Патрульные апокалипсиса - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так передали Андрэ, мсье. «Позвоните в Берлин».
Ликвидатор в шоке уставился на любезного клерка. Потом, не сказав ни слова, выбежал из магазина.
Глава 25
Карин де Фрис настояла на переезде с Дру в отель «Нормандия». — Мы просто хотим сэкономить деньги Госдепартамента. Как налогоплательщик я настаиваю на этом!
— Да вы как с цепи сорвались, на людей бросаетесь. Ладно, побудьте еще денек в форме и парике. Мы вас охраняем, как скаковых лошадей. Я объясню начальству в отеле, что вы парочка компьютерных чудаков, которых мы терпеть не можем, но вынуждены использовать.
Разговор вызвал раздражение у Стэнли Витковски — он не любил, когда его обходили с фланга.
День клонился к вечеру. Лэтем сидел за столом и читал запись устного отчета своего старшего брата в Лондоне после побега из долины Братства. Карин предложила ему запросить эту бумагу: по поводу Гарри Лэтема возникало все больше вопросов.
— Тут так и сказано, — сказал Лэтем, подчеркивая слова на листке бумаги. — Гарри никогда не утверждал, что имена высечены на камне... Послушай-ка: «Я привез материал, а оценить его — ваше дело».
— Значит, он и сам сомневался? — спросила Карин, сидящая на тахте в гостиной, опустив газету.
— Да нет, он просто допускал это как вероятность, а не как возможность. При малейшем намеке, что ему могли «всучить липу», он просто-таки взорвался. Вот тут: "Зачем им это? Я внес большой вклад в их дело. Они мне верили!"
— Он точно так же взорвался, когда я сказала, что у Братства на него заведено досье.
— Он тогда на нас обоих набросился. А сразу после этого, когда я спросил, кто такой Крёгер, он произнес слова, которые я на всю жизнь запомню... «Я-то не должен говорить об этом, а вот Александр Лесситер может». Он раздваивался: то был самим собой, то Лесситером. До чего же это тяжело.
— Знаю, дорогой, но все уже кончилось. Он покоится с миром.
— Надеюсь, очень надеюсь. Я не религиозен и, по правде говоря, не люблю большинство религий. Насилие, которое во имя них творили, так же богоподобно, как Чингисхан. Но если смерть — это вечный сон, я приемлю такое положение дел, и Гарри тоже.
— Ты что, в детстве никогда не ходил в церковь?
— Ходил. Моя мать — пресвитерианка из Индианы, подпорченная академизмом Новой Англии. Поэтому она и решила, что мы с Гарри должны регулярно посещать церковь до шестнадцати лет. Я продержался до двенадцати, а Гарри бросил еще в десять.
— И она не возражала?
— Конфликтовать она никогда не умела, лишь на соревнованиях — вот тут была настоящей тигрицей.
— А отец?
— Тоже персонаж. — Дру откинулся на стуле, улыбаясь. — Как-то в воскресенье мама приболела и сказала отцу отвезти нас в церковь, забыв, что он там никогда не был. Он, конечно, дорогу не нашел, а мы с Гарри помогать ему не собирались. Наконец он остановил машину и сказал: «Идите вон в эту». Только это была не наша церковь.
— Главное, что церковь.
— Не совсем. Это была синагога.
Они оба рассмеялись, и тут зазвонил телефон. Лэтем поднял трубку.
— Слушаю.
— Это я, Моро.
— Что-нибудь прояснилось с вашим секретарем? Я имею в виду, известно, кто мог ее убить?
— Абсолютно ничего. Жена обезумела от горя, занимается похоронами. Никогда не прощу себе, что усомнился в ней.
— Вылезайте из власяницы, — посоветовал Дру. — Она не поможет.
— Знаю. К счастью, есть чем себя занять. Жена посла сделала первый шаг. Около часа назад она подъехала к дорогому магазину кожаных изделий на Елисейских полях, отпустила такси, а потом исчезла.
— Магазин кожаных изделий?
— Для верховой езды: седла, сапоги. Он славится сапогами.
— Сапожник?
—Можно и так сказать.
— Так это ж то, что мы нашли у нациста, пытавшегося снести мне голову! — нетерпеливо перебил его Лэтем. — У него была квитанция о починке обуви на имя Андрэ.
— Где она?
— У Витковски.
— Я пошлю кого-нибудь за ней.
— Мне казалось, вам не нравится посылать своих людей в посольство.
— Противно лишь, когда вопросы задают.
— Тогда не надо. Стэнли посылает машину за Карин — она едет к врачу. Я скажу, чтоб передал квитанцию с водителем. Подождите! -Дру хлопнул себя по лбу — его осенило, он прищурился, как человек, пытающийся что-то припомнить. — Вы сказали, жена Кортленда скрылась?
— Вошла и не вышла. Мои люди считают, ее куда-то увезли. За домом обнаружили служебный вход и маленькую стоянку. А что?
— Может, это неудачный бросок через все поле, Клод, но у того нациста в Булонском лесу было кое-что еще. Пропуск в луна-парк на окраине города.
— Странная вещь для такого человека...
— Я и говорю, это дальний бросок, но согласитесь: довольно странно, что нацистский киллер хранит в бумажнике пропуск в комнату смеха.
— Стоит попытаться, — сказал Моро.
— Я свяжусь с Витковски. Как только придет машина за Карин, — я тут же получу и квитанцию и пропуск. А пока вызывайте свой тайный экипаж и ждите меня у бокового входа в отель.
— Договорились. Оружие у вас есть?
— Я вчера вечером не вернул пистолет Алана Рейнольдса сержанту. Он так рассвирепел из-за моей отлучки из отеля, что я боялся, он наденет перчатки, застрелит меня и скажет, будто это сделал Рейнольдс. Так что у меня их теперь два.
— Интересная мысль. Кто-нибудь из моих, наверно, так бы и поступил. До встречи.
— Приезжайте. И поскорей.
Дру повесил трубку и посмотрел на Карин, которая стояла у тахты. Лицо ее явно выражало недовольство.
— Я сейчас звоню полковнику, хочешь поздороваться?
— Нет, хочу поехать с тобой.
— Оставьте, леди, вы едете к врачу. Ты думаешь, обманула меня вчера вечером? Ничего подобного. Ты ушла в ванную, и тебя долго-долго не было. Я включил свет и увидел кровь возле подушки. А потом нашел бинты в корзине. У тебя кровоточила рука.
— Да ничего особенного...
— Пусть мне врач это скажет. И кстати, если это так, почему тогда у тебя рука согнута в локте, вопреки земному притяжению? Ты что, благословляешь кого-то или опять не хочешь запачкать бинт?
— А ты наблюдательный, мерзавец!
— Так болит, значит?
— Приступами, изредка. Это ты, наверно, виноват.
— Давненько ты мне ничего приятного не говорила.
Лэтем встал из-за стола. Они подошли друг к другу и обнялись.
— Господи, как хорошо, что я тебя нашел!
— А я тебя, милый мой.
— Мне так хотелось бы подыскать какие-то удивительные слова, способные точно передать, что я чувствую. Да вот только у меня опыта маловато. Прости, я, наверное, сморозил чушь.
— Вовсе нет. Ты взрослый мужчина и к тому же не монах. Поцелуй меня.
Они долго и страстно целовались, чувствуя, как нарастает возбуждение. Тут, конечно же, как всегда, зазвонил телефон.
— Ответьте, офицер Лэтем, — шутливо приказала Карин, осторожно высвобождаясь и глядя ему в глаза. — Кто-то очень своевременно пытается нас остановить. Работать надо.
— Меня эта форма что, в генерала превратила? — парировал Дру, одетый в гражданское. — Если да, тот сукин сын, кто в он ни был, просидит пятьдесят лет в Левенворте.
Он подошел к столу и поднял трубку:
— Слушаю.
— Если б ты мне подчинялся, — резко сказал полковник Витковски, — то провел бы остаток жизни в Левенворте за нарушение долга!
— Именно такую участь я и готовил, но только для тебя. Правда, я временно лишился чина.
— Заткнись. Только что позвонил Моро и спросил, говорил ли я с тобой о луна-парке.
— Как раз собирался звонить. Желудочные колики помешали...
— Ну спасибо, -прошептала де Фрис.
— Кончай треп, — продолжил полковник. — Машина за Карин вышла, у сержанта то, что тебе нужно. Мне, наверно, надо бы быть с вами, ребята, но Соренсон хочет, чтоб я тут покрутился. Пытаемся придумать, как облегчить Кортленду возвращение домой.
— Как он среагировал?
— А ты как бы среагировал, если б Карин оказалась неонацисткой?
— И думать не хочется.
— А Кортленд справился. Он был потрясен, но поверил. Уэсли — боец старой закалки, как и я. Он не затягивает петлю, пока не представит подтверждения, чтоб все выглядело бесспорно.
— Забавная формулировка, но я понял.
— Суть в том, что посол с нами. Он исполнит свою роль.
— Лучше вызови актера Виллье. А то возвращение посла на супружеское ложе превратится Бог знает во что.
— Мы над этим работаем. Кортленд боится оставаться с ней наедине. Мы тут собираемся устроить ему ночные вызовы.
— Неплохо. Вместе с задержкой рейса это может сработать.
— Должно. Как твоя подруга?
— Постоянно врет. У нее рука болит, а она не признается.
— Настоящий солдат.
— Идиотка настоящая.
— Машина будет через десять минут. Подожди, пока пехотинцы войдут, потом ее выводи.
— Будет сделано.
— Удачной охоты.
— Главное, чтоб не сорвалось.