Советская фантастика 80-х годов. Книга 1 (антология) - Виталий Севастьянов

И сумерки были, и ветер обретал язык в листьях, и роса пала на землю.

И увидел Егор, как из глубины темного леса вспучиваются, поднимаются смутные пузыри, наполненные земными испарениями, как раздуваются они, лопаются с треском и оттуда выпрыгивают существа на тонких мохнатых ногах и рассаживаются на поляне, гомоня и горланя. И голоса их были ненастоящими, как будто сделанными из чего-то.

— Тишина! Тишина! — прокричал рассыпчатый, ржавый голос. — Мы начинаем!

И наступила тишина.

— Основной темой сегодняшней сходки, — начал мягкий и мшистый голос, — является вопрос о сущности так называемого человека. Что есть человек? Каково его место в природе? Вреден или полезен человек? Нужно ли и возможно ли бороться с человеком? Вот основные тезисы. Кто начнет?

— Я! — сказал ржавый голос. — Как всем известно, человек есть существо замкнутое, не способное к метаморфозам, ограниченное во времени и в пространстве. В отличие от нас человек обособил себя и противопоставил природе. Тысячи лет идет борьба человека и природы, но в последнее время человек развил такие темпы наступления, что само существование живой природы, а значит и нас самих, стоит под угрозой полного истребления. Человек считает себя существом, наделенным живой душой, но дело в том, что его душа принадлежит только ему и ничему больше. Именно это в корне разнит нас и его. Самым большим заблуждением человека является то, что на всей земле он только себя считает одушевленным и на основании этого не щадит природу, перекраивает на свой лад, использует ее только в своих интересах. Исходя из сказанного, предлагаю объявить человека вредным существом.

Загомонили, запищали, заверещали, затопали ногами, защелкали зубами.

— Вредный! Конечно, вредный! Он нас со света сживает! Он нас под корень рубит!

— Душа! — громко произнес жестяной голос. — Что есть душа? Попрошу без мистики! Мне чужды ваши представления о душе. Я — просто дерево. При чем здесь душа? Когда убивают дерево, я ухожу в другое и живу в нем, пока и его не срубят. Деревьев много, и я всегда нахожу себе подходящее тело. Если человеку нужны деревья для пищи, то он имеет на это такое же право, как бобры, зайцы и гусеницы. Ведь он живет с нами на одной земле. И, кстати, кто видел душу человека?

— Я видел! — воскликнул смолистый голосок. — Она такая большая, прозрачная, в ней что-то кипит и временами фонтанирует. Она тщательно обходит деревья и боится сырости.

— Бред и пустые враки, — сказал жестяной. — Природа создала и нас, и человека. А отличаемся мы только тем, что мы не вычленяем себя из природы, а человек поставил себя в особое положение. Именно это определило его путь, и не нам судить об этом.

— Нет, нам! Нам! Кому же еще, как не нам! — заголосили существа. — Он судит нас, делит на вредных и полезных для него, уничтожает одних, а других насаждает по своему усмотрению. Он травит реки, губит рыбу, вырубает леса, убивает зверей! Это он причиняет нам боль, это он губит нас!

— Да, все это так, — сказал ржавый голос, и все затихли. — Человек, без сомнения, существо вредное, и с ним надо бороться. Но как? Он сильнее нас. Прошли те времена, когда мы могли побороть его. Он не боится даже наших антропоморфных воплощений. Он даже не верит в нас!

— Надо оживить трупы убитых им деревьев, — сказал мшистый, — чтобы они проросли сквозь него корнями и ветками. Надо оживить шкуры убитых им зверей, чтобы они впились ему в горло. Надо одушевить зерна убитых им трав, чтобы они задушили его изнутри. Я знаю, что надо делать!

— Да! Да! — закричали все. — Мы сделаем так!

— Спокойно! — сказал жестяной. — Это все глупости. Он все равно победит нас. Я знаю другой путь. Только я скажу о нем тихо, чтобы не услышал Егор.

И он что-то зашептал. Существа заахали, заверещали приглушеннее. Егор дождался ветра, наклонил свои ветви пониже, но все равно ничего не расслышал, кроме то и дело произносимого своего имени. Тогда он напрягся, вспучился пузырем на стволе дерева и, лопнув, стал человеком. Новенькая серая шерсть покрывала его, но он не удивился ей. Поднял толстый сухой сук и приблизился к кругу сидящих. Они повернули к нему свои нечеловеческие лица и замолчали.

— Егор — это я, — сказал он. — Здесь, кажется, говорили обо мне? Кто вы такие? Отвечайте!

Существа зашевелились, захихикали и заговорили вразнобой:

— Такие же, как ты! Единоплеменники! Братишки единоутробные! Егорка, брательник, иди к нам!

К нему потянулись лапы, когти, крылья, извитые стебли, бугристые корни, чешуйчатые морды, мохнатые рыла. Егор отступил на шаг и поднял сук.

— Значит, человека решили извести? Ясно. А человек сейчас изведет вас. Вот так!

И Егор с размаху опустил палку на скопище существ. Палка прошла сквозь них и, не причинив вреда, врезалась в землю.

— Да какой же ты человек, Егор? — спросил мшистый голос, и Егор увидел его обладателя.

Был он похож на старую плюшевую обезьяну. Лохматые длинные лапы с потертостями и тусклыми обломанными когтями свисали вдоль тела, голова наклонена вперед и вниз, губы отвисли, не прикрывая беззубого рта.

— Ты теперь наш, — сказал мшистый и, обратясь к остальным, громко произнес: — Вот вам и путь!

— Дай, я тебя обниму, браток, — нежно произнес ржавый голос, и к Егору потянулся некто толстый, круторогий, брыластый, лопоухий. — Как я рад, что ты с нами.

— Еще чего! — возмутился Егор, увертываясь и размахивая палкой. — А ну, пошли отсюда! Нечисть проклятая, лешаки!

— А сам-то кто! Сам-то кто! — загалдела толпа. — На себя погляди!

— Ну и что? Обычная человеческая внешность. А вы уж точно — лешаки.

— От лешего и слышим! — захохотали вокруг. — Ты уж полегче, братишка! Негоже родственникам грубить.

— Ладно, — сказал Егор, — мы еще поговорим. Найду я на вас управу.

— А вот и не найдешь! А вот и не найдешь!

— Ладно, — повторил Егор и вошел в дерево.

Внутри он растекся по ветвям, сбросил листья, замедлил движение соков и стал ждать весны.

Было темно, тепло и уютно. Егор чувствовал, что существует, и больше ничего не надо было ему, только лежать, ни о чем не думать, медленно ожидая весны, когда можно будет раскрыть почки и начать расти вверх и в стороны, ожидая того времени, когда прилетят птицы и поселятся на нем, как на карнизах башни, и запоют свои песни на понятных ему языках. Он знал, что так будет, и поэтому ждал спокойно и терпеливо.

Что-то дотронулось до его бока. Он шевельнулся и лениво подумал о том, что это, наверное, дятел стукнул клювом, но не испугался. Дятел казался продолжением его самого, как и личинки жуков, что зимовали под корой.