Князь Серебряный, Упырь, Семья вурдалака - Алексей Толстой

Мы все сидели во дворе за столом, на котором для нас были поставлены творог и молоко в кринках. Зденка пряла; ее невестка готовила ужин для детей, игравших тут же в песке; Петр с наигранной беззаботностью чтото насвистывал, занятый чисткой ятагана - длинного турецкого ножа; Георгий, облокотившись на стол, сжимал голову ладонями, был озабочен, глаз не сводил с дороги и все время молчал.

Я же, как и все остальные, поддавшись тоскливому настроению, меланхолично глядел на вечерние облака, обрамлявшие золотую полосу неба, и на очертания монастыря, поднимавшегося над сосновым лесом.

Этот монастырь, как я узнал позднее, славился некогда чудотворной иконой богоматери, которую, по преданию, принесли ангелы и оставили ее на ветвях дуба. Но в начале минувшего века в те края вторглись турки, они перерезали монахов и разорили монастырь. Оставались только стены и часовня, где службу совершал некий отшельник. Он водил посетителей по развалинам и давал приют богомольцам, которые по пути от одной святыни к другой охотно останавливались в монастыре «божьей матери дубравной». Все это, как я уже упомянул, мне стало известно лишь впоследствии, а в тот вечер занимала меня уж никак не археология Сербии. Как это нередко бывает, если только дашь волю своему воображению, я стал вспоминать прошлое, светлые дни детства, мою прекрасную Францию, которую я покинул ради далекой и дикой страны. Я думал о герцогине де Грамон и - не буду этого скрывать - думал также о некоторых современницах ваших бабушек, чьи образы невольно проскользнули в мое сердце вслед за образом прелестной герцогини.

Вскоре я позабыл и о моих хозяевах, и о предмете их тревоги.

Георгий вдруг нарушил молчание:

- Скажика, жена, в котором часу ушел старик?

- В восемь часов, - ответила жена, - я слышала, как в монастыре ударили в колокол.

- Хорошо, - проговорил Георгий, - сейчас половина восьмого, не позднее.

И он замолчал, опять устремив глаза на большую дорогу, которая исчезала в лесу.

Я забыл вам сказать, милостивые государыни, что когда сербы подозревают в комнибудь вампира, то избегают называть его по имени или упоминать о нем прямо, ибо думают, что так его можно вызвать из могилы. Вот почему. Георгий, когда говорил об отце, уже некоторое время называл его не иначе, как «старик».

Молчание продолжалось еще несколько минут. Вдруг один из мальчиков, дернув Зденку за передник, спросил:

- Тетя, а когда дедушка придет домой?

В ответ на столь неуместный вопрос Георгий дал ребенку пощечину.

Мальчик заплакал, а его младший брат, и удивленный и испуганный, спросил:

- А почему нам нельзя говорить о дедушке? Новая пощечина - и он тоже примолк. Оба мальчика заревели, а взрослые перекрестились.

Но вот часы в монастыре медленно пробили восемь. Едва отзвучал первый удар, как мы увидели человеческую фигуру, появившуюся из лесу и направившуюся в нашу сторону.

- Он! - воскликнули в один голос Зденка, Петр и их невестка. - Слава тебе, господи!

- Господи, сохрани и помилуй нас! - торжественно проговорил Георгий. - Как знать, прошло ли уже или не прошло десять дней?

Все в ужасе посмотрели на него. Человек между тем все приближался к нам. Это был высокий старик с белыми усами, с лицом бледным и строгим; двигался он с трудом, опираясь на палку. По мере того как он приближался, Георгий становился все мрачней. Подойдя к нам, старик остановился и обвел свою семью взглядом как будто не видящих глаз - до того они были у него тусклые и впалые.

- Что ж это, - сказал он, - никто не встает, никто не встречает меня? Что вы все молчите? Иль не видите, что я ранен?

Тут я заметил, что у старика левый бок весь в крови.

- Да поддержи отца, - сказал я Георгию, - а ты, Зденка, напоила бы его чемнибудь, ведь он, того гляди, упадет.

- Отец, - промолвил Георгий, подойдя к Горче, - покажи свою рану, я в этом знаю толк, перевяжу тебя…

Он только взялся за его одежду, но старик грубо оттолкнул его и обеими руками схватился за бок:

- Оставь, коли не умеешь, больно мне!

- Так ты в сердце ранен! - вскричал Георгий и весь побледнел. - Скорей, скорей раздевайся, так надо - слышишь!

Старик вдруг выпрямился во весь рост.

- Берегись, - сказал он глухо, - дотронешься до меня - прокляну! - Петр встал между отцом и Георгием.

- Оставь его, - сказал он, - ты же видишь, больно ему.

- Не перечь, - проговорила жена, - знаешь ведь, он этого никогда не терпел.

В эту минуту мы увидели стадо, возвращающееся с пастбища в облаке пыли. То ли пес, сопровождавший стадо, не узнал старика хозяина, то ли другая была причина, но едва только он завидел Горчу, как остановился, ощетинился и начал выть, словно бы ему чтото показалось.

- Что с этим псом? - спросил старик, серчая все более. - Что все это значит? За десять дней, что меня не было, неужто я так переменился, что и собственный пес меня не узнал?

- Слышишь? - сказал своей жене Георгий.

- А что?

- Сам говорит, что десять дней прошло!

- Да нет же, ведь он в срок воротился!

- Ладно, ладно, я уж знаю, что делать. Пес не переставая выл.

- Застрелить его! - крикнул Горча. - Это я приказываю - слышите!

Георгий не пошевелился, а Петр со слезами на глазах встал, взял отцовскую пищаль и выстрелил в пса - тот покатился в пыли.

- А был он мой любимец, - проговорил он совсем тихо. - С чего это отец велел его застрелить?

- Он того заслужил, - ответил Горча. - Ну, стало свежо, в дом пора!

Тем временем Зденка приготовила питье для старика, вскипятив водку с грушами, с медом и с изюмом, но он с отвращением его оттолкнул. Точно так же он отверг и блюдо с пловом, которое ему подал Георгий, и уселся около очага, бормоча сквозь зубы чтото невнятное.

Потрескивали сосновые дрова, и дрожащие отблески огня падали на его лицо, такое бледное, такое изможденное, что, если бы не это освещение, его вполне можно было принять за лицо покойника. Зденка к нему подсела и сказала:

- Ты, отец, ни есть не хочешь, ни спать не ложишься. Может, расскажешь, как ты охотился в горах.

Девушка знала, что эти слова затронут у старика самую чувствительную струну, так как он любил поговорить о боях и сражениях. И в самом деле, на его бескровных губах появилось чтото вроде улыбки, хотя глаза смотрели безучастно, и он ответил, гладя ее по чудесным белокурым волосам:

- Ладно, дочка, ладно, Зденка, я тебе расскажу, что со мной было в горах, только уж какнибудь в другой раз, а то сегодня я устал. Одно скажу - нет в живых Алибека, и убил его я. А ежели кто сомневается, - прибавил старик, окидывая взглядом свою семью, - есть чем доказать!

И он развязал мешок, висевший у него за спиной, и вытащил окровавленную голову, с которой, впрочем, его собственное лицо могло поспорить мертвеннобледным цветом кожи! Мы с ужасом отвернулись, а Горча отдал ее Петру и сказал:

- На, прицепи над нашей дверью - пусть знает всякий, кто пройдет мимо дома, что Алибек убит и никто больше не разбойничает на дороге, кроме разве султанских янычар!

Петр, подавляя отвращение, исполнил, что было приказано.

- Теперь понимаю, - сказал он, - бедный пес выл от того, что почуял мертвечину!

- Да, почуял мертвечину, - мрачно повторил Георгий, который незадолго перед тем незаметно вышел, а теперь вернулся: в руке он держал какойто предмет, который тут же поставил в угол - как мне показалось, это был кол.

- Георгий, - вполголоса сказала ему жена, - да неужто ты…

- Брат, что ты затеял? - заговорила и сестра. - Да нет, нет, ты этого не сделаешь, верно?

- Не мешайте, - ответил Георгий, - я знаю, что мне делать, и что надо - то сделаю.

Тем временем настала ночь, и семья ушла спать в ту часть дома, которую от моей комнаты отделяла лишь тонкая стенка. Признаюсь, что все, чему я вечером был свидетель, сильно на меня подействовало. Свеча уже не горела, а в маленькое низенькое окошко возле самой моей постели вовсю светила луна, так что на пол и на стены ложились белые пятна вроде тех, что падают сейчас здесь, в гостиной, где мы с вами сидим, милостивые государыни. Я хотел заснуть, но не мог. Свою бессонницу я приписал влиянию лунного света и стал искать, чем бы завесить окно, но ничего не нашел. Тут за перегородкой глухо послышались голоса, и я прислушался.

- Ложись, жена, - сказал Георгий, - и ты, Петр, ложись, и ты, Зденка. Ни о чем не беспокойтесь, я посижу за вас.

- Да нет, Георгий, - отвечала жена, - уж скорее мне сидеть, ты прошлую ночь работал, - наверно, устал. Да и так мне надо приглядеть за старшим мальчиком, - ты же знаешь, ему со вчерашнего нездоровится!

- Будь спокойна и ложись, - говорил Георгий, - я посижу и за тебя!

- Да послушай, брат, - промолвила теперь нежным, тихим голосом Зденка, - по мне, так нечего и сидеть. Отец уже уснул, и смотри, как мирно и спокойно он спит.

- Ничегото вы обе не понимаете, - возразил Георгий тоном, не допускающим противоречия. - Говорю вам - ложитесь, а я спать не буду.

Тут воцарилась полная тишина. Вскоре же я почувствовал, как отяжелели мои веки, и сон меня одолел.