Три сердца и три льва (сборник) - Пол Андерсон

Тролльбург лежал в каких-то нескольких милях от наших позиций. Я видел его. Город расстилался внизу, затемненный от наших бомбардировок. Как было бы славно, если бы у нас оказалось атомное оружие! Но пока тибетцы вращают свои колеса, молясь о предотвращении атомной войны, такого рода идеи останутся ненаучной фантастикой.

Кот вытянул трубой хвост и мяукнул. Вирджиния наискось направила метлу вниз.

Мы приземлились в гуще деревьев, и она обернулась ко мне:

– Их дозоры, должно быть, поблизости. Я не решилась сесть на крышу. Нас было бы слишком легко заметить. Придется отправиться отсюда.

Я кивнул:

– Годится. Подождите минутку.

Я осветил себя фонариком. Как трудно было всего десять лет назад поверить, что трансформация может не зависеть от наличия луны! Затем Вирнер доказал, что этот процесс – просто результат воздействия поляризованного света с правильно подобранной длиной волны на щитовидную железу. И корпорация «Поляроид» сделала очередной миллион долларов на «линзах превращения». Нелегко идти в ногу с нашим ужасным и удивительным временем, но я бы не сменял его ни на какое другое.

Превращение обычно начинается с того, что ты весь будто покрываешься рябью и начинаешь дрожать. Меня пронзила смешанная с восторгом боль, потом короткое похмельное головокружение. Атомы перегруппировались, образуя новые молекулы. Некоторые нервные окончания удлинились, другие, наоборот, исчезли. Кости на мгновение сделались текучими, мышцы растягивались, словно резиновые. Затем тело стабилизировалось. Я встряхнулся, просунул хвост через клапан облегающих брюк и ткнулся носом в ладонь Вирджинии. Она потрепала меня по шее, позади шлема.

– Ну что, – шепнула она, – в путь…

Я повернулся и нырнул в кустарник.

Многие пытались описать возникающие при превращении ощущения, но все они потерпели неудачу. Ибо нет в человеческом языке подходящих слов. Зрение сделалось менее острым. Очертания звезд над головой расплылись, мир стал плоским и бесцветным. Зато я ясно слышал все звуки ночи. Эти звуки превратились почти в рев; это были сверхзвуки.

Целая вселенная запахов била в ноздри. Аромат мокрой травы и почвы, где кишели спешно спасающиеся бегством полевые мыши. От мышей исходил горячий запах, чуть сладковатый. Отчетливый запах оружия, масла, нефти. Неясная вонь дыма… Бедное человечество, с притупленными чувствами, равнодушное к этому изобилию!

Труднее всего передать, что представляла собой моя психика. Я был волком. Волком, у которого нервы, жилы и инстинкты – волчьи. И волчий же, острый, хотя и ограниченный, разум. Я сохранил человеческую память, и цели мои были целями человека, но все это сделалось каким-то нереальным, грезоподобным. Мне приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не пуститься в погоню за первым же попавшимся зайцем. Неудивительно, что в былые времена оборотни заслужили дурную славу. Это было еще до того, как мы поняли, что превращение включает и изменение психики. До того, как оборотням начали с детства давать надлежащее воспитание.

Мой вес – сто восемьдесят фунтов, а закон сохранения материи соблюдается при превращениях столь же строго, как и все остальные законы природы. Так что я был весьма крупным волком. Но я с легкостью скользил сквозь кусты, мчался вдоль лугов и оврагов – тень среди прочих движущихся теней.

Я уже почти проник в город, когда уловил запах человека и приник к земле. Серый мех дыбом встал на загривке. Я ждал. Мимо прошел часовой. Это был высокий бородатый мужчина. Его золотые серьги слабо поблескивали в свете звезд. Обернутый вокруг шлема тюрбан казался огромным на фоне Млечного Пути.

Я дал ему пройти и двинулся следом, пока не увидел следующего караульного. Часовые были расставлены вокруг всего Тролльбурга. Каждый расхаживал по дуге в сто ярдов, встречаясь на ее концах с напарником. Нам будет непросто…

Какой-то неясный шум отозвался в ушах. Я пригнулся, стараясь слиться с землей. Вверху, словно привидение, проплыл один из ковров-самолетов. Я увидел два пулемета и мужчин, сидящих на корточках за ними. Ковер неспешно летел на малой высоте, описывая круг над кольцом караульных. Тролльбург хорошо охранялся.

Как бы то ни было, Вирджинии и мне необходимо было пробраться сквозь эти дозоры. Мне пора было совершать обратное превращение, чтобы использовать всю мощь человеческого разума. Инстинкт волка повелевал мне просто наброситься на ближайшего человека, но тогда в мои покрытые шерстью уши вцепился бы весь гарнизон.

Выждать? Может быть, это действительно необходимо.

Сделав петлю, я вернулся обратно в чащу. Свартальф цапнул меня когтями и пулей взлетел на дерево. Вирджиния Грейлок испуганно вскочила, в руке ее поблескивал пистолет. Затем она расслабилась и несколько нервно засмеялась. Я мог бы и сам, в моем теперешнем облике, использовать фонарик, висящий на шее, но ее пальцы справились с этим быстрее.

– Итак? – спросила она, когда я снова стал человеком. – Что вы выяснили?

Я описал положение дел. Она нахмурилась и закусила губу. Губа, правда, была слишком хороша, чтобы с ней обращались подобным образом.

– Скверно, – сказала Вирджиния. – Я боялась чего-нибудь подобного…

– Послушайте, вы сможете быстро обнаружить этого ифрита?

– О да. Я училась в Конголезском университете и в совершенстве владею колдовским чутьем. Но что из этого?

– Я отвлеку их внимание, нападу на кого-нибудь из часовых и подниму шум. У вас появится возможность незаметно пролезть через линию караула. Оказавшись в городе, вы, надев шапку-невидимку…

– Нет. Их системы обнаружения не хуже наших. Невидимость давно устарела.

– Мм… думаю, вы правы. Как бы то ни было, в темноте будет легче добраться туда, где хранится ифрит. Ну а там уж как повезет. Заранее не угадаешь…

– Я подозревала, что нам предстоит что-то вроде этого, – ответила она и вдруг добавила с поразившей меня нежностью: – Но, Стив, у нас будут некоторые шансы спастись…

– Только не в том случае, если они поразят меня серебром. Правда, их пули в основном обычный свинец. Расчет они ведут на той же основе, что и мы. В среднем каждая десятая пуля должна быть серебряной. У меня, вероятно, шансов девяносто из ста вернуться целым и невредимым.

– Лжец, – сказала она. – Но храбрый лжец.

Я отнюдь не храбрый. Подмывает иногда помечтать о Кузнечной долине, об Аломо, о холме Сан-Хуан… Или о Касабланке, под которой наша численно превосходящая армия остановила три панцирные дивизии Африканского корпуса фон Огерхауза. Подмывает – но только если ты сам уютно расположился где-нибудь в безопасности.

Предохраняющие от страха чары сползли с меня, в животе заворочался тяжелый ком – однако иной возможности выполнить приказ я не видел. Потерпи наша попытка неудачу, и нас ожидал в лучшем случае военно-полевой суд.

– Когда они пустятся на охоту за мной, я собью их со следа. Собью и постараюсь вновь встретиться с вами.

– Спасибо. – Она вдруг встала на цыпочки и поцеловала меня.

Впечатление было ошеломляющее.

Я замер на мгновение, глядя на нее:

– Что вы делаете в субботу вечером?

Меня чуть-чуть трясло.

Она рассмеялась:

– Не забивайте себе голову, Стив. Я из кавалерии…

– Да, но война не может продолжаться до бесконечности.

Я улыбнулся. Улыбнулся веселой, хотя и вымученной улыбкой. Она пристально заглянула мне в глаза.

Мы обсуждали все детали так тщательно, как только возможно. Вирджиния особых иллюзий не питала. Ифрита наверняка хорошо охраняли, да и сам по себе он представлял большую опасность. Рассчитывать, что нам обоим удастся увидеть восход солнца, было слишком наивно.

Я снова принял волчий облик и ткнулся ей в руку. Она взъерошила мне мех, и я скользнул в темноту.

Я избрал часового, удалившегося на некоторое расстояние от дороги (дорогу, разумеется, перегораживала застава). По сторонам от намеченной жертвы виднелись еще люди, медленно расхаживающие вперед и назад.

Скользнув за пень, находившийся почти точно на пути часового, я выжидал.

Он приблизился, и я прыгнул. Успел увидеть глаза и зубы, блестевшие на бородатом лице, услышать его вскрик, уловить исходившую от него струю страха… а затем мы столкнулись. Он опрокинулся, отбиваясь. Я щелкнул зубами, целясь в глотку. Челюсти сомкнулись на его руке, и я почувствовал горячий соленый вкус крови.

Он завизжал. Я понял, что крик услышан на линии охраны. Два ближайших сарацина мчались на помощь. Я разорвал первому глотку и сжался в ком, чтобы прыгнуть на второго.

Он выстрелил. Пуля пронзила тело, оставив зазубрину острой боли. Я зашатался. Но он не знал, как следует обращаться с оборотнем. Ему бы упасть на колено и стрелять безостановочно, пока не настанет черед серебряной пули. В случае необходимости следовало отбиться от меня, пусть даже штыком, и продолжать стрелять. А этот…

Он бежал ко мне, взывая к Аллаху своей еретической секты.