Надменный индюк - Эмилия Марр

Стою у стены и бьюсь об неё затылком. Что делать?!

– Диана?

Рядом стоит Давид, опершись рукой о стену, в его взгляде читается удивление.

– Что-то не так? Что случилось?

Взглянув на него, понимаю, что, несмотря на свои раны и болезненное состояние, он сильный, он сможет защитить. Давид полон решимости узнать, что происходит у меня на душе. Сейчас в его глазах я вижу готовность кинуться мне на помощь, только бы я согласилась её принять.

И я решаюсь. Кроме него, мне сейчас никто не поможет защитить Сашку.

Я беру его под локоть и увожу в сторону. Он удивлён моими действиями, но не противится, а послушно следует в указанном направлении.

Оказавшись в тёмном переходе, начинаю рассказывать о письме с угрозами и о своих опасениях, что данная авария могла быть организована и против Саши тоже.

Давид в шоке от услышанного, но в доли секунды справляется с эмоциями и говорит:

– Спасибо, что доверилась мне, – осторожно касается моей руки, как будто ожидая, что я её отдёрну или запрещу прикасаться. А мне сейчас так нужно его содействие, поэтому ничего не делаю и просто принимаю это прикосновение как поддержку. – Я обеспечу безопасность Романову. Но для этого переберусь к нему поближе.

Достает из брюк телефон и, набрав номер, начинает разговаривать на своём родном языке. Его голос звучит серьёзно и мужественно. Я не понимаю ни одного слова, но на интуитивном уровне осознаю, что он защитит Сашу.

Пока он занят разговором, снова осматриваю его и замечаю, что он одет уже иначе, нежели утром.

Давид ловит мой взгляд и рукой показывает: «Одну минутку», а завершив разговор, говорит:

– Я ещё не видел Саню, меня позвали на перевязку. Дан уговорил переодеться во что-то лёгкое, не стесняющее движений. Ещё обезболивающее вкололи, чтобы легче было передвигаться.

Сочувствую ему, это, конечно, всё жутко неприятные ощущения.

– Как в общем себя чувствуешь?

Он отводит взгляд и пожимает плечами.

– Всё нормально. Теперь бы дождаться, когда Романов проснётся. Хоть поговорить с ним, и… – нервно проводит по волосам, – попросить прощения, а ещё… поблагодарить, что мне жизнь спас…

Он всё ещё переживает, что является виновным в аварии.

Сжимаю его руку в попытке уменьшить его чувство вины. Теперь моя очередь оказать ему поддержку. Он накрывает мою кисть своей ладонью и улыбается благодарной улыбкой.

– Диана, я… Мне нужно тебе кое-что сказать. И я всю прошлую неделю думал. И не знал, что делать. А сейчас, после этой ночи, когда чуть не потерял друга и не погиб сам, я много чего переосмыслил в своей жизни… – Давид делает глубокий вдох, – и…

Вдруг дверь в отделение резко открывается, и входят двое мужчин в костюмах и Даниэль, брат Дэва. Увидев нас, он помахал рукой и направился к нам.

Выяснилось, что Дэв договорился о переводе его в палату к Саше, а эти двое мужчин тут для охраны. А если два друга будут в одной палате, тогда и защиту можно поставить на двоих.

И таким образом от крестных пока можно будет скрыть тот факт, что охраняют и Сашку тоже.

Уже второй раз Давид мне хочет что-то сказать, и его постоянно прерывают. Одна часть меня очень ждёт этих слов, так как видеть его в таком состоянии и не иметь права прикоснуться или обнять – причиняет боль. Душа стремится быть рядом с ним постоянно.

Но, с другой стороны, готова ли я дать положительный ответ?

Вспоминаю, какие вещи он мне говорил, на меня как будто обрушивается ушат воды, и мои мысли сразу приходят в порядок. Пока разговор с Давидом надо отложить.

К вечеру Саша опять проснулся, но, немного поблуждав взглядом по палате, вновь уснул.

Весь день так и прошёл в ожидании, а ближе к ночи меня отправили домой.

Уже в девять утра следующего дня я была в больнице, но уже вместе с Соней. Она приехала, как только узнала о Сашке. Отправив крестных домой, мы с Соней вступили на «дежурство». Медперсонал косо поглядывал на нас, они не привыкли наблюдать столько посторонних людей в палате, но дядя Саша воспользовался своими связями и деньгами, поэтому в лицо нам никто ничего не говорил.

Постучав в дверь, мы открыли её и прошли в палату.

Давид, поникнув, сидел у Сашкиной кровати, но наше появление заставило его улыбнуться. Он поприветствовал Соню, а после приклеился ко мне взглядом, как будто ждал всю ночь и наконец-то дождался моего возвращения. Соня тоже это замечает и, когда он не видит, крутит у виска пальцем или «стреляет» из пальца в голову.

Дэв, когда понял, что выдал свои эмоции, постарался скрыть их, часто опуская взгляд или отводя его в сторону, пока я возилась с привезённой из дома едой.

Вдруг Сашка шевелится и открывает глаза. Мы сразу окружаем его со всех сторон и осыпаем вопросами:

– Саш, ты как?

– Как себя чувствуешь?

Он медленно осматривает нас троих, а после, остановив взгляд на мне, негромко произносит:

– Ты кто?

В шоке, делаю шаг назад, не веря своим ушам. Он меня не помнит? Романов потерял память?

– Ты моя девушка? – вновь шокирует нас Сашка своим высказыванием.

В этот момент случайно бросаю взгляд на Давида. Он с безэмоциональным, посеревшим лицом отворачивается к окну.

– Саш, – опять подхожу к кровати, – ты меня не помнишь? Я Диана, твоя подруга детства. Мы жили на одной лестничной площадке. Ты забыл, что ли?

Проходит несколько томительных минут, мы все взволнованно пытаемся всмотреться в Сашкины глаза и найти в них узнавание. Но ничего не происходит.

– Надо, наверное, позвать доктора и сказать, что он…

– Да расслабься, Ди, шуток не понимаешь? – вдруг с издевающимися нотками произносит этот смертный. И главное, голос слабый, но всё равно не упускает возможность поиздеваться надо мной.

В изумлении уставилась на этого балвана и, неосознанно вскинув руку, ударила его в плечо.

– Ты идиот! Так прикалываться.

Сашка засмеялся, а затем его лицо скорчилось в болезненной гримасе.

– Чёрт, как больно. У вас такие лица были ржачные, бля-я. Как больно. – Трогает себя в районе рёбер.

Все вместе начинаем его упрекать в глупом розыгрыше, лишь Давид с ухмылкой и неподдельной радостью смотрит на своего друга.

– Успокойся, блин! Это тебе в наказание! Дурак.

– Ди, какая ты скучная. Бе…

– Пошёл ты, Саш. Выйдешь отсюда, и я тебе устрою сольник стендапа. А сейчас мне не до шуток.

Уже