За борт! - Клайв Касслер

Его охватил ужасный страх, он закричал, стал звать жену и охрану, но даже голос его сделался другим, более низким и хриплым.

Вскоре открылась дверь в нише стены и вошел маленький человек с худым интеллигентным лицом. У него были темные глаза, озадаченный вид, а в руке он держал шприц.

— Как мы сегодня, господин президент? — вежливо спросил он.

Удивительно, язык иностранный, а президент его понимает. Потом он услышал собственный крик:

— Я Оскар Белкая, а не президент Соединенных Штатов. Я Оскар…

Он замолкает: игла шприца погружается в его руку.

Озадаченное выражение не сходит с лица маленького человека, оно словно приклеено. Человек кивает в сторону двери; появляется другой, в тусклой тюремной одежде, и ставит на металлический стол, прикованный к полу, видеомагнитофон. Подключает аппарат к четырем розеткам в столе и выходит.

— Это чтобы вы не сбросили наш новый урок на пол, господин президент, — говорит худой человек. — Надеюсь, вы найдете его интересным.

Он включает запись и выходит.

Президент пытается прогнать этот кошмар, вырваться. Но все кажется слишком реальным, чтобы быть причудливым сном. Он чувствует запах своего пота, ощущает, как ремни натирают кожу, слышит эхо своих раздраженных криков. Голова его падает на грудь, и он начинает неконтролируемо всхлипывать, а магнитофон продолжает передавать сообщение. Очнувшись, президент поднимает голову, словно сбрасывая огромную тяжесть, и оглядывается.

Он сидит у себя в кабинете в Белом доме.

Секретарь Оутс позвонил Дэну Фосетту по частной линии.

— Как обстановка? — спросил он без лишних слов.

— Критическая, — ответил Фосетт. — Повсюду вооруженная охрана. Не видел столько войск со времен службы в Пятом полку морской пехоты в Южной Корее.

— А президент?

— Строчит указания, как пулемет Гатлинга. Ни одного советника больше не слушает, меня тоже. С ним все трудней встретиться. Две недели назад он уделял большое внимание противоположной точке зрения или возражениям. Теперь с этим все. Вы соглашаетесь с ним, или он выпроваживает вас за дверь. Меган Блэр и я — единственные, кто еще допущен в его кабинет, но мои дни сочтены. Я уйду, прежде чем крыша рухнет.

— Оставайтесь, — сказал Оутс. — Для всех лучше, если вы и Оскар Лукас будете рядом с президентом. Вы наша единственная связь с Белым домом.

— Ничего не получится.

— Почему?

— Говорю вам: даже если я останусь, я ничего не смогу. Я быстро поднимаюсь на самый верх перечня тех, кто не угоден президенту.

— Тогда верните его хорошее отношение, — приказал Оутс. — Пресмыкайтесь перед ним и поддерживайте любые его идеи. Соглашайтесь на все, но постоянно сообщайте нам о его действиях.

Наступила долгая пауза.

— Хорошо. Сделаю все, чтобы у вас была информация.

— И предупредите Оскара Лукаса, пусть будет готов. Нам потребуется…

— Могу я спросить, что происходит?

— Пока нет, — коротко ответил Оутс.

Фосетт не стал настаивать. Он сменил тему.

— Хотите знать о последних решениях президента?

— Плохие?

— Очень плохие, — подтвердил Фосетт. — Он говорит о выходе из НАТО.

Оутс так сжал телефонную трубку, что побелели костяшки.

— Его надо остановить, — мрачно сказал он.

Голос Фосетта доносился как будто издалека.

— Мы с президентом давно вместе, но в интересах страны я вынужден согласиться.

— Оставайтесь на связи.

Оутс положил трубку, повернулся в кресле к окну и задумался. Полуденное небо было зловеще серым, в Вашингтоне шел дождь, и скользкие тротуары отражали странные очертания федеральных зданий.

В конце концов именно ему придется взять бразды правления, с горечью думал Оутс. Он знал, что за последние тридцать лет всех до единого президентов унижали, поносили, на них клеветали, и он ничего не мог с этим поделать. Эйзенхауэр оказался последним главой Белого дома, которого после ухода уважали так же, как при вступлении в должность. Сколь бы праведным и умным ни был каждый следующий президент, пресса и несметные вашингтонские чиновники забрасывали его камнями; и у Оутса не было никакого желания становиться их мишенью.

От размышлений его оторвало гудение селектора.

— К вам мистер Броган и еще один джентльмен.

— Пригласите, — приказал Оутс.

Когда Броган вошел, Оутс встал и вышел из-за стола. Они обменялись кратким рукопожатием, и Броган представил стоящего рядом с ним человека — доктор Реймонд Эджли. Оутс сразу распознал в нем ученого.

Модные прическа и галстук свидетельствовали, что он во всем следует обычаям кампуса. Эджли был худ, с жесткой бородой и густыми бровями, делающими его похожим на Мефистофеля.

— Доктор Эджли — начальник программы „Глубина“, — объяснил Броган. — По поручению Агентства он в университете Колорадо занимается контролем над мозгом.

Оутс жестом пригласил их сесть на диван, а сам уселся напротив, за мраморный столик для кофе.

— Мне только что звонил Дэн Фосетт. Президент хочет вывести наши войска из НАТО.

— Еще одно доказательство, подкрепляющее нашу позицию, — сказал Броган. — Такой шаг выгоден только русским.

Оутс повернулся к Эджли.

— Мартин рассказал о наших подозрениях относительно поведения президента?

— Да, мистер Броган ввел меня в курс.

— Как вы расцениваете ситуацию? Могут ли президента побуждать к предательству?

— Действия президента точно свидетельствуют о драматическом изменении личности, но пока он не пройдет целую серию тестов, мы не можем быть уверены, что имеют место изменения в мозге или внешнее влияние.

— Он никогда не согласится на обследование, — сказал Броган.

— Тут загвоздка, — согласился Эджли.

— Не расскажете, как осуществляется влияние на мозг президента, доктор? — спросил Оутс.

— Если мы действительно имеем дело с этим, — ответил Эджли, — то вначале субъекта на определенное время заключают в камеру, напоминающую матку, где нет никаких чувственных ощущений. В это время мозг пациента изучают, анализируют его сигналы, дешифруют их и переводят в язык, с которым может оперировать компьютер. Следующий шаг — создание имплантата, в данном случае микрочипа, содержащего необходимые данные, и микрохирургическое введение его в мозг.

— Вас послушать, это все так же буднично, как удаление гланд, — сказал Оутс.

Эджли рассмеялся.

— Я, конечно, излагаю сжато и сверхупрощенно, на самом деле процедура чрезвычайно тонкая и сложная.

— Что происходит после введения микрочипа в мозг?