на меня странное впечатление. Так и кажется, что где-то когда-то я его уже слышал.
Повторяющиеся резкие звуки свидетельствовали о том, что горбун бьет кресалом о кремень, высекая огонь. Зажглась лампа.
— Прошу прощения, но что же нам еще осталось сделать, господин Эзоп? — осведомился Плюмаж. — Мне кажется, вас так прозывают?
— Да, Эзопом, Ионой и еще многими именами, — ответил горбун. — А теперь внимательно слушайте, что я вам прикажу.
— Поклонись его сеньорству, Галунье! Он сейчас прикажет, разрази его гром!
Плюмаж поднес руку к шляпе. Галунье повторил его жест и издевательским тоном добавил:
— Ждем повелений вашего превосходительства!
— И правильно делаете! — сухо бросил горбун.
Оба носителя шпаг переглянулись. Галунье утратил насмешливый вид и пробормотал:
— А все-таки я уже слышал этот голос.
Горбун вытащил из-под лестницы два фонаря на длинных палках, какие по ночам несут перед каретой, и зажег их.
— Возьмите их, — сказал он.
— Вот те на! — угрюмо пробурчал Плюмаж. — Уж не думаете ли вы, что мы можем догнать носилки?
— Если носильщики продолжают так же бежать, они уже далеко, — подтвердил Галунье.
— Берите!
Горбун был упрям. Наши храбрецы взяли каждый по фонарю.
Горбун показал пальцем на дверь, откуда несколько минут назад вышла донья Крус, и сообщил:
— Там есть еще одна девушка.
— Еще! — в один голос ахнули Плюмаж и Галунье. И Галунье вслух подумал:
— Так вот почему вторые носилки!
— Эта вторая девушка, — продолжал горбун, — завершает туалет. Она, как и первая, выйдет из этой двери.
Плюмаж указал глазами на лампу и заметил:
— Она увидит нас.
— Увидит.
— А что же нам тогда делать? — осведомился гасконец.
— Сейчас скажу. Вы, не прячась, почтительно подойдете к ней и сообщите: «Мы здесь, чтобы проводить вас на бал во дворец».
— Но в наших инструкциях об этом ни слова, — удивился Галунье.
А Плюмаж спросил:
— А девушка нам поверит?
— Поверит, если вы назовете имя того, кто вас прислал.
— Господин Гонзаго?
— Нет! И тем паче поверит, если вы скажете, что ваш господин будет ждать ее, когда пробьет полночь, — хорошенько запомните это! — в дворцовом парке на поляне Дианы.
— Так что же, у нас, черт меня раздери, сейчас два господина? — возмутился Плюмаж.
— Нет, — ответил горбун, — только один, но он зовется не Гонзаго.
Говоря это, горбун подошел к винтовой лестнице и поставил ногу на первую ступеньку.
— И как же зовется наш господин? — поинтересовался Плюмаж, тщетно старавшийся сохранить на лице заносчивую улыбку. — Надо думать, Эзоп Второй?
— Или Иона? — подбавил Галунье.
Горбун взглянул на них, и оба опустили глаза. Медленно горбун произнес:
— Ваш господин зовется Анри де Лагардер!
Оба вздрогнули и, казалось, даже как-то сжались. Внезапно охрипнув, оба тихо повторили:
— Лагардер.
Горбун поднимался по лестнице. С верхней площадки он взглянул, как они смиренно, покорно стоят, и произнес одно-единственное слово:
— Исполняйте!
После этого он скрылся.
Дверь наверху захлопнулась, и Галунье тихо ойкнул.
— Витый туз! — буркнул Плюмаж. — Мы видели дьявола. — Ну что ж, мой доблестный друг, будем исполнять.
— Ризы Господни! Придется быть послушными, как детишки» и исполнять, — согласился гасконец. — Да, представь себе, я, кажется, узнал…
— Маленького Парижанина?
— Да нет, в этой девушке, что мы запихнули в портшез, я узнал миленькую цыганочку, которую видел в Испании с Лагардером.
Галунье вскрикнул: дверь комнаты Авроры отворилась.
— Что с тобой? — вздрогнув, спросил гасконец. Теперь все здесь нагоняло на него страх.
— Девушка, которую я видел с Лагардером во Фландрии, — заикаясь, пробормотал Галунье.
На пороге стояла Аврора.
— Флор! — позвала она. — Где ты?
Плюмаж и Галунье, держа каждый по фонарю, приблизились к ней, отвешивая поклоны. Решение «исполнять» с каждой минутой все больше упрочивалось в них. Надо сказать, что со своими заржавленными шпагами они являли пару самых великолепных лакеев, каких только можно представить. Не всякий церковный привратник мог бы соперничать с ними по части выправки и умения держать себя. Аврора в придворном наряде была столь прелестна, столь хороша, что они застыли на месте и восхищенно воззрились на нее.
— Где же Флор? Неужели эта сумасшедшая уехала без меня?
— Без вас, — словно эхо, произнес гасконец.
— Без вас, — повторил нормандец.
Аврора подала веер Галунье, а букет Плюмажу. Право, глядя на нее, вы бы решили, что она всю жизнь пользовалась услугами лакеев.
— Я готова, — объявила она, — едем! Подобно эху, прозвучало:
— Едем!
— Едем!
Усаживаясь в портшез, Аврора спросила:
— Да, а где я встречусь с ним?
— На поляне Дианы, — прямо-таки тенорком пропел Плюмаж.
— В полночь, — добавил Галунье.
Все это они сообщили, склонясь в самом смиренном поклоне.
Носилки тронулись. Напоследок Плюмаж-младший и брат Галунье, держа в руках фонари, обменялись поверх крыши портшеза взглядами. И во взглядах этих читалось: «Исполняем!»