Глубокая охота - Михаил Александрович Лапиков

– Фотоконтроль атаки проведён, – откликнулась Антонина Мифунэ. – Подтверждаю, видимых повреждений цель не имеет. Уходит прежним курсом на полном ходу.

– Эй, – сказала Рысь. – Тоня. Похоже, нас все игнорируют.

– Угу, – откликнулась та. «Имперец» и впрямь стремительно, на полном ходу, шёл дальше. Если торпедные попадания и сказались на его скорости, на глаз этого даже не получалось заметить.

– Ну и чего ты ждёшь? – спросила у неё Пшешешенко. – Давай. Покажи класс. Девочки прикроют.

– Класс? – удивилась Мифунэ. – Подруга, ты о чём?

– Спасения на водах, как в ангаре хвасталась. – Рысь указала ей на крохотный плотик возле горящего и тонущего самолёта. Яркий бензиновый костёр пока что закрывал его от мстительных имперских комендоров, но вряд ли надолго. – Давай. Сделай мечты реальностью. Несколько минут у нас точно есть.

– Ха, – Антонина Мифунэ усмехнулась. – Фотик мой подержи?

Глава 23

The Germans never came so near to disrupting communications between the New World and the Old as in the first 20 days of March 1943.

Captain Stephen Wentworth Roskill

Подводник в бою

О чём может думать командир имперской подводной лодки накануне решающего сражения? На этот вопрос работники пера и печатного станка давно уже дали пару десятков ответов, где различается лишь соотношение пафосности и сентиментальности. Рекомендованное «сверху», по слухам, составляло три к одному. То есть на каждую мысль о родной сакуре или берёзе требовалось не меньше трёх раз подумать о Янтарном троне, радости отдать жизнь за императора и приумножении славы дважды Непобедимого Имперского флота.

Фон Хартманн уже почти час думал о лопнувшей резинке трусов. Проблема совершенно дурацкая, когда ты дома, рядом со шкафом, в котором нижний ящик забит этими самыми трусами-носками. И горе, если шкаф за полмира, вторые трусы брошены в стирку, а еще одни на прошлой неделе упокоились в мусоре… и при этом ткань форменных брюк замечательно умеет впитывать пот и натирать кожу.

Конечно, оставался вариант соорудить что-то из бинтов, но…

– Море шумит…

– Шта, прастите?

– Виновата, комиссар, – поправилась Кантата. – Множественные шумы прямо по курсу. Очень множественные. И взрывы глубинных бомб.

– Контрольное бомбометание, – вслух предположил Ярослав. – А может, и гоняют кого-то. Ладно. Приготовиться к погружению. Средний вперед, рули вниз на полную.

– На сколько ныряем?

– Не знаю.

– Но…

– Вы почувствуете нужную глубину, – пообещал фон Хартманн. – Или увидите. Сейчас для нас главным будет вот этот прибор, – Ярослав указал на градусник, отвечавший за температуру забортной воды. – Кто знает хоть какие-то молитвы – молитесь!

– А… о чем?

– О чем? – переспросил фрегат-капитан. – Можно, к примеру, о даровании победы имперскому оружию. Вроде в той карманной книжице, что комиссар выдавала, такие молитвы были. Да, ещё… если кто-то придумает молитву, чтобы глубина термоклина оказалась меньше, чем наша глубина разрушения, будет ну просто замечательно.

– Знаешь, Ярик, – после долгой паузы отозвалась Татьяна Сакамото, – я чувствую, что ты хотел нас тут как-то подбодрить… но, честно говоря, получилось у тебя не очень.

– Думаешь?

– Уверена! – Татьяна, приподнявшись на носках, выщелкнула из держателя бакелитовую грушу микрофона. – Слушать в отсеках! Говорит комиссар. Девчонки… мы идем на вражеский конвой. Империя ждет, что каждая исполнит свой долг… и мы с командиром тоже на вас надеемся. Не подведите нас.

По мнению фон Хартманна, для увеличения градуса пафоса лучше бы подошла знаменитая фраза маршала Тоца – про сорок веков, глядящих… ну, например, с верхушки перископа. Хотя подлинный возраст обнаруженных на ируканской равнине неизвестно чьих древних руин до сих пор служил предметом постоянных споров между археологами.

– Девяносто саженей. Сто. Сто двадцать.

Треск пришёл откуда-то с кормы. Вроде бы негромкий металлический звук, заставляющий позвонки ледяным крошевом осыпаться вниз. Крик боли металла под чудовищным давлением океанской толщи. Вот он повторился, став громче.

– Корпус выдержит, – с нарочитой уверенностью заявила комиссар. – Должен выдержать. Новые стали позволяют и на триста нырять. А все швы автомат делает и потом их на рентгеновском аппарате проверяют. Выдержим…

– Сто пятьдесят.

«Должны проверять», – тоскливо подумал Ярослав. Только и в экипажах должны быть нормально, по полному циклу подготовки натасканные парни, а не худосочные пигалицы. Что бы там ни орало министерство лжи и дезинформации, даже самая патриотически настроенная баба не сможет с ходу заменить у станка мобилизованного токаря шестого разряда. Вал по плану и план по валу, а сейчас мы на своей шкуре проверим всю эту хрень предельным давлением.

– Сто семьдесят.

В анамнезе у рода фон Хартманнов числились довольно сильные способности к чтению ауры и даже ближним пророчествам. Правда, у самого фрегат-капитана многочисленные проверки не выявили даже зачатка дара, но сейчас момент входа «Имперца» в термоклин он скорее предвидел, чем ощутил.

– Сто девяносто.

– Выравниваемся. Вперёд в режиме подкрадывания.

Градусник еще не успел отреагировать, но осторожное, кончиками пальцев касание борта подтвердило – все сделано верно, более плотный слой воды принял субмарину в свои объятья, словно пуховая перина. Чуть покачавшись, подводная лодка замерла на полпути между черной бездной… и смертью. Они успели, теперь оставалось лишь ждать и…

Со стороны кормы донесся грохот, затем… Поначалу Ярослав даже не понял, что именно может издавать подобные звуки – то ли лопнувшая магистраль воздуха высокого давления, то ли пока еще тонкая струя воды. Лишь когда после звонкого хлопка звук оборвался полувсхлипом, фрегат-капитан сообразил, что это был визг. Женский, вернее, девчоночий.

– Доктора в дизельный… – хрипло выплюнул динамик.

Фон Хартманн махнул рукой комиссару и взял микрофон.

– Главмех, доложите обстановку. Потери, повреждения…

– В железе потерь пока нет. – Ван Аллен сделала паузу, и Ярослав живо представил, как Сильвия откидывает со лба непослушную прядь, оставляя на лице очередную темную полосу. – Сальники текут как последняя с… ну и к рулям наверняка будут вопросы, но пока вроде все держится. В потерях Атёна… то есть оберматрос Мартенс. Мы её кое-как скрутили, но… Надеюсь, доктор сможет как-то помочь.

Она замолчала, и фрегат-капитан сумел разобрать звучащее фоном плачущее бормотание. Не-хочу-умирать-не-хочу-умирать-не-хочу-вонючая-гремящая-жестянка-не-хочу-не-хочу-не-хочу…

– Вас понял.

– Мы держимся, командир, – тихо сказала главмех. – И лодка держится.

С запахами на «Имперце» ещё довольно пристойно, подумал фон Хартманн. Девочка просто не была на старых подлодках, там уже через месяц плесень везде, а уж ароматы…

Пинг. Пинг. Пинг.

Постоянные импульсы гидролокаторов, хоть и ослабленные, царапали нервы не хуже когтей Завхоза. На их фоне редкие глухие удары глубинных бомб воспринимались как облегчение. Далеко… значит, не по нам… значит, не видят и не слышат…

Если верить часам, длилось это не очень долго. Ярослав